— Давайте вы сперва. Я останусь охранять, — сказал Илья. — А потом вы посторожите.
Говорить, чтобы ребята не шумели, он не стал — не маленькие, сами понимают.
На реке было тихо. В камышах спросонья всполошилась утка, но тут же и затихла. На севере густая синева позднего вечера озарялась далёкими частыми вспышками, то густо-жёлтыми, то багровыми, словно оттуда надвигалась гроза.
Может быть, уже завтра здесь будут немцы, подумал Илья и не захотел себе верить. Он не мог представить, как всё, что окружало его — тишина этой реки и запах тёплой заиленной речной воды, кувшинки, желтеющие у кромки прибрежных камышей, и сами камыши, и утки, чутко дремлющие в зарослях, несколько часов спустя станет чужим, враждебным, скрывающим и несущим смерть. Илья не чувствовал себя обессилевшим после шестичасового перехода под тяжёлым июльским солнцем, он не боялся нового дня и предстоящих боёв, но ощущение утраты мира, в котором он прожил с рождения, было огромным и нестерпимо тяжёлым. Он уже не мог вернуться в Киев, не мог поехать в Житомир или в Винницу, к друзьям, которые всегда его ждали и были ему рады. Илья даже не знал, живы ли они. А завтра он потеряет и эту реку.
Когда ребята вышли на берег, Илья разделся, быстро и бесшумно нырнул. Он плыл под водой долго, пока хватало дыхания, рассекая тёплую густую воду, позволяя ей смывать пыль долгой дороги и растворять тяжесть минутного отчаянья. Ничего он не потерял и ничего не отдаст немцам. Он всё заберёт с собой — Киев, Рось, Украину.
Утром комбат Гриценко отправил в штаб полка связного с докладом, что его батальон прибыл в Москаленковский лес без происшествий, ведёт разведку местности и ждёт распоряжений. Штаб находился в селе Медвин, чтобы туда попасть, связному предстояло переправиться на другой берег Роси. Лодку найти не смогли, поэтому комбат проложил маршрут до Медвина через Москаленки.
Сам Гриценко ещё в Киеве получил распоряжение встретиться с командиром 116-й стрелковой дивизии и договориться о взаимодействии. КП дивизии располагался в одном из окрестных сёл, но в каком именно, ещё предстояло выяснить. От размышлений над картой его отвлекли звуки далёкого боя, которые донеслись вдруг со стороны Москаленок. Видимо, немцы вышли к селу, и там их встретила наша часть, подумал Гриценко. Но ещё накануне вечером никаких частей там не было, кроме…
— Дневальный, — крикнул он, быстро складывая карту. — Комиссара и всех командиров взводов ко мне. Батальон, тревога!
— Батальон, тревога! — истошным голосом отозвался дневальный.
Глядя на взводных, бегущих к нему через лес, Гриценко уже знал, что он должен сейчас сделать.
— Первый взвод, Гольдинов, проверь у своих оружие, бери полный боекомплект, противотанковые гранаты и через три минуты чтобы были здесь. Абрам Яковлевич, — он отвёл комиссара в сторону, — собери остальных, нужно быть готовыми к любому повороту. Немцы, похоже, зацепились за пятый батальон, могут выйти и на нас. Я с первым взводом пойду в разведку, остаёшься за меня.
Они вышли к ручью, который переходили накануне вечером. Деревья вдоль ручья были заметно прорежены, и вся полоса, отделявшая большой лес от леска, в котором остался пятый батальон, хорошо просматривалась. Взвод залёг между сосен, у края высокого обрывистого спуска. Здесь уже отчётливо были слышны не только частые раскатистые выстрелы немецких танков, но и автоматные очереди. Бой шёл именно там, где остался пятый батальон, только разглядеть, что происходит в лесу, разведчики не могли. Посылать туда людей было рискованно, однако другого выхода Гриценко не видел.
— Вон, бежит кто-то оттуда, — заметил Меланченко. — Смотрите, по краю леска пробирается к ручью. Из наших кто-то драпанул.
— Да, из наших, — подтвердил Гриценко. — Только не драпанул. Это мой связной. Когда поднимется, остановите и приведите сюда.
Связного начало боя застало здесь же, возле ручья, и что произошло, почему немцы взялись прочёсывать лесок, он не знал.
— Там танки, десятки танков, машины и пехота. Они прут от Богуслава. В Москаленках немцы… Я бы не вернулся, но в Москаленках немцы. Я бы не вернулся, но переправы нет, в Москаленках немцы, — повторял он и не мог остановиться.
— Почему они не отступают, почему не уходят вглубь, не идут сюда? — не столько связному, сколько себе задал вопрос Гриценко. Ответ был очевиден всем, но отозвался только зануда Меланченко.
— Значит, их окружили и добивают в лесу. Если кто-то сумеет вырваться, мы увидим.
Но увидели они не бойцов пятого батальона, а немцев. Сперва, огибая лесок, к ручью выкатил танк, чуть позже к нему из леса подошли солдаты. Было их человек пятнадцать с офицером.
— Без команды не стрелять, — предупредил Гриценко.
— А у меня офицер на мушке, — шепотом сообщил Жора Вдовенко.
— И у меня, — добавил Лёша Шакунов.
— Может, и в пятом с этого началось, — ответил им комбат, сам удивляясь своему спокойствию. — Один поймал в прицел офицера, а немцы в ответ весь батальон в капусту покрошили. Открываем огонь только если они через ручей попрут. И только по команде.
