леко не пропорциональные понесенным потерям. Более того, преподанные уроки, похоже, не были усвоены теми, кому они предназначались. Многочисленные инциденты на побережье Пеппа ясно показали, что репрессии Даунса не остановили «подобную агрессию». По иронии судьбы, в результате эскапады Дункана Фолклендские/Мальвинские острова остались незанятыми. Когда Британия заполнила вакуум, захватив острова в начале 1833 года, Аргентина обратилась за поддержкой к США в соответствии с доктриной Монро. Конечно, одно дело — Аргентина, совсем другое — Великобритания, и Соединенные Штаты ничего не предприняли. Действия Джексона и последующее бездействие подтвердили подозрения латиноамериканцев и особенно аргентинцев в отношении Соединенных Штатов.
Его «дипломатия на канонерской лодке» поставила Соединенные Штаты в самое русло западного империализма, а не за его пределы, как хвастались американцы, опровергая заявления нации о своей исключительности.
Подобно Монро и Адамсу, Джексон энергично взялся за устранение препятствий на пути экспансии США на североамериканском континенте. Это включало, с одной стороны, выселение индейцев на незанятые земли к западу от Миссисипи, а с другой — усилия по приобретению Техаса у Мексики путем покупки или переговоров. Инаугурационное обещание Джексона не требовать ничего «несомненно правильного» и «не допускать ничего неправильного» в этих случаях не действовало.
Поражение в войне 1812 года подорвало сопротивление индейцев экспансии белых, и после неё Соединенные Штаты приступили к решению индейской «проблемы». Это было решение, разработанное белыми для коренных американцев. Индейцы «фактически не являются и не должны рассматриваться как независимые нации», — заметил Кэлхун в 1818 году. «Ими должны управлять наши взгляды на их интересы, а не их собственные».[396] Это мнение стало основой для удаления. Монро одобрил эту политику ещё в 1817 году. Хлопковый бум на Юге и обнаружение золота в Джорджии побудили жаждущих земли поселенцев в Джорджии, Алабаме и Миссисипи выступить за выселение юго-восточных индейцев к западу от Миссисипи. По иронии судьбы, основные объекты выселения, так называемые Пять цивилизованных племен, сделали наибольшие шаги в направлении ассимиляции, но к тому времени эта концепция стала неактуальной. Некоторые американцы рассматривали вырождение, которое «цивилизация» принесла индейцам, как доказательство того, что ассимиляция не удалась. Большинство же вернулось к вопиюще расистской и вполне целесообразной позиции, согласно которой индейцы — неполноценный народ, не подлежащий искуплению. Даже Клей, чьи взгляды были относительно гуманными, утверждал, что индейцы «не являются импровизированной породой, и их исчезновение из человеческой семьи не будет большой потерей для мира».[397]
В такой атмосфере радикальные изменения в индейской политике были неизбежны. Джексон был избран штатами, жаждущими удаления индейцев. Он пришёл к выводу, что индейцы не могут остаться — невозможно, чтобы отдельные народы сосуществовали в рамках одной нации. Поэтому, несмотря на то, что Соединенные Штаты подписали множество договоров с различными племенами, он отверг их притязания на суверенитет. Он рационализировал выселение как способ спасения индейской цивилизации — единственную альтернативу уничтожению, — хотя должен был предвидеть, что со временем то же давление может вытеснить их с земель, на которые они переселялись.[398]
Одна из величайших трагедий истории США развернулась в годы правления Джексона. Нарушив ранее взятые на себя договорные обязательства, Конгресс в 1830 году с очень небольшим перевесом принял законопроект об удалении. Теоретически он был добровольным. Джексон настаивал на том, что не будет принудительно удалять индейцев, подчиняющихся законам штата, но чиновники штата игнорировали его оговорки и применяли закон к индейцам дискриминационным и репрессивным образом. Выселение осуществлялось силой, подкупом, мошенничеством и грубейшей эксплуатацией. Сам Джексон предупреждал непокорных вождей, что если они откажутся от удаления, то не взывать к «великому отцу, который в будущем избавит вас от ваших бед». Когда его старые противники, крики и чероки, оказали сопротивление и подали в суд на Соединенные Штаты, он дал понять, что должен оставить эти «бедные заблуждающиеся» племена «на произвол судьбы и уничтожение».[399]
