– Ты… Ты сволочь! Ты убил её!
Петя не отпрянул. Вместо этого он холодно посмотрел отцу в глаза и тихо, но чётко сказал:
– Клювик прикрой, а то соседи услышат и нам обоим тюрьма. Ты ведь сообщник.
Михаил замер. Его лицо стало серым. Он вдруг понял – сын прав. Он знал, чем Петя занимается. Знал и молчал, потому что деньги, которые тот приносил, закрывали дыры в семейном бюджете. Потому что стыдно было признаться, что его сын – фарцовщик и подручный бандитов.
Дед Фёдор сидел за столом, сжимая в руке стопку. Он не плакал – казалось, все слёзы он оставил где-то в 1945-м. Но когда Петя проходил мимо, старик поднял на него глаза – жёсткие, как шрапнель.
– Я вот за это воевал? – хрипло спросил он. – Видел ужасы, чтобы в семье и стране такое было?
Петя не нашёлся что ответить. Вместо этого он вышел на кухню, где Борька, притворяясь родственником, наливал себе компот.
– Всё нормально? – шёпотом спросил тот.
– Похороны как похороны, – буркнул Петя.
Но ничего уже не было нормально.
На улице, когда они наконец вырвались из дома, Борька закурил и сказал:
– «Красные» передали – завтра встреча. Новый завоз.
Петя кивнул. Бабка умерла, отец смотрит на него как на мусор, дед презирает… Но жизнь шла дальше. И если уж не получилось быть хорошим – надо быть хотя бы богатым.
Он затянулся, сплюнул на серый снег и пошёл прочь от кладбища, даже не обернувшись.
Начало серьезной жизни
Дым стоял коромыслом в полуподвальном помещении, которое «Красные» называли своим «офисом». Стены, обитые потёртым дерматином, пропахли потом, табаком и чем-то едким – то ли химикатами, то ли оружием. Властелин, он же Владимир, сидел за столом, разбирая пачку денег, перетянутую резинкой. Его пальцы, украшенные массивными перстнями, ловко пересчитывали купюры, будто сам процесс доставлял ему удовольствие. Лёха по кличке «Сталь» стоял у стены, скрестив руки, и изучал Петю с Борькой оценивающим взглядом.
— Ну что, пацаны, — Властелин откинулся на спинку стула, — пора вам расти. Борька, будешь торгашом. Получишь точку у метро, будешь гнать шмот и аудио. А тебе, Петя, предлагаю бригадиром стать. Будешь с мужиками работать, крышу греть, деньги собирать.
Борька заёрзал, но глаза у него загорелись – он уже представлял, как будет крутить в руках пачки рублей, раздавая товар мелким перекупщикам. Петя же на секунду задумался. Бригадир – это уже серьёзно. Это не просто бегать с фарцой, а влезать в разборки, рисковать.
— Я пока торгашом, — сказал он твёрдо.
Властелин усмехнулся:
— Ну ладно, дело твоё. Но думай, Петро. У нас скоро новые территории будут – кто-то же должен их держать.
Школа доживала последние месяцы. Петя уже давно не открывал учебники – зачем, если можно списать? Отличники, которых он когда-то подкупал фарцой, теперь сами подсовывали ему шпаргалки – кто из страха, кто за бутылку импортного виски. Учителя делали вид, что не замечают, или просто махнули рукой – времена были такие, всем было не до контроля.
Выпускные экзамены прошли как в тумане. Отец, несмотря на всю свою злость и разочарование, всё же вытащил связи. Кто-то из его университетских знакомых заранее передал Пете ответы, а на самих экзаменах дежурили «свои» преподаватели, которые смотрели сквозь пальцы на шпаргалки.
— Ты хотя бы попробуй не позориться, — сквозь зубы сказал Михаил, когда Петя вернулся после последнего экзамена.
— Не переживай, пап, — хмыкнул Петя, — твой сын теперь студент МГУ.
Отец не ответил. Он просто развернулся и ушёл в свою комнату, хлопнув дверью.
Лето развернулось жаркое, липкое. Петя и Борька теперь работали по-взрослому. Борька окопался у станции метро «Краснопресненская», где с утра до вечера продавал джинсы, кроссовки и кассеты. Петя же крутился между поставщиками и точками, собирал выручку, решал мелкие конфликты. Иногда приходилось пускать в ход кулаки – не все хотели платить вовремя.
Однажды вечером, когда они с Борькой пили пиво в сквере, раздался звонок от Властелина:
— Завтра встреча. Новые дела обсуждать будем.
Петя кивнул, хотя того не видел. Он понимал – осенью начнётся новая жизнь. Университет, лекции, студенческая общага… Но и «Красные» никуда не денутся.
— Ладно, — сказал он Борьке, — завтра разберёмся.
А пока – лето, жара, деньги в кармане. И чувство, что всё только начинается.
Отец, скрипя зубами, разговривал с Петей, который поступил на юрфак МГУ – хотел стать юристом, но сейчас для него это формальность.
Петя начал ходить в подпольный тренажерный зал «красных» и набрал неплохую форму за лето, а также обучился нескольким приемам у Лёхи. Борька продавал торговать фарцовкой. В его комнате было много товара – притон. Теперь его отец упрашивал дать ему бутылку водки и иностранный товар. Борька и Петя стали выгодны для «красных».
