Феликса попросила Илью привезти ей из Москвы платье. В Киеве нельзя было купить ничего. Единственный магазин тканей ютился где-то на Куренёвке, и оттуда временами доносились слухи о ночных драках за место в бесконечной очереди. Потом его перебросили в Дарницу. Одежду искали на рынках, там же за тройную цену брали мануфактуру, но Феликса мечтала о настоящем платье, красивом, выходном.
Муар скользил между пальцами, отливающая лиловым шёлковая подкладка холодила ладони.
— Тебе нравится? — спросила Феликса, завязывая на талии пояс.
— Очень красиво! Я когда увидел этот красный — не смог от него отойти ни на шаг. И эти цветы. — Илья был горд, его подарок сидел безупречно. — Я не сомневался, что тебе пойдёт.
— Мне тоже очень нравится, — обняла его Феликса. — Спасибо! Никогда не видела ничего похожего. Только, знаешь, мне кажется, это не платье.
— Почему? Как не платье? А что же это?
— Это халат. Это домашний халат, в нём можно пить кофе, слушать патефон и даже принимать гостей.
— Халат? Но кто же носит такое дома? — растерялся Илья.
— Значит, кто-то носит, а теперь и я стану, — Феликса пыталась разглядеть своё отражение в дверном стекле — большого зеркала в доме не было. — Просто в следующий раз привезёшь мне другое. А это возьму на сборы, девчонки такой красоты ещё не видели. Когда ты возвращаешься из Полтавы?
Увидев, что Илья всерьёз огорчился из-за того, что платье оказалось каким-то мещанским халатом, Феликса отвлекала его, меняла тему разговора.
— Еду послезавтра и две недели буду там. Значит, в конце июля уже вернусь.
— Ну вот. А у нас сборы десятого августа начинаются.
— Тами останется со мной?
— Я отвезу её в Кожанку. Мои за ней присмотрят.
— Хорошо, как хочешь. Можно и в Киеве оставить, тут ясли всё-таки. А если что, моя мама поможет.
— Ладно, мы ещё подумаем. — Дипломатичная Феликса не стала говорить, что дочку заботам свекрови не доверит. Решение она уже приняла, менять его не собиралась, но не хотела и демонстрировать это немедленно. Тут ей послышались какие-то шорохи из соседней комнаты, где уже спала дочь.
— Мы шумим, — сказала она Илье. — И, кажется, разбудили Тами.
Они приоткрыли дверь спальни. В комнате было темно, тихо, только звук редких автомобилей, проносившихся по улице Кирова, доносился из открытого окна. Девочка спала. Полоса бледно-жёлтого электрического света падала на пол, наискосок пересекала её кроватку, поднималась по стене, и в этой полосе две тени тянулись рядом, сливаясь друг с другом. Они стояли молча, не нарушая ночной тишины, смотрели на неподвижные линии теней, на дочь, друг на друга. Илья положил руку Феликсе на плечо и, почувствовав под ладонью скользкий, прохладный шелк, удивился — ощущение оказалось неожиданным и непривычным.
Всё было так естественно и просто, что Илья вдруг подумал о счастье. Не о том, которое наступит в далёком будущем, когда все хорошие люди победят всех плохих, а о своём — оно только что задержалось здесь на недолгое мгновенье.
Глава шестаяБей его!(Киев, апрель 1941)
Амбиции и ревность правят спортом. Возможно, у капиталистов — ещё и деньги, Лёня Сапливенко готов был это допустить, хотя сам за деньги не выступал и места им на ринге не видел. Когда на помосте встречаются два бойца, деньги значения не имеют. Если смотреть шире — амбиции и ревность управляют в нашем мире всем, но в боксе это заметно особенно. Может быть, потому что боксёры — парни сильные, приученные терпеть боль, развившие волю и выдержку. Мощные, напористые, ловкие, умеющие мгновенно комбинировать, способные поставить задачу и решить её только с помощью своего таланта и мастерства, настоящие люди будущего. Но воля и выдержка, да вообще все замечательные качества у большинства куда-то деваются, стоит им покинуть ринг. В жизни это обычные люди среднего интеллекта, обуреваемые ревностью, целиком подчинённые своим амбициям.
Сапливенко вторую неделю составлял расписание боёв для товарищеской встречи команд УССР и РСФСР, хотя больше получаса тратить на эту работу казалось смешным и странным. Встречу назначили на 17 апреля, у него и у ребят оставалась ровно неделя, чтобы закончить подготовку, и вот секция бокса в Москве в третий раз поменяла состав команды.
Накануне его вызывал полковник Строкач, правда, вызвал не как замнаркома внутренних дел, а как глава Украинского совета «Динамо». С тридцать седьмого года в украинском НКВД сменилось пять наркомов, последнего — Сергиенко, назначили в конце зимы, а замнаркомов, отвечавших за «Динамо», наверное, больше десятка, сколько на самом деле, Сапливенко давно уже не считал. До сих пор Строкач больше следил за футболом, главные сражения происходили там, но вот газетчики подняли волну, начали расписывать, кто приедет на встречу боксёров двух республик, гадать, сможет ли Украина дать достойный ответ, и начальственный взгляд, оторвавшись от футбольных полей, обратился к боксу. Сапливенко доложил замнаркома, что секция бокса к встрече полностью готова, а сегодня получил новый, исправленный состав команды гостей, значит, расписание придётся составлять заново.