Заявления Джексона о том, что его политика в отношении «красных детей» была «справедливой и гуманной», звучат пусто. Возможно, выселение действительно было неизбежным, но он мог бы сделать больше, чтобы защитить права тех, кто решил остаться, и сделать процесс выселения более гуманным. Правительство приобрело 100 миллионов акров индейских земель за 70 миллионов долларов плюс 30 миллионов акров на Западе. В условиях ужасных страданий более сорока шести тысяч индейцев были вынуждены покинуть земли своих предков и переселиться в дикую местность за Миссисипи. Людские потери были неисчислимы. Члены племен были разобщены между собой. Усилия по выселению семинолов привели к войне, которая длилась семь лет и стоила миллионов долларов и тысяч жизней. Холодная зима 1831–32 годов, эпидемия холеры и отказ Конгресса выделить достаточные средства усугубили страдания переселенцев. Дольше всех сопротивлялись чероки. Их согнали в лагеря для заключенных и в конце концов вывезли силой, что при преемнике Джексона, Мартине Ван Бюрене, привело к печально известной «Тропе слез». Политика выселения Джексона предрекла гибель американских индейцев. «Что такое история, как не некролог наций», — вздыхал один конгрессмен, выступавший за выселение.[400]
Без особых угрызений совести, но с гораздо меньшим успехом, администрация также пыталась отодвинуть границы Мексики. Как и другие южане, Джексон считал исключение Техаса из договора с Испанией огромной ошибкой. Он опасался, что иностранная держава оставит под контролем нижние рукава Миссисипи. Он рассудил, что национальная безопасность и хорошие отношения с Мексикой требуют естественной границы. «Бог Вселенной задумал, чтобы эта великая долина принадлежала одной нации», — восклицал он. «Я буду следить за этим объектом и при первой же благоприятной возможности предприму попытку вернуть себе территорию к югу и западу от великой пустыни».[401]
Джексон не очень беспокоился по поводу используемых средств. В августе 1829 года он уполномочил Пойнсетта предложить до 5 миллионов долларов за границу на Рио-Гранде. Министр уже был дискредитирован своим вмешательством в мексиканскую политику. Когда Мексика потребовала его отзыва, Джексон усугубил ситуацию, заменив его старым приятелем, полковником Энтони Батлером из Миссисипи. Колесный дилер и отъявленный негодяй, Батлер также спекулировал техасскими землями. Джексон, вероятно, поощрял его агрессивность и беспринципность, советуя ему: «Я почти никогда не знал испанца, который не был бы рабом скупости, и… эта слабость может стоить нам многого в данном случае».[402] Прибыв на место, Батлер дал понять, что презирает мексиканцев и намерен заполучить Техас честным или нечестным путем. Попеременно напористый и ленивый, счастливо не знающий и нечувствительный к своим хозяевам, Батлер совершенно не понял своего противника на переговорах, умного и искушенного министра иностранных дел Лукаса Аламана, который не собирался продавать Техас. Уверенный в успехе, Батлер пообещал своему шефу, что получит желаемое или «лишится головы». Сначала он попытался купить вожделенную территорию. Если это не удалось, он предложил Джексону занять стратегически важные районы Техаса, а затем начать переговоры. Когда Джексон отклонил это предложение, он предложил подкупить «гнусного лицемера и самого беспринципного человека», мексиканского лидера Антонио Лопеса де Санта-Анну. Это было слишком даже для Джексона. «А. Батлер. Какой негодяй!» — прорычал президент, приказав отозвать своего министра. Без Техаса, все ещё сохраняя голову и не довольствуясь уже нанесенным ущербом, Батлер задержался на два года, среди прочего вызвав на дуэль мексиканского военного министра и пригрозив ему тростью и плетью на публике. Также утверждается, что он приставал к мексиканским женщинам. Когда ему приказали покинуть страну, у него хватило наглости — как и здравого смысла — попросить вооруженную охрану сопроводить его до границы.[403]
Миссия Батлера представляет собой низшую точку джексоновской дипломатии. Президент послал, возможно, худшего из возможных людей на очень деликатную миссию, поощрял его плохое поведение, разделяя его собственную негативную оценку мексиканцев, и отказался отозвать своего агента, когда его поведение требовало этого. Батлер не смог выполнить свою миссию. Его высокомерие и грубость ещё больше отравили мексикано-американские отношения, и без того напряженные из-за вмешательства Пойнсетта, создав атмосферу гнева и недоверия, способствующую войне.
Тем временем революция среди американцев в Техасе создала новый набор проблем и возможностей. Соединенные Штаты не подстрекали революцию; администрация Джексона также не сделала ничего, чтобы остановить её. Президент провозгласил нейтралитет США, но не стал строго придерживаться его. Когда техасцы завоевали независимость после битвы при Сан-Хасинто в апреле 1836 года и потребовали признания и аннексии, Джексон отказался, опасаясь, что взрывоопасный вопрос о расширении рабства разорвет его Демократическую партию и будет стоить его преемнику Ван Бюрену победы на выборах. Даже после победы Ван Бюрена больной, уходящий президент отказался от решительных действий, переложив ответственность на Конгресс. После того как в марте 1837 года столь же нерешительное законодательное собрание наконец приняло резолюцию в пользу признания, Джексон одним из своих последних актов признал Республику Техас, оставив аннексию на потом.