в глав государств на встречу для переговоров, а не для ратификации уже выработанных другими соглашений. Он даже собственноручно набросал контуры возможного урегулирования.[2134]
За тринадцать дней (5–17 сентября 1978 года) напряженных и интенсивных переговоров, проходивших под пристальным вниманием Картера, соглашение было наконец достигнуто. Участники работали в обстановке, «настолько замкнутой, как океанский лайнер, и настолько напористой американской, насколько Картер мог её создать», — писал историк Дэвид Шенбаум.[2135] Президент вовлекал двух антагонистов в прямые дискуссии до тех пор, пока не стало ясно, что их взаимная антипатия делает такой подход несостоятельным. Тогда они с Вэнсом прибегли к необычному методу переговоров с техническими экспертами, которые, в свою очередь, вели переговоры со своими начальниками. Реальный прогресс оставался неуловимым. Садат и Бегин все же договорились, что Израиль уйдёт с Синайского полуострова в обмен на мирный договор с Египтом. Но обе стороны быстро зашли в тупик из-за взрывоопасной проблемы Западного берега: Садат настаивал на создании родины для палестинцев, Бегин отказывался демонтировать поселения на Западном берегу или согласиться на создание палестинского государства. Когда переговоры были близки к краху, Картер в последнюю минуту добился соглашения. Садат и Бегин уладили узловую проблему Западного берега, согласившись работать «над решением палестинской проблемы во всех её аспектах» в течение пятилетнего переходного периода. Картер полагал, что добился от Бегина обещания не строить новые поселения на спорной территории. Подписавшие соглашение стороны также нечетко договорились, без конкретной ссылки на палестинскую родину, «признать законные права палестинского народа» и что «избранные представители жителей Западного берега и Газы должны решить, как они будут управлять собой».[2136]
Кэмп-Дэвид стал важной вехой в древнем конфликте, современные корни которого уходят на три десятилетия назад. Египет стал первой арабской страной, признавшей право Израиля на существование; Израиль пошёл на важные, хотя и расплывчатые и резко оговоренные уступки. Картер рассматривал это как самое важное достижение своего президентства; мир приветствовал большой шаг вперёд. Бегин и Садат получили Нобелевскую премию мира. Однако такие соглашения редко бывают окончательными. Они — не более чем отдельные шаги в непрерывном процессе, о чём впоследствии, к большому разочарованию Картера, свидетельствовали Кэмп-Дэвидские соглашения. Потребовалось ещё шесть месяцев и последняя поездка Картера в Каир и Тель-Авив, чтобы добиться одобрения ранее достигнутых договоренностей. Бегин отказался от своего «обещания» по поводу поселений. Как только в марте 1979 года было подписано мирное соглашение между Израилем и Египтом, Израиль возобновил строительство поселений и отказался даже говорить о палестинской родине, пока палестинцы не признают его суверенитет над Западным берегом. Публичный протест Картера навлек на него гнев израильского лобби. Садат был горько разочарован результатом и оказался в изоляции у себя дома и среди своих арабских соотечественников. Таким образом, надежды, возлагавшиеся на Кэмп-Дэвид, рухнули за несколько месяцев до того, как его автор покинул свой пост. Соглашение наглядно продемонстрировало пределы возможностей самой целеустремленной и интенсивной дипломатии. «Это замечательное приключение в дипломатии на высшем уровне достигло большего, чем готовы были признать большинство его недоброжелателей, — заключил участник конференции Уильям Квандт, — и меньшего, чем утверждали его самые ярые сторонники».[2137]
Картер также направил политику США в отношении юга Африки в новое русло. Будучи выходцем из сельской местности Юга, он с детства жил и работал с цветными людьми. Будучи начинающим политиком в эпоху расовых конфликтов, он поначалу смирился с сегрегацией, но затем стал расти вместе со временем. Его религия, базовая мораль и чувство справедливости привели к твёрдой приверженности расовому равенству. Будучи губернатором Джорджии, он активно выступал за интеграцию. Голоса афроамериканцев помогли ему одержать победу на Юге, а значит, и на президентском посту, и он чувствовал себя обязанным во внутренней и внешней политике продвигать вопросы, которые они считали важными. Таким образом, Картер привел в Белый дом твёрдую приверженность улучшению отношений США с небелым миром. Как и Кеннеди, он проявлял особенно большой интерес к Африке. Его поездка в богатую нефтью Нигерию в 1978 году стала первым визитом действующего президента на этот континент. Новый мощный афроамериканский политический электорат, с которым у Янга были особенно тесные связи, связывал свободу в стране и за рубежом, оказывал президенту решающую поддержку и, случалось, держал его на мушке.[2138]
