— Нас тут быстро найдут...
Петя на ощупь отыскал в углу пожарный щит — топор был прикрупен цепью, но огнетушитель...
— Держи. — Он сунул Борьке тяжелый красный баллон.
Шаги на лестнице. Ибрагим матерился, спотыкаясь в темноте.
— Сейчас мы вас...
Петя рванул чеку огнетушителя и нажал рычаг. Белая пена хлынула в лицо бандитам, превращая их в мечущиеся тени.
— А-а-а! Морда! Глаза!
Они просочились мимо ослепленных хулиганов, выскочили во двор и — о чудо — прямо к остановке, где только что подъехал автобус.
— Валим! — Борька втащил Петю в салон.
Когда автобус тронулся, они увидели в окно, как бандиты, все в пене, бегут за автобусом. Один из них разбил заднее окно автобуса. Люди закричали, а малолетние бандиты пытались догнать автобус.
— До завтра, кретины! — Борька высунулся в форточку.
Дома Петя долго отмывал пену с рукавов, а вечером отец, не глядя на него, сказал:
— Завтра пойдешь в школу с моим старым газовым баллончиком, переделанный из огнетушителя ОУ-2. Из армии. Только маме не говори. Пойдем, научу тебя пришить внутренний карман для баллончика.
И Петя понял — война только начинается. Но теперь у него есть союзник.
Кабинет директора школы №591 гудел, как потревоженный улей. Запах лакированной мебели, махорки из учительской и школьного мела висел в воздухе. На стене строго смотрел портрет Ленина, а на подоконнике стояла та самая герань, о которой ходили легенды — якобы директор Матвеев лично выходил ее поливать каждое утро перед первой сменой.
Петя елозил подошвой по узорчатому линолеуму, оставшемуся еще с хрущевских времен. Борька нервно теребил пуговицу на пиджаке, которую оторвал вчера при побеге. Напротив, скучая, переминался с ноги на ногу Ибрагим — его кавказские скулы пылали малиновым от гнева. По бокам как тени замерли его "боевые товарищи": тощий Витька с перебинтованной рукой (огнетушитель сделал свое дело) и здоровяк Генка, прозванный "Шкафом" — тот самый, что разбил стекло в автобусе.
Дверь с витражным стеклом распахнулась, и секретарша Клавдия Петровна, бывшая фронтовая медсестра, бросила ледяное:— Заходите. И ведите себя прилично.
Директор Матвеев сидел за столом, заваленным бумагами. Его орден "Красной Звезды" тускло поблескивал на потертом пиджаке. Рядом стояли завуч по воспитательной работе Смирнова и их классная — Дарья Федоровна, скрестившая руки на груди. На краю стола лежал тот самый огнетушитель — теперь пустой и помятый.
— Ну что, бандиты, — начал Матвеев, поправляя пенсне, — объясните мне, почему вчера пол-Москвы видело, как ученики моей школы гонялись за автобусом с ломом? А? — Он ударил кулаком по подшивке "Учительской газеты". — Вас опознали семь свидетелей! Семь! Даже кондукторша написала заявление!
Ибрагим дерзко поднял подбородок:— Они первые начали! Эти...
— Молчать! — рявкнула Смирнова. — Вчера вы угрожали убить их семью! Это уже не хулиганство, это статья!
Дарья Федоровна достала из папки листок:— Вот объяснительная от водителя автобуса. "Группа подростков в школьной форме совершила хулиганские действия..." — она бросила взгляд на Генку, — "...разбили стекло, причинили материальный ущерб..."
Борька не выдержал:— Они нас с ломом ждали! Мы просто защищались!
— Защищались? — Матвеев поднял огнетушитель. — Этим? Вы школу чуть не подожгли! В подвале теперь вся пожарная сигнализация в пене!
Петя почувствовал, как по спине побежали мурашки. Отец предупреждал — если дойдет до милиции, его "подарок" станет уликой. Но тут Ибрагим неожиданно хмыкнул:
— Ну и что? Моего отца вызвали? Он все уладит. Как в прошлый раз.
Тишина повисла тяжелым свинцом. Все знали — отец Ибрагима действительно приходил в прошлый раз, и после этого заявление "потерялось". Но сейчас Матвеев медленно поднялся, опираясь на стол:
— Твоего отца, Рашида Магомедовича, уже ждут в райотделе. Со всеми твоими "заслугами". — Он повернулся к остальным: — А вас трое — отчислены. Сегодня же. С направлением в специнтернат под Рязань. Вы уже итак на всевозможных учетах стоите!
Генка побледнел:— Да мы просто...
— Молчать! — загремел Матвеев. — Вы хотели показать силу? Получите! Вон! Все, кроме Дубова и Соколова.
Когда дверь захлопнулась за тремя бандитами, директор неожиданно достал из ящика две шоколадки и протянул мальчишкам:
— Молодцы, что не струсили. Но огнетушители — это перебор. В следующий раз — сразу ко мне. Понятно?
Петя кивнул, чувствуя, как разжимается железный обруч на груди. Но когда они вышли в коридор, Борька прошептал:
— Ты слышал? "Следующий раз"... Значит, будет еще.
— Может быть. – Буркнул Петя. – Теперь главное не попасть в руки той банды Ибрагима.
После уроков довольные Петька и Борька дошли до своего дома.
— Может по мороженому? – Спросил Борька.
— Денег мало, а к тому же…быстро уроки сделаем и выйдем.
— Ну ладно. – Буркнул Борька.
— Ну, голубки? Отвечать за базар будем? – Появились пятеро из шайки Ибрагима.