Первый вариант был подготовлен ещё в феврале, но в марте прислали новый, а теперь, в начале апреля — третий, уточнённый, на этот раз без ленинградцев, только Москва и область. Гольдинов будет разочарован, он рвался в бой с Колей Беляевым из ленинградского «Водника», мечтал о реванше. У всех амбиции… Действующие чемпионы отказывались ехать в Киев, понять их несложно: победа в товарищеской встрече с украинскими боксёрами не добавляет ничего, а поражение будут помнить долго. В тридцать шестом, здесь же, в Киеве, москвичи разгромили украинскую команду. 7:0. Семьноль. Сапливенко в той встрече не участвовал из-за травмы, но эти семьноль ему вспоминают, стоит появиться в Москве. Каждый раз. Каждый раз, без исключений.
Беляева заменили динамовцем Карцевым из Мытищ, двукратным чемпионом Москвы и области, третьим призёром первенства страны. В том же тридцать шестом приезжал Женя Огуренков, и на этот раз он будет опять — единственный действующий чемпион страны от РСФСР на этой встрече. Но Огуренков поставил условие, он хотел встретиться с харьковчанином Грейнером, другие противники Женю не интересовали. В тридцать седьмом оба они выиграли чемпионат Союза: Грейнер в полулёгком, Огуренков — в лёгком весе. С тех пор оба сменили весовые категории, продолжали выступать в разных, но встреча товарищеская, и Украинский совет физкультуры дал добро. Грейнер не отказался, хотя имел право, тоже амбициозный парень.
Вылетел из списка средневес Сорокин, с которым собирался боксировать сам Сапливенко. Вместо него появился Геннадий Репнин. Несколько лет назад он в первом раунде нокаутировал киевского армейца Рыкуса. Ну что ж, Репнин так Репнин, второй призёр союзного чемпионата тридцать шестого года, третье место в тридцать пятом.
Раздражение, наконец, прошло, и Сапливенко признал, что даже после всех замен московская команда выглядела убедительной: Щербаков, Авдеев, Огуренков, Штейн, Кудрявцев, Карцев, Репнин, Афонин. Все ребята — призёры союзного чемпионата, он их знал, видел их бои. Каждый мог в будущем стать чемпионом страны, мастерство им это уже позволяло. Но и Украина эти четыре года не баклуши била. У ребят поменьше титулов, хотя Сегалович тоже действующий чемпион СССР, а Грейнер им был и наверняка ещё будет, да и Гольдинов — второй призёр в тяжёлом весе, совсем не похож на мальчика для битья. Сапливенко рассчитывал и на Васю Шкоду из Сталино. В сороковом году Шкода выиграл первенство Союза по второй группе, это значило, что в июне сорок первого он будет участвовать в финале чемпионата страны. Пусть подучится перед чемпионатом, решил Сапливенко и поставил Шкоду против Штейна. Если победит Штейна в Киеве, то и летом в Москве не опозорится.
Список пар понемногу оформлялся. В нём уже видна была стройная логика, и одно только соседство фамилий этих сильных ребят, которые всего через неделю встретятся на ринге в городском цирке, создавало напряжение. Список ещё обсудит киевская секция бокса, потом его утвердит Совет физкультуры, но Сапливенко не сомневался, что предложение будет принято. За результат встречи отвечает только он, любой, кто попробует изменить список, разделит с ним ответственность. Кому это нужно? Давно известно, что делить любят победы и славу, вот тогда приходит время ревности. А пока всё решают амбиции, в том числе и его личные. Сапливенко был таким же спортсменом, как и остальные. Он знал, что ревность ещё придёт, найдётся случай — и она появится, а сейчас время амбиций.
— Я всё хорошо поняла, не нужно мне сто раз повторять. Они приехали, чтобы тут подраться. У себя они уже всем выбили зубы и разбили носы, теперь их привезли к нам!
Этот разговор о боксёрском матче разозлил Гитл всерьёз. Илья ушёл час назад, а разговор не закончился, теперь за неё взялся Петька. Сопляку пятнадцать лет, он говорит с ней, как с глупой старухой, выжившей из ума, не способной понять очевидного.
— Это товарищеская встреча, мама.
— Хорошие товарищи руками тут размахивать не будут. Зачем приехали? Искать подковы дохлых лошадей?
Петька бегает на тренировки к брату, подставляет голову под чьи-то кулаки, и управы на него нет — чуть что, убегает ночевать к Илье и его шиксе. Как будто он там очень нужен, как будто там ему лучше, чем дома. Теперь брат для него авторитет во всём, и только его мнение для Петьки что-то значит. Эти дети жарят ей печень. Но вот и Ися стал на их сторону. Умница Ися, её гордость, заводской инженер. Он тоже собирается завтра в цирк, потому что вместо дрессированных медведей там будут показывать, как его брат дерётся с каким-то приблудой. И Лиля с Бибой, предательницы, сказали, что нужно идти — Илья принёс билеты для всех, и для Гитл тоже. Жизнь меняется невообразимо, жизнь уже изменилась, и Гитл завтра должна пойти в цирк, чтобы увидеть, как её мальчик будет драться. Раньше такое считалось позором, теперь этим нужно гордиться. Все ей говорят, что так и надо, что всё правильно и хорошо. Неправильно! Её им не переубедить — червяк в хрене тоже думает, что это сахар.