В дипломатии, как и в войне, американцы склонны соглашаться только на полную победу, и договор оказался очень непростым. Опросы общественного мнения показывали мощную оппозицию; противники договора были гораздо более откровенны, чем его защитники. «Единственные люди, которым не все равно, — это те, кто выступает против него», — признал один из помощников Белого дома.[2124] Сама идея отказа от канала была неприемлема для большинства консерваторов. «Мы купили его, мы заплатили за него, он наш, и мы собираемся сохранить его», — часто ревел Рейган, аплодисменты, которые легкомысленно игнорировали реалии конца двадцатого века, но затрагивали глубоко прочувствованные эмоции. Американские военные рассматривали договоры как ещё один признак слабости нации, предлагая дальнейшее поощрение, по словам обозревателя New York Times Хэнсона Болдуина, «грошовым диктаторам и мелким агрессорам повсюду».[2125] Консерваторы развернули яростную лоббистскую кампанию против договора. С другой стороны, крупные деловые организации поддержали его как способ развития торговли в Латинской Америке. Религиозные группы поддержали его, чтобы избавиться от «колониальных позиций девятнадцатого века».[2126] Ожесточенные дебаты бушевали по всей стране с августа 1977 года по апрель 1978 года и в Сенате на протяжении первых месяцев 1978 года. Ключом к победе администрации стало принятие двух поправок, тщательно проработанных и проведенных через верхнюю палату демократом Робертом Бердом из Западной Вирджинии и республиканцем Говардом Бейкером из Теннесси. Первая давала Соединенным Штатам четкие права после 2000 года на военное вмешательство, чтобы сохранить канал открытым, а американским кораблям — переходить в головную часть линии во время кризиса. Изначально эта поправка носила характер меморандума о взаимопонимании и была официально включена в договор после весьма необычных переговоров между сенатором Бейкером и Торрихосом. Сторонники договора отклонили семьдесят семь поправок, призванных искалечить документ, и ратифицировали его на один голос больше, чем необходимые две трети.[2127]
Картеру принадлежит большая заслуга в заключении договоров о каналах. Конечно, администрация не справилась со своими усилиями по содействию одобрению договора Сенатом. Масштабная кампания по связям с общественностью не принесла должного эффекта; одна из газет назвала большую президентскую речь, посвященную договорам, «провальной». Усилия по убеждению сенаторов, как правило, были неорганизованными и неэффективными. Администрация также допустила ошибку, согласившись с поправкой, дающей Соединенным Штатам право предпринимать любые действия, чтобы сохранить канал открытым.[2128] Однако там, где его предшественники проявляли двусмысленность, Картер полностью использовал престиж своего кабинета для ведения переговоров и ратификации договоров, отказываясь от контроля над одним из главных достижений своей страны. Он проявил большое мужество, отправившись в Панаму на церемонию подписания договора в июне 1978 года. Несмотря на политическую цену, которую ему пришлось бы заплатить, отказ от канала был правильным поступком, и Картеру хватило здравого смысла и порядочности, чтобы понять это. Эти договоры «символизируют нашу решимость вести дела с развивающимися странами мира… на основе взаимного уважения и партнерства», — с гордостью заявил он.[2129]
Картер также завершил процесс нормализации отношений с Китаем. По иронии судьбы, этот давно назревший отказ от устаревшей позиции времен холодной войны был отчасти обусловлен новыми соображениями холодной войны и сам по себе значительно обострил советско-американскую напряженность в конце 1970-х годов. Вэнс надеялся придерживаться сбалансированного подхода к двум коммунистическим державам, но Бжезинский неустанно пропагандировал сближение с Пекином как средство угрозы Москве. Он умело маневрировал, чтобы вырвать контроль над китайской политикой у своего заклятого соперника. В то время как советско-американские отношения неуклонно ухудшались, он завоевал расположение президента. Время было подходящее. Новое китайское руководство во главе с вице-премьером Дэн Сяопином нуждалось в нормализации отношений с Соединенными Штатами, чтобы реализовать свою собственную программу внутренней и внешней политики. Во время визита в Пекин весной 1978 года Бжезинский заявил о заинтересованности США в объединении усилий против «общей советской угрозы» и предложил в качестве приманки непрямые продажи оружия через Западную Европу. Он также выразил готовность США разорвать официальные отношения с Тайванем — важнейшая уступка, которой давно требовал Пекин. Не давая официальных обещаний, Китай косвенным дипломатическим языком дал понять, что не будет стремиться поглотить Тайвань силой, устранив ещё одно серьёзное препятствие. Визит Дэнга в Соединенные Штаты в начале 1979 года стал важным событием. Картер устроил самую элегантную встречу для любого иностранного высокопоставленного лица за все время своего президентства. Миниатюрный китайский лидер появился на вашингтонской арене вместе с баскетбольной командой Harlem Globetrotters, надел шестизарядку и огромную десятигаллонную шляпу на родео в Хьюстоне и даже посетил Диснейленд — привилегия, которой был лишён Никита Хрущев. 1 марта 1979 года, спустя почти тридцать лет после прихода к власти коммунистов, дипломатические отношения были официально восстановлены.[2130]
