Ибрагим орал что-то про "по понятиям", но Петя уже не слушал. Перед глазами плясали картинки — нож у ларька, насмешки в буфете, этот дурацкий значок со вмятиной… Он рванул вперёд, как тогда с Хлоповым, и первый удар пришёлся Ибрагиму в солнечное сплетение. Тот крякнул, но не упал — схватил Петю за шею и пригнул к полу.
— Ты… мне… за всё ответишь! — шипел он, и слюна капала на пол.
Но тут Борька, вырвавшись из-под хулиганов, прыгнул Ибрагиму на спину, как обезьяна — тот закачался, и Петя, собрав последние силы, рванулся вверх, бьёт головой в подбородок. Раз — Ибрагим застонал. Два — его пальцы разжались. Три…
И тут Петя остановился.
Перед ним было не лицо бандита — а перекошенное от боли лицо парня, такого же, как он. В глазах — не злость, а животный страх.
— Всё, — прошептал Петя и пнул его в грудь.
Ибрагим рухнул на пол, как мешок с картошкой (или, как позже скажет Борька, "с чем похуже"). Он бился в луже, хватая ртом воздух.
Но тут хулиганы схватили Борьку и начали его бить со всей силы.
Петя с разбегу пнул хулигана, который успел прикрыться руками, а второй разбил губу Пете.
Борька рухнул на пол и начал хватать воздух, как Ибрагим. Тогда два хулигана набросились на Петю. Они толкнули его и Петя рухнул на пол, закрывая лицо от ударов ногами.
Петя чувствовал тупую боль от ударов, но его снова спас Борька, который принял весь удар на себя.
Петя еле встал и схватил ржавое ведро с мутной водой из-под раковины и окатил хулиганов из этого ведра. Хулиган набросился на Петю, но получил сильный удар ведром по лицу.
— Я тебе сейчас! – Поднимался Ибрагим.
Борька схватил второго хулигана, а Петя с размаху бросил ведро Ибрагиму в лицо.
Хулиганы оклемались и тогда Петя схватил Борьку за руку.
Они выскочили из туалета, хлопнув дверью так, что стекло в окошке задрожало. По коридору неслось:
— Марья Антоновна! Там драка!
Но они уже мчались вниз по лестнице, спотыкаясь, с разбитыми губами и адреналином, который звенел в ушах громче любого школьного звонка.
Петя сидел в ванной, прижимая к синяку на ребре мокрое полотенце. Вода в раковине розовела от крови — где-то разбита губа, где-то сочилась царапина на скуле. Он вслушивался в шаги за дверью: вот мать передвигает кастрюли на кухне, вот отец скрипит ручкой в тетради. Если войдут сейчас — придется врать.
Он натянул свитер с высоким воротником (спасибо бабушке за подарок), застегнул пиджак до горла. В зеркале отражалось бледное лицо с синяком под глазом — будто кто-то поставил там фиолетовую печать.
— Петь, ужинать! — позвала мать.
— Не голоден! — буркнул он и плюхнулся на кровать, прикрыв глаз ладонью.
На следующий день Петя шёл в школу, озираясь на каждый шорох. Школьный двор, ещё вчера казавшийся привычным, теперь кишели опасностями: за углом спортзала мог стоять Ибрагим, в толпе старшеклассников — его подручные. Даже звонок на урок звучал как сигнал тревоги.
В классах пахло мелом, старыми партами и чем-то кисловатым — то ли супом из столовой, то ли потом поколений учеников. На уроках Петя механически записывал за учителями, но в голове крутилось одно: "Где они?" Борька, обычно болтливый, теперь молча ковырял линейкой чернильные пятна на парте.
После уроков они избегали двора — прятались в библиотеке, где пыльные тома Ленина прикрывали их от посторонних глаз. Даже любимый буфет стал запретной зоной — там теперь толпились "бригадники" Ибрагима, демонстративно жуя булки и поглядывая на дверь.
31 октября, когда школа пустела перед каникулами, они всё-таки попались. Семь человек вышли из-за гаражей, перекрыв дорогу к дому. Ибрагим шёл позади, с ломом в руках — тот самый, про который он рассказывал в туалете.
— Беги! — Борька рванул вперёд, толкнув Петино плечо.
Лом свистнул в воздухе, ударив в асфальт сантиметрах в десяти от пятки. Они неслись через пустырь, спотыкаясь о битые бутылки, слыша за спиной хриплый рёв:
— Я вас найду!
Только у подъезда, когда сердце колотилось как бешеное, Петя понял — это уже не детские разборки.
Вечером отец молча слушал, как Петя, запинаясь, рассказывает про лом, про угрозы. Потом встал, достал из шкафа старую папку с бумагами.
— Заявление напишем. Но учти — теперь тебе нельзя одному даже в школу ходить.
Петя кивнул, глядя на фиолетовый отпечаток пальцев на своей шее.
Ибрагима на месяц забрали в детскую комнату милиции — оказалось, он уже был на учёте за кражу. Школа вздохнула спокойно, но Петя и Борька теперь знали: это ненадолго.
Они заполняли тревогу глупостями: пускали по коридорам бумажные самолётики с похабными стишками, подкладывали учительнице географии дохлых мух в журнал, на спор ели мел с доски. Как-то раз даже пробрались ночью в школу и нарисовали на стене актового зала гигантского медведя с надписью: «Перестройка — а где мёд?»
В декабре, когда выпал снег, Петя впервые за два месяца расслабился. Они с Борькой лепили снежки, сбивали сосульки с крыш и мечтали, что в следующем году всё будет иначе.
