Проходившую рядом с театром трамвайную линию, говорят, сняли из-за недопустимых вибраций, которые планомерно разрушали старое здание. Видимо, учли и тот факт, что рядом в ветхой трубе под Малым театром под Театральной (Свердловской) площадью проходила река Неглинная.
Понимая важность этого подготовительного охранного мероприятия, мы постоянно совершенствовали тактику осмотров, чаще использовали технические средства (разворачивалась локальная радиосеть, использовались металлодетекторы, газоанализаторы, аппаратура специальной лаборатории полковника К.И Захарова и др.) Хорошо работали наши помощницы-собачки.
После инструктажа, который обычно проходил в легендарном Бетховенском зале, оперативно-технические группы расходились по своим участкам. Свою задачу сотрудники, как правило, выполняли на «пять». Для оценки качества ОТО я бросал, например, в самом неожиданном месте огромного здания пистолетный патрон. Представьте себе! Большой театр — сложнейшее архитектурно-техническое сооружение, напичканное различными механизмами, складскими помещениями с тоннами декораций и… 4,5-миллиметровый пистолетный патрон. И находили.
Представьте теперь, мог ли МС после пяти таких оперативно-технических осмотров, проведенных к его приезду, найти на чердаке своей форосской дачи старый радиоприемник, по которому он, как подпольщик времен войны, якобы узнавал новости о страшном ГКЧП? Обычное горбачевское вранье. Я думаю, что крымчане, т. е. сотрудники 9-го отдела в Крыму, проводили ОТО не менее скрупулезно, чем мы.
Да и чердак форосской дачи это не КДС, БКД или Большой театр. МС, видимо, перепутал его с захламленным чердаком своего деревенского дома в деревне, в Привольном.
Дальше начиналось самое сложное. Я, собрав главных специалистов театра — инженера, электрика, механика и др., составлял за нашими подписями рапорт, в котором отмечал, что «Считаю нецелесообразным проведение в ГАБТе массовых мероприятий в связи с его аварийным состоянием». Тяжело вздохнув, Ю.С. Плеханов в очередной раз шел к первому лицу и возвращался с резолюцией: «Разрешить в виде исключения». Как будто не было Чернобыля, «Адмирала Нахимова» и других ЧП.
И если вернуться в прошлое. В декабре 1909 года, например, при подготовке мер безопасности перед приездом в Москву государя-императора были проведены оперативно-технические осмотры подземных сооружений по пути ожидаемого проезда охраняемых лиц от царского павильона Николаевской железной дороге до Кремля. Комиссия, состоявшая из представителей всех ведомств и инженерных служб, работала круглосуточно и ежедневно в течение 19 дней с 17 ноября по 5 декабря. В продолжении 9–10 рабочих часов ночи комиссия успевала осмотреть путь на протяжении лишь 100–120 сажень.
Осматривались: водостоки, канализация, водопровод, дренажи, газовое освещение, телефон, телеграф, трамвай, электрическое освещение и другие разные сооружения.
В каждом доме, стоящем на пути осмотра, работали домовые комиссии.
За неимением места я не буду приводить составленный по итогам работы комиссии итоговый документ на 40 листах. Но поверьте, это удивительный документ и по форме, и по содержанию. Комиссией, например, были обнаружены и исправлены утечки газа, найден старый Екатерининский водопровод, сооруженный еще в 1813 году, идущий по направлению от Рязанского вокзала под Каланчевской улицей и через владение Перлова и др.
С Большим театром связано и одно из наших нововведений.
Во время посещения его семействами Горбачева и Рейгана мы впервые установили на главном входе рамки металлодетекторов и провели досмотр всех прибывших в театр высокопоставленных гостей. Это сегодня в свободные демократические времена даже в заштатном дворце культуры или магазине вас «трясут, как грушу», досматривают со всей классовой ненавистью. В аэропортах вы послушно снимаете ботинки, ремни и совершаете другие неприятные процедуры и не возмущаетесь. И это еще не вечер!
А тогда, в страшном тоталитарном государстве, подобное отношение охраны к людям воспринималось унизительным нарушением прав советского человека. А учитывая контингент приглашенных, мы здорово рисковали. Чтобы как-то обезопасить себя, мы привлекли к работе двух агентов Секретной службы — афроамериканцев, а тогда они не обижались, услышав слово — негр, и объявили, что мы тут ни при чем — это требование американцев.
Советская перестроечная элита возмущалась про себя, но терпеливо выкладывала на столы металлические предметы. Это ведь требовали — американцы!
Кстати, больше всех возмущался, скрипел зубами и матерился генералитет, пуговицы и кокарды и т. п. давали тревожный «звон».
Но главное было — «начать».
Во время XXVII съезда КПСС я вместе с генерал-майором М.С. Докучаевым отвечал за работу с руководителями служб охраны лидеров социалистических стран, приехавших на это важнейшее политическое мероприятие. Познакомился с руководителями охраны генералами Кашевым (Болгария), Даржинкевичем (Польша), Вольфом (ГДР) и другими. Личное знакомство с ними в дальнейшем очень помогало при подготовке зарубежных поездок в страны СЭВ. Не удалось установить контакт только с румыном, который не знал русского языка, и все дни в гордом одиночестве просидел на углу стола.
