Политическая удача Картера получила не более чем кратковременный толчок от его решительных шагов. Как и на первых этапах кризиса с заложниками, общественность поначалу сплотилась вокруг своего президента. Показатели его опросов резко пошли вверх. Хотя зерновое эмбарго угрожало нанести ущерб фермерам, жители Айовы в подавляющем большинстве проголосовали за Картера, а не за Кеннеди на демократических выборах в этом штате. Но президент так и не смог преодолеть свою репутацию нерешительного человека. Республиканцы и консервативные демократы настаивали на том, что его слабость и наивность привели к ситуации, на которую он был вынужден реагировать.[2176]
Ещё важнее то, что в последние месяцы пребывания Картера у власти казалось, что все рушится. Опустошительная рецессия оказалась невосприимчивой к многочисленным контрмерам, которые пытались предпринять Форд и Картер. Летом 1980 года прибыли корпораций упали почти на 20 процентов, что стало одним из самых сильных спадов в послевоенный период. Безработица выросла почти до 8%, а по прогнозам, к концу года она может достигнуть 10%. Спад экономики вызвал вспышки расового насилия от Бостона до Майами. Восемь лет тяжелых времен, которым не видно конца, оставили нацию в угрюмом и озлобленном настроении.[2177]
Были и другие неудачи во внешней политике. Европейские страны подвергли сомнению ястребиную реакцию Картера на советскую военную интервенцию в Афганистане, что открыло новые расколы в западном альянсе. Кэмп-Дэвидские соглашения, одно из главных достижений президента, трещали по швам. Израильский премьер-министр Бегин определил палестинскую автономию как можно более узко, не дотягивая до самоопределения, к которому стремился Садат. В 1980 году Картер предпринял несколько тщетных попыток спасти свою работу, только чтобы признать, что соглашения, переговоры по которым он так кропотливо контролировал, были в корне ошибочными.[2178] Ближе к дому усилия администрации направить никарагуанскую революцию в умеренное русло потерпели неудачу. Соединенные Штаты с помощью кнута и пряника добились не большего успеха в борьбе с диктатором Анастасио Сомосой, чем с шахом. Мудрость заключалась в том, что они отказались выручать его отвратительный режим, когда он рухнул, но их попытки контролировать революцию с помощью громоздкого избирательного механизма, который бы ограничил власть левых повстанцев, не имели шансов на успех. Поначалу президент пытался работать с новым правительством во главе с Сандинистами, доминирующей группой, чей выбор названия (по имени лидера повстанцев Аугусто Сандино) ясно показал его политическую ориентацию и отношение к Соединенным Штатам, и даже заручился его помощью. Пока Конгресс медлил с просьбой Картера о помощи, новое правительство сместилось влево, добилось помощи от Кубы и Советского Союза и установило связи с левыми группами в других странах Центральной Америки. Картер попал под огонь консерваторов за то, что допустил появление в полушарии ещё одной Кубы.[2179]
Кризис с заложниками, который поначалу был на руку Картеру, к весне 1980 года обернулся против него. Кризис стал медийным событием своего времени. В течение нескольких месяцев он доминировал в заголовках и заполнял телевизионные экраны, даже поздним вечером, где новая новостная программа ABC «Nightline» иногда опережала популярные эстрадные шоу. Телевидение специально разыгрывало эту историю для достижения максимального драматического эффекта. Кадры молодых иранских женщин в странной одежде и бородатых молодых людей, выкрикивающих антиамериканские лозунги и сжигающих американские флаги, возбуждали эмоции и без того разочарованной и разгневанной публики. Громкие требования иранских студентов в США вернуть шаха в Иран вызвали у американцев встречные требования депортировать всех иранцев. Со временем кризис стал точкой сплочения для горько разделенного народа. Он вдохновил такие популярные песни, как «Иди в ад, аятолла» и более мрачную «Молитву о заложниках». В знак солидарности с заложниками американцы не выключали фары своих автомобилей, звонили в церковные колокола и, следуя примеру другой популярной песни, повязывали желтые ленточки на деревья и фонарные столбы. В первые месяцы эта солидарность распространилась и на Картера, чьи рейтинги одобрения взлетели до небес. Однако президент первым понял, что терпение американцев ограничено, и к концу марта, когда конца кризиса не было видно, он снова оказался в беде. Именно в этом контексте он одобрил злополучную миссию по спасению заложников.[2180]
