Адамс и Клей возлагали большие надежды на торговлю с Латинской Америкой и приложили много сил к переговорам с этим регионом, но они мало чего добились. По расовым и политическим, а не экономическим причинам южане продолжали блокировать торговлю с Гаити. Провокационное поведение Рагуэ погубило договор с Бразилией, а с Буэнос-Айресом, Чили и Перу не было заключено ни одного договора. Вопиющее вмешательство министра Джоэля Пойнсетта в мексиканскую политику, а также серьёзные разногласия по вопросам взаимности привели к тому, что договор, заключенный в 1826 году, ограничился статусом наибольшего благоприятствования. Он был ратифицирован лишь много позже. Клей заключил договор с Центральноамериканской федерацией, политической группой из пяти государств региона, что он считал своим величайшим достижением на посту госсекретаря и моделью новой мировой торговой системы. Однако федерация распалась в течение короткого времени, и мечты Клэя умерли вместе с ней.[327] Наибольшее разочарование вызвала неспособность США открыть британскую Вест-Индию. Со времен революции американцы стремились получить доступ к прибыльной трехсторонней торговле с островными колониями Великобритании. Лондон упорно придерживался ограничительной политики. Согласно торговой конвенции 1815 года, Британия ограничила американский импорт небольшим количеством определенных товаров и потребовала, чтобы они перевозились на британских судах. Поскольку большое количество собственных судов гнило в доках, Соединенные Штаты приняли ответные меры. Навигационный закон 1817 года ограничил импорт из Вест-Индии американскими судами. В следующем году Конгресс закрыл порты Америки для кораблей из любой колонии, куда не допускались их суда. Стремясь получить доступ к Вест-Индии через Канаду, Соединенные Штаты в 1820 году наложили на североамериканские колонии Британии виртуальный режим невмешательства. Этот вопрос приобретал все большее эмоциональное значение. Американцы протестовали против попыток Великобритании добиться «господства над каждой нацией на всех рынках мира».[328]
Британцы боялись за свой торговый флот и опасались проникновения США в империю. Даже обычно примирительный премьер-министр лорд Каслриг настаивал на том, что он скорее позволит Вест-Индии голодать, чем откажется от колониальной системы.
В основном из-за неуступчивости США конфликт зашел в тупик. Под давлением вест-индских плантаторов и нарождающегося промышленного класса Великобритания в 1822 году открыла ряд вест-индских портов, установив лишь скромные пошлины. Три года спустя она предложила открыть двери ещё шире, если Соединенные Штаты снимут пошлины с британских судов, заходящих в её порты. Будучи государственным секретарем и президентом, Адамс упорно пытался положить конец британской системе имперских привилегий, возможно, полагая, как выразился один из его избирателей из Новой Англии, что при полной взаимности Соединенные Штаты смогут «успешно конкурировать с любой нацией на земле».[329] Даже британский свободный торговец Уильям Хаскинсон осудил позицию США как «притязание, неслыханное в торговых отношениях независимых государств».[330] Когда Соединенные Штаты отказались отменить свои пошлины, британцы закрыли свои вест-индские порты. В этот момент вопрос оказался втянутым в президентскую политику. Сторонники Джексона в Конгрессе сорвали попытки администрации возобновить переговоры, в результате чего Адамсу не оставалось ничего другого, как вновь ввести ограничения для Британии. Джексонианцы высмеивали «нашего дипломатичного президента», который, по их словам, разрушил «колониальные отношения с Великобританией».[331] К этому времени практическое значение вест-индской торговли снизилось, но она оставалась главным символом столкновения империй. Ни одна из них не хотела уступать.
III
Хотя после войны 1812 года Соединенные Штаты стали намного сильнее, они по-прежнему сталкивались с угрозами по всему периметру. Политическая ситуация в Европе была потенциально взрывоопасной. Латиноамериканские революции несли в себе как опасности, так и возможные преимущества. Величайшая мировая держава по-прежнему находилась в Канаде с протяженной границей, оспариваемой в различных точках. Американцы продолжали опасаться вторжения Великобритании на Тихоокеанский северо-запад и в Центральную Америку. Границы огромной территории Луизианы были предметом горячих споров. В течение многих лет Испания отказывалась признать законность покупки. Даже уступив в этом вопросе, она стремилась ограничить Соединенные Штаты к востоку от Миссисипи. После приобретения Луизианы Соединенные Штаты претендовали на Флориду, Техас и даже на территорию Орегона. В 1813 году Мэдисон вернул Испании Восточную Флориду. Дальнейшее присутствие там Испании и враждебных индейских племен угрожало югу Соединенных Штатов. В 1815 году американцы все ещё с трепетом смотрели на внешний мир. Откладывая некоторые споры в надежде, что промедление пойдёт им на пользу, американские лидеры продолжали добиваться безопасности путем экспансии. В случае с Испанией Монро и Адамс добились предсказуемого успеха, под дулом пистолета заключив договор, закрепляющий не только Флориды, но и испанские претензии на тихоокеанский северо-запад.