Офицер поднял бинокль и навёл, казалось, в точности на то место, где залёг первый взвод. Потом он что-то сказал командиру танка.
— Сейчас прямой наводкой… — догадался Илья.
— Всем лежать, не двигаться, — просипел Гриценко.
Офицер стоял, не убирая бинокля от глаз. Танк дёрнулся назад, гулко с тугим лязгом грохнул выстрел, офицер продолжал разглядывать лес, пока пыль, поднятая выстрелом, не окутала его полностью. Потом он махнул рукой, танк, попятившись, развернулся и двинулся в сторону Москаленок. Немцы пошли туда же через лес, напрямик.
— Куда он стрелял-то? — не понял Вдовенко.
— Да наугад. Стороной снаряд пролетел. Думал, если мы тут, то побежим и выдадим себя.
— А нас тут нет? — засмеялся Илья.
— А нас нет.
Вскоре комбат ушёл, забрав связного и велев Илье продолжать наблюдение — если за два часа у ручья ничего не случится, всем возвращаться в лагерь. Ему нужно было срочно написать донесение комполка, найти новый маршрут для связного и решить с комиссаром, когда они пойдут на место гибели пятого батальона. Сегодня идти опасно. Ночью бессмысленно. Но когда? Утром? Вечером? Или всё же сегодня? Тогда есть ещё шанс помочь раненым. Если там остались раненые.
Связной вернулся через неделю. За это время немцы заняли окрестные сёла и плотно перекрыли переправы через Рось. О том, что в лесу есть партизаны, причем не местные, знали уже все, а значит, и немцы, и выбор перед Гриценко стоял простой: либо ближайшей ночью все отряды небольшими группами уходят из Москаленковского леса, либо через день-два их уничтожат, как пятый батальон. Штаб полка, видимо, понимая положение, в котором оказался восьмой батальон, разрешил действовать по ситуации.
Гриценко тоже не потратил эту неделю впустую, он подобрал для отрядов места оседания и нашёл проводников. Вечером комбат начал вызвать командиров взводов. Он уже видел, что сил одного взвода недостаточно даже для мелких налётов, и решил отправлять их парами. А объединяться или действовать порознь, пусть решают на месте. Для первого и второго взводов он выбрал район к юго-востоку от Таганчи — лес там глухой, берега Роси заболочены, и если понадобится, можно укрыться надолго, но места в то же время не безлюдные, есть крупные сёла, значит, без дела сидеть не будут и провизию найдут. Сухпайки, привезённые из Киева, в батальоне уже заканчивались.
Гриценко вызвал командиров первого и второго взводов, Гольдинова и Никитина, положил перед ними карту и объяснил задачу, как он её понимал: причинять посильный вред противнику. Для этого связаться с особыми отделами воинских частей в районе Таганчанского леса. Если встретятся другие партизанские отряды — действовать согласованно, искать помощников среди жителей ближайших сёл. Без поддержки местных им в лесу не продержаться.
— Как мы будем поддерживать с вами связь? — спросил Гольдинов. — Вы остаётесь здесь?
— Не вижу смысла оставаться комбатом без батальона. Уйду с девятым и десятым взводами. А со связью непросто, конечно, будет, особенно сначала. Со временем разберёмся, кто в каком лесу осел, как пройти, как найти — все тропы тут будем знать. Но пока — только через связного, и то, если он вас найдёт. До Таганчанского леса пойдёте с проводником, а дальше уже сами. Завтра полнолуние — ночь ясная, так что идти будет легче, но и опаснее. Не теряйте бдительность.
— А что, земляк, ты сам откуда? — спросил Илью Никитин, когда они вышли из землянки комбата.
— Из Киева.
— Понятно. Я из Житомирской области. У тебя во взводе местные есть?
— Нет.
— И у меня нет, и это плохо. Партизанить нужно в знакомых местах, а не так, как мы — дорогу от села до села спрашиваем.
— Хорошо бы сейчас выйти, — напомнил им проводник. — Чтобы к утру успеть.
— Сейчас и выйдем, — кивнул Илья. — Через десять минут приведу сюда взвод.
— А я через пять, — бросил Никитин.
Проводник вывел их на дорогу и пошагал в сторону Коростеня. Был он средних лет, внешность имел неприметную, от разговоров уклонялся, но командир второго взвода не отставал и тормошил расспросами. Никитин хотел знать всё.
— Из какого ты села?
— Та тут, недалеко, за лесочком, — уклончиво отвечал проводник и замолкал.
— А немцы у вас есть? Давно?
— Та ну, есть. Всюду есть, и у нас есть.
— Сколько их?
— Та кто ж считал? Чтобы считать, нужно в селе сидеть, а я где? Вас вот веду.
— Иди ко мне в отряд, — наседал Никитин. — Почему не хочешь?
— Та я хочу. Только работы много.
Первое время они шли вдоль хорошо уже знакомого Москаленковского леса. И дорога, и поля вокруг, и холмы, перемежавшиеся ярами, были залиты серовато-золотым лунным светом — ночь стояла тёплая, тихая и безоблачная. В неверном свете ночи холмы виделись выше, поля отливали дрожащей синевой, и только лес, тянувшийся по правую руку, чернел густой неровной полосой, отделяя землю от склонившегося над ней звёздного неба.