Ни одно событие не подчеркнуло чувство бессилия нации и не разрушило президентство Картера больше, чем неудачная попытка спасти заложников в апреле 1980 года. Картер одобрил этот план из отчаяния. Это была самая длинная из длинных попыток, и он рисковал тем, что заложники будут убиты в ответ или даже перерастут в кровавую войну. В ходе операции, получившей название «Орлиный коготь», восемь вертолетов с авианосца «Нимиц» в Оманском заливе должны были встретиться с транспортными самолетами C–130 на базе Desert One в иранской пустыне. Недавно сформированная спасательная группа Delta Force должна была добраться до Тегерана на вертолете и грузовике, захватить заложников, и вернуться на аэродром для эвакуации. При исполнении план, в котором практически не было права на ошибку, оказался законом Мерфи в действии, саморазрушившись практически с самого начала. В результате странного и совершенно неожиданного развития событий потенциальные спасатели, приземлившись в полночь, наткнулись на иранцев, пересекавших пустыню в ветхом автобусе, и тем самым сорвали своё прикрытие. Ослепительная пыльная буря — иранцы называли её хабуб, а Хомейни приветствовал её как деяние Аллаха — помешала высадке в пустыне и вместе с механическими проблемами вывела из строя все вертолеты, кроме четырех, что вынудило прервать миссию. К тому же во время эвакуации вертолет врезался в самолет C–130, в результате чего погибли восемь американцев, которых пришлось оставить.[2181]
Провал в пустыне имел огромные последствия для несчастного Картера. С точки зрения непосредственной проблемы с Ираном, она полностью провалилась, подтвердив враждебные намерения Америки, укрепив позиции Хомейни и экстремистов и дав огромный толчок иранскому национализму.[2182] Внутри страны народ снова сначала поддержал президента, но по мере того как шло время и становились известны подробности, разочарованные американцы все чаще обращали свой гнев против него. Конгресс и союзники жаловались на то, что с ними не посоветовались. Вэнса, отдыхавшего во Флориде, намеренно оставили в стороне, поскольку он, как известно, выступал против любых военных действий. Он быстро подал в отставку, став первым госсекретарем со времен Уильяма Дженнингса Брайана в 1915 году, покинувшим пост по принципиальным соображениям, и лишь третьим в истории США. Рейтинг одобрения Картера упал до 40 процентов. «При нынешнем положении дел, — писал Newsweek, — неопределенная дипломатическая стратегия президента оставила союзников в недоумении, врагов — без впечатлений, а нацию — уязвимой, как никогда, во все более опасном мире».[2183]
Недоверие нации к способности Картера руководить страной стоило ему переизбрания. Учитывая все обрушившиеся на него несчастья, он до самого дня выборов держался на удивительно близком расстоянии от претендента-республиканца Рейгана. Если бы ему удалось добиться освобождения заложников в начале кампании, он мог бы вырвать победу из челюстей поражения. За несколько дней до выборов ему удалось добиться прорыва в переговорах, которые обещали освободить заложников, но это не принесло немедленных результатов и в любом случае имело сомнительную ценность, поскольку республиканцы предупреждали, что в одиннадцатом часу будет предпринята уловка, чтобы сорвать выборы. Рейган оказался более искусным участником предвыборной кампании, чем Картер. Он и его простое и солнечное консервативное послание, передаваемое с шармом, остроумием и порой красноречием, резко контрастировали с действующим президентом, который, казалось, был не в состоянии представить какое-либо видение. Экономические вопросы по-прежнему занимали наибольшее место среди избирателей. В этой области Картер также не выдержал испытания. Результатом стала победа республиканцев, которая по своим масштабам шокировала экспертов. Актер, ставший политиком, набрал 51 процент голосов избирателей, 489 голосов выборщиков против всего 49 у Картера. Республиканцы впервые с начала 1950-х годов получили контроль над Сенатом и добились больших успехов в Палате представителей.[2184]
НА ПРОТЯЖЕНИИ МНОГИХ ЛЕТ Картера сильно критиковали за его отношение к внешней политике США. Консервативные публицисты превратили его, а также кандидата в президенты 1972 года Джорджа Макговерна в живой символ якобы слабости Демократической партии в вопросах национальной безопасности — образ, который преследует партию во время выборов на протяжении более чем тридцати лет. Как и другие подобные политические мифы, этот искажает реальное положение дел. Картер имел несчастье служить в сложное и запутанное время переходных периодов: во внешней политике — от холодной войны к разрядке и обратно, внутри страны — от либерального консенсуса к более консервативным взглядам. Вступив в должность, он надеялся сместить фокус американской внешней политики с холодной войны на проблемы Севера и Юга и права человека и вернуть Соединенным Штатам то, что он считал их законным положением морального лидерства в мире — небезосновательная задача в Америке после Вьетнама, после «Уотергейта». Он т