Петя достал баллончик
— А вы еще не слышали, что с вашим главарем случилось? – Спросил Петя.
— Ну и что? – Усмехнулся один бандит.
— В специнтернат под Рязанью с Володькой и Геной! – Рассмеялся Борька.
— Фуфло не гони! – Крикнул бандит.
— Сам проверь! – Ответил Петя. – Я советую вам выкинуть ваши железяки на помойку и бежать отсюда.
Малолетние бандиты лишь рассмеялись.
— А что вы нам сделаете!? Мы сейчас вас прибьем и мамка с папкой будут плакать над могилками, а нам ничего не будет!
Бандиты направились к Пете и Борьке, которые уже побледнели. Борька тихо сматерился, а Петя распылил едкий газ замахнувшемуся бандиту в лицо.
Тот начал кашлять.
— Бей его, Борька! – Закричал Петя.
Борька в ту же секунду накинулся на ошеломленного бандита, а Петя сам побежал на бандитов, распыляя им газ в лицо, но один из них бросил тяжелую металлическую палку Пете в лицо.
Хруст.
Кровь хлынула у Пети из носа, а баллончик выпал из рук.
— Бежим! Эти! – Закричал один бандит.
— Б-Борька…держи его! – Закричал Пете.
Борька схватил первого бандита, а миллиционеры схватили двух бандитов.
— Парень! Показывай, чем ты им в лицо распылял! – Сказал миллиционер.
Петя побледнел и протянул перекрашенный в белый цвет баллончик. Петя почувствовал, как кровь из разбитого носа заливает губы, делает вкус во рту металлическим и противным. Милиционер, коренастый мужчина с усами, напоминающими те, что были у Брежнева на портретах в школьном актовом зале, крутил в руках белый баллончик, прищурив один глаз точно так же, как их учитель физики разглядывал особенно неудачные контрольные работы.
— Ну-ка, юный химик, объясни, что это за самопал? — голос у стража порядка оказался неожиданно высоким, почти писклявым. За его спиной второй, помоложе, уже заполнял протокол, нервно облизывая грифель карандаша.
Петя глотнул воздух, чувствуя, как кровь стекает по задней стенке горла. Борька дернулся, чтобы что-то сказать, но Петя локтем пресек его порыв.
— Отец сделал. Из списанного армейского огнетушителя. Там даже инструкция есть...
Он полез во внутренний карман куртки, где лежала потрёпанная бумажка с отцовским почерком. Михаил Дубов предусмотрел всё — на листке значилось: "Правила применения. Только для самообороны", а в углу красовалась печать университетской кафедры.
Милиционер долго изучал документ, потом неожиданно фыркнул.
— Ну и профессора пошли — детям газовое оружие собирают.
Но тон его стал заметно мягче. Он кивнул на задержанных хулиганов, которых уже держали под локти его коллеги.
— А эту шпану где подцепили?
— Да они уже полгода всю школу терроризируют, — оживился Борька, вытирая разбитую губу. — Вчера директор троих отчислил, вот эти и решили отомстить...
Допрос затянулся на два часа. Когда мальчишек наконец отпустили, у выхода их ждал участковый — дядя Коля, старый приятель отца Пети ещё по университетским временам. Он достал пачку "Беломора", хрипло рассмеявшись.
— Ну что, орлы, напроказничали? Завтра Михаил Сергеевич ко мне зайдёт, бумаги подпишем. А вам — чтоб я вас больше здесь не видел, ясно?
Последствия, однако, дали о себе знать. Борьке дома всыпали ремнём — его отец, слесарь-водопроводчик, не церемонился с воспитательными методами. Петя отделался многочасовой лекцией о недопустимости самосуда и месяцем мытья посуды — мать наотрез отказалась обсуждать ситуацию с отцом, пока тот сам не вернётся из командировки.
Через неделю Михаил Дубов действительно пришёл к участковому. Что именно они обсуждали за закрытыми дверями, Петя так и не узнал, но вечером отец молча положил перед ним новый баллончик — теперь уже заводской, с документами.
— Только в крайнем случае.
Что касается комсомола, то здесь всё обошлось. Классная руководительница, Дарья Федоровна, прекрасно знала, кто на самом деле терроризировал школу. Она сама предложила Петьке и Борьке "искупить вину" общественной работой.
Всю следующую неделю они корпели над стенгазетой к 23 февраля — выводили каллиграфическим почерком поздравления, клеили фотографии ветеранов. Борька, у которого получалось рисовать лучше, чем писать, изобразил красноармейца, бьющего фашиста в зубы. Дарья Федоровна долго смеялась, но переделывать не заставила.
На комсомольском собрании их "подвиги" преподнесли как пример "активной гражданской позиции". Даже секретарь комитета, обычно брезгливо морщившийся при виде Пети, на этот раз похлопал его по плечу.
— Молодёжь у нас боевая, — усмехнулся он. — Главное, чтобы энергия в правильное русло шла.
Ибрагима с его шайкой больше не видели. Ходили слухи, что отца-то его действительно вызвали в милицию, но на этот раз "договориться" не получилось. Говорили, будто бы всю его «бригаду «отправили в тот самый специнтернат под Рязанью, откуда, по словам самого Ибрагима, "люди возвращаются либо зверями, либо трупами". На самом деле в интернат отправили только Ибрагима, Гену и Володьку, а остальная шайка была в комнате милиции и поставлена на учет. Некоторых за предыдущие «подвиги» отправили в детскую колонию. Вся «бригада» перекладывала вину друг на друга. Каждый из банды рассказал о «подвигах» его друзей.