— Шагом марш! – Прозвучал приказ.
Солдаты ринулись вперед. Две минуты ходьбы и послышались звуки пулеметов, крик и вопли.
Солдаты бросились в разные стороны, занимая укрытия, а Федор и Алексей в последнюю секунду запрыгнули в окоп. Вместе они просидели в окопе несколько минут, пытаясь отстреливаться. Тогда появился командир.
— Идти вперед! Прорывайтесь! Либо понижу в звании!
Испуганные солдаты подняли головы, но некоторым очереди сорвали головы. Фёдор ужаснулся от такого зрелища и чуть не упал в обморок, но командир крикнул:
— В атаку!
Через две секунды солдаты вылезли из укрытий с криками «Ура!» и многих сразу же расстреляли из пулеметов. Алексей и Федор успели забросить гранату в окоп. Немцы начали отступать.
Их батальон нес большие потери, но прорывался. Немцы устроили засаду в окопе, по которому продвигалось много солдат.
Из укрытий выскочило десять немецких пулметчиков и открыли огонь. Тогда Фёдор схватил однополчанина, Ростислава, который всегда делился едой с Федором, и прикрылся им. Пули, прошедшие сквозь плечи однополчанина чуть не задели Федора.
Еще несколько секунд Ростислав хрипел, а затем замолчал навсегда. Военная форма Федора стала тёмно-алым, особенно телогрейка.
За этот поступок Фёдор себя ненавидел всю жизнь. «У него наверняка была семья», «Для них это горе, а я жив, хотя должен был умереть…а может бы мы оба погибли», «Зато дал жизнь Мише, Пете и Ане», «Помог Родине?». Бесконечные рассуждения в душе.
— А теперь и Петя бандит. – Прошептал Фёдор. – За это я убивал на войне, прикрывался однополчанами?
Снег валил за окном, крупными хлопьями, медленно укрывая красные пятна на асфальте, где еще час назад лежал тот парень. Дед Федор стоял у окна, пальцы впились в подоконник, пока не побелели суставами. В ушах звенело. То ли от выстрелов на улице, то ли от тех самых, давних – сорок третьего года.
Он медленно опустился в кресло. В висках стучало. Перед глазами снова мелькали лица – те, что остались там, под Курском. Особенно лицо того парня из Твери, Алексея, с которым делили последнюю махорку. И тот, другой, чьим телом он прикрылся...
Ружье висело на стене. Старое, "тульское", с прикладом, потертым от времени. Еще в шестидесятых он ходил с ним на уток, брал с собой маленького Мишу. Теперь рука сама потянулась к нему.
Дед встал, снял ружье со стены. Оно было холодным, как тот декабрьский окоп под Прохоровкой. Пальцы сами нашли привычные движения – проверка патронов, щелчок затвора. Один патрон остался – тот самый, что он приберег "на крайний случай" еще с войны.
Он сел в свое кресло, то самое, где всегда читал газеты. Поставил ружье между колен, стволом вверх. За окном уже стемнело, только свет фонаря пробивался сквозь снег и падал на белые шторы – те самые, что Катя купила перед самой смертью.
"Прости, Катюша..." – шепнул он и приставил холодный металл под подбородок.
Выстрел грохнул, как тогда, в сорок третьем. Громко, на весь дом. Шторы взметнулись от дульного выветрия, и алые брызги размазались по белой ткани – будто маки на снегу.
Три дня спустя на Ваганьковском было пустынно. Январский ветер гнал по дорожкам снежную крупу, забирался за воротники редких провожающих.
Михаил стоял у гроба, не плача. Лицо его было каменным. Он смотрел на отца в гробу – военный китель, медали, искаженное гримасой лицо, которое даже смерть не смогла сделать мирным.
Галина тихо всхлипывала в платок. Она думала о том, что теперь в доме стало на одного человека меньше, который хоть как-то сдерживал Петю.
Сам Петя стоял чуть поодаль, курил, сплевывал на снег. В кармане его тесного пиджака лежала гильза – он подобрал ее в дедовой квартире.
Аня подошла последней. Положила в гроб фотографию – молодой лейтенант Федор Дубов, весна 45-го, только что демобилизованный.
Когда гроб опускали, снег вдруг повалил сильнее, словно сама природа решила поскорее скрыть это последнее свидетельство ушедшей эпохи.
А вечером, когда все разошлись, в опустевшей квартире остался только дедов дневник, раскрытый на странице, где дрожащей рукой было написано:
"Сегодня видел Петьку. Носит кожаную куртку, как те фрицы в сорок третьем. Господи, да за что же мы воевали-то?"
На следующее утро соседка снизу, приходившая проверить квартиру, нашла на подоконнике единственный не засохший цветок – гвоздику, воткнутую в бутылку из-под водки. Кто ее принес – так и осталось неизвестным, но Петя считал, что это был Ульянов, который доживал последние годы в маленькой квартире.
В семье Дубовых появлялось всё больше трудностей. Мать, Галина, ушла инженером на другой завод, потому что на том заводе, где она начала работать сразу после института, ЗИЛ, не платили зарплату два месяца. На жалкую зарплату отца было не выжить, а еще нужно было растить Аню – одевать, обувать, кормить и давать образование.
Отцу стали задерживать зарплату, но он не хотел уходить, пока не выучит Петю и Аню. Всё чаще он видел, как в коридорах студенты случайно «сталкивались», а рядом с МГУ ходило много молодых парней с большими сумками, как когда-то Петя.