31 декабря началось с того, что отец вернулся с работы на два часа раньше — несмотря на мороз, он тащил на плече настоящую ёлку, с которой осыпались колючие иголки прямо в прихожей. Бабушка Анна тут же принялась ворчать, что "опять пол мыть придётся", но глаза её смеялись — она уже доставала с антресолей коробку с игрушками: стеклянные шары, ватного Деда Мороза с оторванной бородой и гирлянду из флажков, которую когда-то сшила сама.
Петя с Аней украшали ёлку под "Голубой огонёк" — телевизор трещал, показывая то смеющегося Евгения Петросяна, то Лещенко в блестящем пиджаке. Мать на кухне колдовала над "Оливье", кроша варёную морковь идеальными кубиками, а отец, прихлёбывая "Советское шампанское", пытался починить гирлянду, которая мигала только наполовину. "Надо просто стукнуть", — уверял он и бил кулаком по коробке с батарейками, отчего лампочки вдруг вспыхивали все разом.
Когда часы пробили двенадцать, они чокнулись хрустальными бокалами (Пете наливали полстакана лимонада с каплей шампанского "для солидности"). Дед Фёдор, вопреки запретам врачей, выпил свои положенные пятьдесят грамм и затянул "В лесу родилась ёлочка" — фальшиво, но громко. Аня зажмурилась, загадывая желание, а Петя украдкой смотрел в окно, где над соседними домами взрывались самодельные ракеты, окрашивая снег в алый и синий.
Утром, проснувшись среди обёрток от конфет и мандариновых корок, Петя нашёл под подушкой новую боксёрскую грушу — самодельную, сшитую из старых кожаных перчаток отца и набитую тряпьём. "Чтобы злость вымещал, а не людей", — гласила записка. Он засмеялся и тут же получил снежком в окно от Борьки, который уже стоял во дворе с новым "Ракетом" — готовый к новым глупостям и приключениям.
Новогодние каникулы Петя проводил во дворе с Борькой, где бегала Аня, а также ходил на секцию бокса, осваивая новые приемы и пытаясь установить рекорд по отжиманиям. Тренер предлагал Пете поучавствовать в городских соревнованиях, но Петя отказался, ведь он ходил с целью уметь защищать себя, а не «выигрывать медальки с бумажками».
Началась третья четверть – сочинения, решение задач по химии, математике и другим предметам, прыжки через козла на физкультуре, изготовление табуреток на труде, где учитель говорил «Семь раз отмерь – один раз отрежь. И прошу, не повторяйте ту самую серию из Ералаша! А то будете до конца года дежурить!». Петя получал четверки и пятерки.
В один из таких обычных дней Петя и Борька сидели в столовой, уплетая гречку с котлетой и спрашивая друг друга ответы в задачах. Тогда появился Ибрагим со своими двумя прихвостнями.
Ибрагим взял Петин стакан с чаем и плеснул его Пете прямо в лицо.
— Сегодня после уроков. Не придешь – мы всю твою семейку перебьем.
— Ты свой клювик лучше прикрой и дружков посерьезнее найди! – Борька высыпал свою порцию Ибрагиму за воротник.
Ибрагим начал ругаться бранными словами, а его хулиганы толкнули Борьку так, что он с грохотом рухнул на чужой стол.
— ПРЕКРАТИЛИ!!! – Крикнула учительница химии Дарья Федоровна.
— А мы уже прекратили! Это он на нас первый набросился! – Закричал Ибрагим, расстегивая рубашку, чтобы вытряхнуть остатки котлеты и гречки.
— Ты с первого раза не понял? Еще месяц в комнате детской милиции захотел? – Встал Петя.
— Ты меня слышал. – Буркнул Ибрагим. – Парни, пошли отсюда!
— Никуда ты не пойдешь! – Дарья Федоровна схватила Ибрагима за руку. – Ты мне надоел уже!
— Отвали от меня, коза старая! – Закричал Ибрагим.
Он попал к директору. В школе на питсовете был поставлен вопрос об отчислении Ибрагима за хулиганство и плохие отметки, но это Петю не избавило от драки после уроков.
Они с Борькой выбежали через главный вход и быстрым шагом пошли домой, но у школы стоял Ибрагим с металлическим ломом и своими «бригадирами».
— Куда вы собрались? Я еще вас после уроков на глазах у всех прибить обещал! – Сказал Ибрагим, сплевывая Пете на валенок. – Видишь, как они все домой идут быстрее, когда нас видят?
Петя почувствовал, как ладони моментально стали влажными, а в горле пересохло. Лом в руках Ибрагима блестел зловеще в зимнем солнце. Борька нервно дернул его за рукав:
— Бежим через спортзал, там черный ход...
Но Ибрагим уже делал первый шаг вперед, его банда растянулась полукругом, отрезая пути к отступлению. Петя вдруг заметил, как из школы выходит физрук Сергей Иванович — бывший десантник с перебитым носом.
— Ой, смотрите, — громко сказал Петя, указывая за спину Ибрагиму, — это кто к вам идет?
Глупый трюк, но он сработал. Пока бандиты оборачивались, Петя с Борькой рванули обратно к школе, втискиваясь в узкую щель между зданием и забором. Лом грохнул о кирпич, промахнувшись на сантиметры.
— Твари! — орал Ибрагим.
Они нырнули в подвал, где хранился спортинвентарь — темно, пыльно и пахло резиной от старых мячей. Борька, задыхаясь, задвинул задвижку на двери.