Как я быстро убедился, охрана конкретна и предметна, не прощает ошибок, и никакие университеты, никакие воинские звания и должности не заменят здесь личного опыта, практики, заслуженного каждодневным тяжелым трудом авторитета.
Как это ни смешно, на первом этапе мне очень сложно было перебороть в себе психологию контрразведчика — быть в тени, не высовываться.
Сотрудник же охраны выполняет свои обязанности публично, вблизи от первых лиц государства, на первом плане, на виду у огромного количества людей, под объективами кино— и телевизионных камер. И совсем непросто приучить себя не обращать на это внимания. Во время одной из поездок, кажется в Венгрию, я чуть было не отстал от самолета, постеснявшись пройти между фотографом и расположившимися перед ним на проходе для съемок руководителями соцстран с Горбачевым посредине.
Другой раз, на XXVII съезде КПСС, постеснявшись опередить Ф. Кастро и Э. Хоннекера при выходе из «серебряной двери» в КДС, чуть было не сорвал серьезное охранное мероприятие.
(Если смотреть на сцену КДС из зала — левая дверь, откуда обычно выходили в зал гости съездов, называлась «серебряной», а правая, откуда выходило Политбюро, — «золотой».)
Таким образом, я приобретал бесценный «девяточный» опыт. Не на совещаниях и оперативках, а путем проб и ошибок, в конкретной каждодневной работе знакомился с большинством руководителей подразделений, ключевыми сотрудниками Управления.
Должность «помощника» весьма специфична и предполагает определенную близость не только к руководителю, но и к его семье, родственникам. Но я, с первых дней работы опасаясь превратиться в заурядного адьютанта, принял решение ограничить свои отношения с ЮС сугубо деловыми, служебными. За пять лет совместной работы я ни разу не был у него дома. Может быть, это нехорошо, но имя и отчество его супруги — Руфины Павловны я узнал лишь в тяжелые «после августовские дни».
Надо отметить, что и мои личные проблемы, в частности больной для меня тогда квартирный вопрос, не очень его интересовали и волновали. Я думаю, что не знал он и состава моей семьи, и есть ли у меня дети и сколько. К тому времени моя, теперь — старшая, дочь вышла замуж и ждала ребенка, а жили мы четыре взрослых человека в двухкомнатной хрущевской квартире у метро «Проспект Вернадского». Я старался не обременять его своими проблемами, хотя иногда после длительных и трудоемких командировок даже спокойно отоспаться у меня не было возможности. Когда метраж на душу населения в моей квартире достиг положенного у нас норматива, я стал в общую очередь, получив, кажется, 700-й номер.
Так, к 1991-му я и остался при своих квартирных интересах.
Хорошо это или плохо, но ЮС, как и Ю.В. Андропов, был резко против «хозяйственного обрастания чекистов», так как это, по их мнению, будет отвлекать их от службы. Офицер — земле— и дачевладелец начнет всеми правдами и неправдами доставать строительные материалы, которые были тогда в стране в большом дефиците, входить в коррупционные связи с торгашами и строителями и т. п.
Зная это, я и не заикался о каких-либо благах.
После успешного первого визита в Вашингтон в 1987 году, в подготовке которого я не был главным, но и не был последним, практически все участники получили ордена и медали: генералы Докучаев и Медведев по ордену «Красного Знамени», ребята из личной охраны — медали «За отвагу» и «Боевые заслуги», меня отблагодарили двойным окладом. ЮС сказал: «Мне как-то будет неудобно представлять к награде своего помощника, да и работаешь в охране ты совсем ничего!»
Я всегда был за скромность, но было обидно. Я ведь в «Девятку» не с улицы пришел, да и работал на визите не меньше других. А для офицера, по-моему, всегда были важны звезды на погонах, ордена и медали, а не деньги.
Кстати, работа по обеспечению безопасности первых лиц государства, особенно в заграничных командировках, всегда была огромным и ответственным трудом, требующим полной самоотдачи и даже мужества, в частности при принятии решений. Поэтому практика поощрения и награждения сотрудников за этот труд существовала и существует во всех спецслужбах мира и во все времена.
Так, заместитель наркома НКВД С.Н. Круглов, обеспечивавший безопасность Потсдамской конференции, получил не только советские награды, но и стал рыцарем ордена Британской империи и кавалером американского ордена «Легион достоинства».
Старался я также держать дистанцию и с «андроповской командой», куда помимо ЮС входили: начальник ПГУ, а затем и Председатель КГБ В.А. Крючков, его помощник П.П. Лаптев, руководитель Секретариата КГБ Е.Д. Карпещенко, начальники 12-го отдела КГБ Е.Н. Быстров и Е.И. Калгин и др.