Дипломатическая революция такого масштаба должна была иметь серьёзные последствия. Американский посол разбудил сына и преемника Чан Кайши Чан Чинг-Куо в 2:30 ночи, чтобы предупредить его за несколько часов до того, как на полмира будут сделаны официальные заявления. На Тайване вспыхнули антиамериканские беспорядки. Когда заместитель государственного секретаря Уоррен Кристофер отправился в Тайбэй с миссией успокоения, его машину атаковали разъяренные толпы, бросавшие камни и просовывавшие бамбуковые палки в разбитые окна.[2131] Напротив, нормализация пользовалась широкой поддержкой в Соединенных Штатах. В тяжелые для экономики времена американцы снова мечтали освоить огромный китайский рынок. Некоторых консерваторов прельщала перспектива присоединения Китая к антисоветской коалиции. Но остатки китайского лобби, к которым присоединились сенатор Барри Голдуотер и Рейган, обвинили в продажности верного союзника, осудили умиротворение Картером старого врага и предупредили, что подлая сделка с Китаем ставит «под вопрос честь — саму душу слова Америки в области внешних отношений».[2132] Друзья Тайваня в Конгрессе потерпели неудачу в конституционном споре о праве президента аннулировать договор без согласия Сената, и Верховный суд вновь поддержал президентскую прерогативу. Однако они добились принятия закона, гарантирующего будущие продажи США оборонительного оружия Тайваню и неопределенно обещающего американскую поддержку его обороны, что поставило администрацию Картера в неловкое положение и привело в ярость китайцев.
С Бжезинским во главе администрация Картера в 1979 году полным ходом двинулась к сближению с Китаем, основанному на взаимном противостоянии с Советским Союзом. СНБ проигнорировал постоянные призывы Вэнса к сбалансированности и отстранил Госдепартамент от политики в отношении Китая. Администрация не пошла на союз, который, очевидно, предпочитал Дэн, но тесно сотрудничала, чтобы помешать гегемонистским устремлениям Москвы. СССР стал ближайшим союзником и главным благодетелем Вьетнама после падения Сайгона, что вызвало опасения в Пекине. Ещё до завершения нормализации отношений Картер, судя по всему, дал Дэнгу зелёный свет на вторжение во Вьетнам — ироничный поворот, поскольку за десять лет до этого Соединенные Штаты вступили в войну, чтобы остановить китайскую экспансию в Юго-Восточной Азии. Китай стал основным форпостом для слежки за Советским Союзом. Соединенные Штаты сняли контроль над экспортом и продали Китаю современные технологии, а затем и оружие. Летом 1979 года администрация проигнорировала поправку Джексона-Вэника, подмигнула на нарушения Китаем прав человека и предложила статус наибольшего благоприятствования и кредиты Экспортно-импортного банка, что имело огромное символическое значение. Нормализация была очевидным шагом, но, пойдя на неё, администрация потеряла необходимое чувство равновесия и была вовлечена в связь, которая поставила под угрозу её идеалы и нанесла ущерб более широким глобальным интересам. Взаимная антипатия к Советскому Союзу оказалась хрупкой основой для прочных китайско-американских отношений.[2133]
Картер также совершил своеобразный прорыв на Ближнем Востоке: под его руководством был заключен договор между Египтом и Израилем, примечательный скорее самим фактом заключения, чем его содержанием. После своего первого, катастрофического погружения в трясину ближневосточной дипломатии, остывший президент отступил. Казалось, что в сентябре 1977 года появилась новая возможность, когда египтянин Анвар Садат ошеломил весь мир, приехав в Иерусалим для переговоров с Бегином и выступления в Кнессете. Но в последующие месяцы обе стороны, казалось, враждовали как никогда. Садат и Бегин перестали разговаривать друг с другом. Опасаясь, что всякая надежда на переговоры может быть потеряна, Картер поставил своё президентство на смелый дипломатический гамбит, пригласив Садата и Бегина присоединиться к нему на саммите в Кэмп-Дэвиде. Он также нарушил первое правило саммита, пригласи