Весь день Аня была предоставлена сама себе, ведь бабушек и дедушек уже не осталось, а Петя уходил на весь со словами «Денег раздобыть, чтобы три ваших рта прокормить!».
В такой обстановке Михаил принял решение продать квартиру деда Фёдора. Он не мог принять, что вся честная семья советской закалки теперь зависит от Пети – нелегального торговца и бандита. Всю еду в дом приносил именно Петя, но отец демонстративно не брал у него денег. «Лучше квартиру продам, чем от бандита зависеть!».
Михаил Дубов долго не решался продавать квартиру отца. Каждый раз, переступая порог этого жилья, он чувствовал запах старых книг, табака и лака от дедовского ружья, которое так и висело на стене – никто не осмелился его снять. Но когда в очередной раз в университете задержали зарплату, а Галина принесла из магазина только хлеб и банку тушенки, он понял – другого выхода нет.
Он нашел объявление в газете – «Быстро выкупим любую недвижимость. Наличные. Юридическая чистота». Телефон оказался московским, и на том конце провода вежливый мужской голос пообещал «честную сделку без обмана».
Встреча состоялась в маленьком офисе на окраине Москвы. Помещение напоминало скорее кабинет зубного врача – белые стены, пластиковый стол, два стула. Юрист, представившийся Андреем Васильевичем, был одет в дорогой костюм, но что-то в его улыбке насторожило Михаила.
— Документы в порядке, – сказал юрист, перелистывая бумаги. – Но есть нюанс.
Он разложил на столе договор – толстую пачку листов с мелким шрифтом.
— Видите ли, рынок недвижимости сейчас нестабилен. Мы не можем сразу выплатить полную сумму. Поэтому предлагаем рассрочку – половину сейчас, остальное через три месяца.
Михаил, не привыкший к юридическим тонкостям, кивнул. Он видел только цифру – 50 000 долларов. Это были огромные деньги, которых хватило бы на годы жизни.
— Подпишите здесь, здесь и здесь, – вежливо указал юрист.
Через неделю Михаил получил первый перевод – 500 долларов. Когда он позвонил Андрею Васильевичу, тот спокойно ответил:
— Остальное – как договорились. Через три месяца.
Но через три месяца офис оказался пуст. Телефон юриста не отвечал. А когда Михаил пришел в милицию, ему показали копию договора, где мелким шрифтом было написано: «В случае задержки выплат покупатель вправе расторгнуть сделку без компенсации».
Квартиру уже перепродали. Новые хозяева, крепкие парни в спортивных костюмах, встретили Михаила у дверей:
— Ты чего тут забыл, профессор?
Он понял – его обманули.
Вторым ударом стал Петя.
4 апреля 1992. Вечер.
Михаил услышал разговоры за дверью и тихо подошел. Это были Боря и Петя. За дверью слышались их приглушенные голоса.
— Наказание за фарцовку отменили. – Вздохнул Боря.
— Ну и хорошо! Не посадят же. – Ответил Петя.
— Ничего хорошего, - буркнул Боря, - теперь фарцовкой никого не удивишь. Все сейчас будут из-за рубежа это легально таскать. Нужно переходить на дефицит.
Михаил взглянул в глазок. Он увидел лысого Борю с легкой щетиной на голове. На нем были модные джинсы и темно-зеленый пиджак. На шее была золотая цепь.
Петя стоял в черной кожаной куртке. Как бандит. Через несколько минут Петя зашел в квартиру и в прихожей сидел Михаил.
— Я отчислился. – Сказал Петя. – Смысла нету там оставаться. Времени на работу не хватает. Потом как-нибудь твоё образование получу.
Михаил застыл в ужасе. С его губ сорвалось:
— Как же мне было тяжело тебя пристроить в МГУ…все студенты страны хотят туда попасть, а ты просто так ушел…
— Да ладно тебе, профессор. Другой лопух займет моё место.
Петя наклонился и посмотрел отцу в глаза волчьими глазами:
— Лучше думай где денег достать. Твоей нищенской зарплаты даже на банку тушенки не хватает.
Глава 12 "Время испытаний"
К лету 1992-ого Петя стал бригадиром «красных». Теперь он выбивал долги и собирал «дань» с местных магазинов и ларьков. На вокзалах он с бандитами поджидал людей в тихих местах, которые везли продукты и одежду из-за рубежа. Он сильно избивал тех, кто сопротивлялся. Однажды, на Курском вокзале Петя забил насмерть мужчину, который привез партию иностранной одежды.
Боря теперь был торговцем. Он с другими «красными» часто ездил за рубеж и закупался иностранными продуктами – окорочка, шоколад и конфеты, колбаса, сливочное масло, алкоголь, который он разводил водой, чтобы было больше по объему, одежда и обувь и пиратские кассеты. Всё это хранилось на складе «красных».
Боря начал богатеть. Пятьдесят процентов от заработка он отдавал «красным» и даже делился с Петей деньгами, продуктами и одеждой. Сначала он купил просторную квартиру в Лефортово, а к концу года BMW E36.
В семье Дубовых Аня ходила в одежде из-за рубежа, а также ходила с жвачками. Все одноклассники ей завидовали. Отец, Михаил, начал пить, но продолжал вести лекции в МГУ. Завод, где работала Галина, закрыли из-за убытков, а рядом с заводом открылось похоронное агенство. «Гробы выгоднее продаются» - говорили безработные заводчане. Галине пришлось работать в местном ларьке. Она приворовывала еду. Один раз ее поймали, но Петя «переубедил» владельца, едва не убив его.