Война 1812 года подчеркнула важность Флориды, усилила жажду США и укрепила и без того выгодное положение страны. Военное вторжение Британии в Западную Флориду, её союзы с юго-западными индейцами и слухи о планах подстрекательства к восстанию рабов на юге США — все это подчеркивало, насколько важно было получить землю, которую часто сравнивали с пистолетом, направленным в сердце нации. Испания была ещё больше ослаблена наполеоновскими войнами. Американцы верили, что долгожданная территория может быть отторгнута с относительной легкостью.[332]
Даже когда результат очевиден, переговоры могут быть трудными. Условия, на которых Флориды перейдут к Соединенным Штатам, были важны для обеих стран. Испания была готова отказаться от колонии, которую не могла защитить, но она надеялась защитить свои территории в Техасе и Калифорнии от наступающих американцев и наивно рассчитывала на поддержку Великобритании. Когда в начале 1818 года начались переговоры, опытный испанский министр Дон Луис де Онис предложил установить западную границу Соединенных Штатов по реке Миссисипи. Он также добивался от США обещания не признавать новые латиноамериканские республики. Монро и Адамс настаивали на том, чтобы граница проходила по реке Колорадо на территории нынешнего северного Техаса, а оттуда на север по 104-й параллели до Скалистых гор. Соединенные Штаты были готовы отложить признание Латинской Америки, полагая, что это может осложнить приобретение Флорид или даже подтолкнуть европейскую интервенцию к восстановлению монархических правительств. С другой стороны, публичное обещание непризнания могло бы разозлить новые страны, с которыми Соединенные Штаты надеялись наладить процветающую торговлю, и разозлить людей вроде Клея, симпатизировавших латиноамериканцам. Переговоры быстро зашли в тупик.[333]
В этот момент Соединенные Штаты начали оказывать не слишком тонкое давление на незадачливое мадридское правительство. Под небрежным управлением Испании Флориды превратились в нестабильную ничейную землю, центр международных интриг и незаконной коммерческой деятельности, убежище для тех, кто бежал от угнетения и правосудия. В этом районе, как утверждали американские чиновники, было более чем достаточно пиратов, ренегатов и преступников, но он также привлекал и других людей, многие из которых имели законные претензии к Соединенным Штатам.
Латиноамериканские повстанцы использовали порты Атлантического океана и побережья Залива для проведения военных операций против испанских войск. Беглые рабы стремились вырваться из рабства. После заключения в 1814 году договора в Форт-Джексоне изгнанные со своих земель крики бежали во Флориду, некоторые надеялись отомстить Соединенным Штатам. Возмущенные тем, что Соединенные Штаты выкупили у криков земли, на которые они претендовали, а затем насильно выселили их, семинолы развязали кровопролитную войну. Конфликт, таким образом, бушевал вдоль границы Флориды. Американцы рисовали картину, как разбойники нападают на невинных поселенцев. На самом же деле все стороны внесли свой вклад в это побоище.[334] Под сильным давлением нервных поселенцев на Юго-Западе и земельных спекулянтов, опасавшихся за свои инвестиции, администрация Монро организовала военные экспедиции для подавления насилия, которое также могло быть использовано в качестве рычага на переговорах с Испанией. В декабре 1817 года президент санкционировал захват острова Амелия у латиноамериканских повстанцев, чье присутствие угрожало в конечном итоге контролю США. Вскоре после этого он уполномочил генерала Эндрю Джексона вторгнуться во Флориду и «умиротворить» семинолов.
Характер инструкций Джексона вызвал ожесточенные споры. В письме Монро генерал указал, что, если ему дадут добро, он сможет захватить Флориду в течение шестидесяти дней. Когда позже его поведение вызвало возмущение в стране и за рубежом, он настаивал на том, что получил такие полномочия. Монро категорически отрицал, что отдавал Джексону такие приказы, а критики обвиняли генерала в том, что он действовал импульсивно и незаконно. Хотя Монро, похоже, не послал требуемого сигнала, он предоставил генералу «все полномочия вести войну так, как он сочтет нужным». Президент давно выступал за насильственное вытеснение Испании из Флориды. Он достаточно хорошо знал Джексона, чтобы предсказать, что тот может сделать, если его развязать. Поэтому, хотя он и не посылал прямых указаний, он дал генералу практически карт-бланш и оставил за собой право отказать Джексону, если тот зайдет слишком далеко.