Студенческая жизнь
Утро начиналось с того, что Петя просыпался под вой будильника в общежитии, заваленный конспектами, которые он так и не открыл. На тумбочке валялись пачки «Мальборо», пару кассет с «Металликой» и зачетка с тройками. Он закуривал, глядя в окно на серое московское небо, и думал о том, что через час надо быть на лекции по римскому праву, а после — забрать у Борьки выручку за прошлую партию джинсов.
Университет жил своей жизнью. Петя ходил на пары через раз — чаще тогда, когда знал, что будут переклички. Преподаватели, особенно старые, еще верили в «советскую систему», но их голоса звучали все тише, будто они и сами понимали, что все это уже не имеет значения. На юрфаке половина студентов уже торговала чем-то на стороне — кто валютой, кто сигаретами, а кто и похуже. Петя сидел на задних партах, иногда что-то записывал, но чаще перебрасывался записками с такими же, как он — теми, кто приходил сюда не за знаниями, а за «корочкой».
Домашние задания он делал через раз. Иногда списывал у отличников — те, кто еще верил в учебу, охотно давали тетради за пачку «Кэмел» или бутылку «Пепси». Зачеты сдавал по тому же принципу: половину — честно (благо память была хорошая), половину — через «договорняк». Один раз ему пришлось дать взятку лаборантке на кафедре уголовного права — та, крашенная в рыжий, с начесом, как у Любови Успенской, взяла деньги, не моргнув глазом, и поставила зачет автоматом.
После пар он мчался к Борьке. Тот теперь обитал в комнате в пятиэтажке на окраине, которую «Красные» использовали как склад. Там всегда стоял густой запах дешевого табака, потертой кожи и чего-то кислого — то ли от старых кроссовок, то ли от самого Борьки, который мылся раз в неделю.
— Ну что, универ? — хрипел Борька, разбирая новые поставки.
— Чушь, — отмахивался Петя, пересчитывая пачки денег.
Торговля шла бойко. Теперь они работали не только с джинсами, но и с аудиотехникой — кассетниками, колонками, которые «Красные» воровали с баз или везли контрабандой. Иногда приходилось «давить» мелких перекупщиков, которые пытались кинуть на деньгах. Петя использовал приемы, которым научился у Лёхи — один раз он сильно избил азербайджанского торгаша из-за пяти рублей. Разбил мужчине всё лицо. Борька потом смеялся:
— Ну ты и юрист! Ха!
Вечером Петя возвращался в общагу, где его сосед, тихий паренек с Дальнего Востока, что-то усердно писал в тетрадках. Они не общались. Петя валился на кровать, включал кассетник и засыпал под хриплый голос Цоя:
«Мы ждем перемен!..»
Но перемены уже шли — не те, о которых пел Виктор. По телевизору все чаще говорили о каком-то «союзном договоре», о реформах, о том, что «так жить нельзя». Петя не вслушивался. Для него важнее было то, что курс доллара рос, а значит, их товар теперь стоил еще дороже.
В декабре, когда по университету поползли слухи о каком-то «путче» или «развале», Петя сидел с Борькой в их «офисе» и пил дешевый коньяк.
— Говорят, Союз трещит, — хмуро сказал Борька, - Ельцин теперь у власти. Президенты, как перчатки меняются.
— Нам же легче, — ответил Петя, закуривая. — Нам лишь бы «Красные» не треснули.
— Будем в МММ вкладываться? – Спросил Борька, складывая джинсы в сумку.
— Так сам же говорил, что не стоит! – Возразил Петя. – Твой сосед же вложился и теперь без денег сидит.
— Этот алкоголик просто не умеет вкладываться! А мы молодые, сможем!
31 декабря 1991 года СССР официально не стало. Петя встретил Новый год в компании таких же, как он — полустудентов-полубандитов, с бутылкой «Столичной» и ощущением, что впереди — только хаос. И этот хаос был их шансом.
После Нового Года, за столом которого была Петина еда и выпивка, отец сменил свое отношение к сыну. «Хоть ты и бандит…но сын. Я бы завязал уже, пока не поздно». Тогда начались новые перемены в жизни Дубовых.
22 января 1992. Квартира деда Фёдора.
Ранним утром дед Федор проснулся от выстрелов на улице. У него нахлынули воспоминания с войны. Дед быстро подошел к окну и увидел, как бандиты в кожаных куртках и масках расстреливают молодого парня, лет двадцати, из пистолетов Макарова.
Бандиты сели в BMW и уехали, оставляя за собой еще одну погубленную молодую жизнь. Снег валил хлопьями. Свет озарял лицо деда Фёдора, которому становилось хуже. Чтобы не упасть, Фёдор сел в кресло.
— Я за это воевал, - прохрипел дед, - чтобы наши дети…убивали друг друга?
Тогда он вспомнил Курскую Дугу.
2 апреля 1943
Еще молодой Фёдор ранним утром проснулся в окопе, в котором солдаты лежали рядом и согревали друг друга теплом своего тела. В кармане Фёдора лежало письмо от его возлюбленной – Екатерины, которая была эвакуирована в Куйбышев из Москвы. Работала на танковом заводе.
Через несколько минут солдат разбудили. Поступил приказ атаковать укрепленные позиции Вермахта. Солдаты побледнели от ужаса. Все понимали, что от пулеметных очередей погибнут первые ряды сразу.
Солдат построили. Фёдор встал в последнем ряду. Его сердце колотилось. Рядом с ним стоял его фронтовой друг родом из Твери – Алексей, который боялся не меньше.