В отличие от своих предшественников, администрация Картера с самого начала выступила против апартеида и за правление чёрного большинства в южной части Африки. Она не стала вводить экономические санкции против правительства ЮАР, признавая важность американских инвестиций в этой стране и полагая, что американский бизнес в ЮАР может помочь в ликвидации апартеида. Картер и его советники также опасались, что жесткая линия может спровоцировать новые репрессии. В то же время, вступив в должность, президент публично осудил правление белого меньшинства. В мае 1977 года вице-президент Уолтер Мондейл сурово отчитал премьер-министра ЮАР Джона Ворстера и предупредил, что дальнейшее жестокое проведение апартеида в жизнь нанесет серьёзный ущерб отношениям с Соединенными Штатами. Когда Претория ужесточила репрессии, Палата представителей при поддержке администрации приняла резолюцию с резкой критикой апартеида. Янг проголосовал за резолюцию Совета Безопасности ООН, призывающую к обязательному эмбарго на поставки оружия «расистскому режиму», угрожающему миру, что стало первым случаем введения санкций в отношении страны-члена.[2139]
Администрация заняла ещё более сильную и в конечном итоге более решительную позицию в отношении Южной Родезии. В 1965 году белое меньшинство демонстративно провозгласило независимость от Великобритании, чтобы сохранить своё господство над четырьмя миллионами чернокожих. Ни одно государство не признало мятежный режим Яна Смита. В отличие от политики в отношении Южной Африки, Соединенные Штаты присоединились к Великобритании и ввели санкции. С другой стороны, убежденные южные сегрегационисты, такие как демократы Хелмс и сенатор от Вирджинии Гарри Берд-младший, симпатизировали Смиту и даже сравнивали Южную Родезию со своей любимой Конфедерацией. В 1971 году они вместе с консерваторами вроде Голдуотера приняли поправку Берда, которая подрывала санкции, разрешая импорт стратегических материалов, таких как хром. Вскоре после вступления в должность Картер смело потребовал и добился отмены поправки Берда в качестве «своего рода референдума по американскому расизму», по словам Янга. Администрацию не обманула хитрая уловка Смита сохранить власть белых, добавив в своё правительство умеренных чернокожих. Настаивая на том, что выборы не были свободными и справедливыми, она выступила против консерваторов из Сената, отказавшись снять санкции даже после того, как методистский епископ стал первым чернокожим премьер-министром. Он отверг доводы консерваторов о том, что в Народном фронте Роберта Мугабе доминируют коммунисты. Картер оставался непреклонным до сентября 1979 года, когда в результате новых выборов к власти пришло правительство Зимбабве во главе с Мугабе.[2140] Юг Африки был последним бастионом власти белых над цветным населением. Твёрдо отстаивая свои принципы в Южной Родезии, Картер возглавил успешное наступление на неё.[2141]
В Заире и Анголе действовали более традиционные императивы холодной войны. Вторжения в марте 1977 и мае 1978 года в богатую полезными ископаемыми провинцию Заира Катанга, недавно переименованную в Шаба, повстанцев-катанганцев, базировавшихся в Анголе, приняли форму классических кризисов холодной войны, когда локальные по сути конфликты приобрели международные последствия, а реальная политика возобладала над принципами. В каждом случае администрация Картера поддерживала продажный и жестоко угнетающий заирский режим Жозефа Мобуту против повстанцев, якобы контролируемых левым правительством Анголы, Советским Союзом и, что больше всего беспокоит американцев, Кубой. Эти вторжения до сих пор окутаны неизвестностью. Зачинщиками определенно были катангцы, настроенные против Мобуту и выступавшие на стороне победившей в Анголе МПЛА. Они утверждали, что придерживаются левых политических взглядов, но их интересы были в основном местными. МПЛА, вероятно, знала, что они делают, и помогала им, но советская роль, судя по всему, была весьма ограниченной. Тщательное изучение кубинских документов позволяет сделать вывод, что Кастро не провоцировал вторжения, а скорее стремился остановить их, опасаясь спровоцировать реакцию Запада, которая могла бы поддержать заметно пошатнувшийся режим Мобуту или даже свергнуть младенческое ангольское правительство.[2142]
Предполагаемое участие Кубы в конечном итоге вызвало активную реакцию США. Хотя Мобуту обычно разыгрывал надежную красную карточку, реакция администрации Картера на первое вторжение была заметно осторожной. Президенту не нравился отталкивающий Мобуту. После Вьетнама о прямом вмешательстве США не думали. Роль Кубы была неясна. С другой стороны, у Соединенных Штатов были важные экономические интересы в Заире, и администрация не хотела ничего предпринимать. Поэтому она предоставила Мобуту 2 миллиона долларов в виде нелетальных военных поставок и поощряла поддержку Франции и Бельгии. Ко второму вторжению многое изменилось. Картер находился под огнём внутри страны за его предполагаемую слабость во внешней политике, холодная война разгоралась, и непримиримый Бжезинский получил контроль над ситуацией. Роль Кубы по-прежнему оставалась туманной, но высшие должностные лица США отбирали из неубедительных разведданных те, которые подчеркивали причастность Кубы. Картер использовал Кубу в качестве мальчика для битья, чтобы доказать свою жесткость. Американцы охотно верили в худшее о своём наглом южном соседе. Таким образом, администрация публично и шумно обвинила Кубу во втором вторжении в Шабу и предоставила ограниченную помощь Мобуту. «Это может быть достойным защиты предприятием», — высказала своё мнение New York Times, как оказалось, слишком милосердно, но оно «не является благородным или святым».