Я предложила ей сигарету; она сначала отказалась, заявив, что в Штатах бросила курить, а потом вдруг, рассмеявшись, протянула руку к моей пачке:
— Нет, в этих стенах не курить невозможно! Я здесь провела семь лет — иногда мне кажется, что худших в жизни, иногда — что самых лучших, и при этом все они прошли в табачном дыму! А доктор Белова смолила одну сигарету за другой, из-за этого у нее даже были неприятности — наш записной стукач Марк Наумыч писал на нее бумаги начальству.
— Марк Наумыч до сих пор работает у нас и занимается тем же самым.
— Ну вот видите, тут ничего не изменилось! А я сама, как мне кажется, за последние годы прожила несколько жизней! Но довольно отступлений. Я думаю, что беда Саши заключалась в том, что у нее была слишком страстная натура, и она всему, чем бы ни занималась, отдавалась целиком. Это как с курением — она не могла курить или не курить по своему желанию, как вы или я, она должна была выкуривать по пачке в день. Она не могла быть беспристрастной по отношению к своим пациентам, она жила их жизнью. Но если бы она полюбила кого-нибудь по-настоящему, то вся бы растворилась в этой любви. Я всегда опасалась, что если страстность ее природы вступит в противоречие с ее же принципами, то это может привести к трагической развязке…
— То есть вы, Света, не исключаете возможность того, что она покончила с собой?
Светлана пожала плечами:
— Я не знаю. Саша была очень скрытной, а мы с ней никогда не были слишком близки. Я жила своей жизнью, которая в основном протекала за пределами больницы, а у Саши вообще не было подруг, она ни с кем не делилась своими переживаниями. Я вам могу рассказать только про то, что я наблюдала своими глазами — а я человек наблюдательный, профессия у меня такая — и про то, о чем догадывалась.
Я так увлеклась ее рассказом, что не замечала, что делается вокруг. Оглянувшись, я увидела, что Эрик смотрит на психологиню как зачарованный, и в его взгляде сквозило восхищение, в то время как Володя сидел со скучающим видом — как будто его все это мало интересовало. Убедившись, что мои рыцари не собираются включаться в наш разговор, я продолжала:
— Света, в последний год своей жизни Аля действительно в кого-то влюбилась — или вы говорите чисто теоретически?
— Скорее, теоретически. Понимаете, я нутром своим чувствовала, что Аля наконец проснулась как женщина и перестала функционировать исключительно как праведница-психотерапевт.
Она готова была отбросить в сторону свои комплексы и все, что она давила в себе все эти годы, — все это должно было вот-вот вырваться наружу. Я опасалась, что произойдет взрыв — и тогда нескончаемый поток чувств затопит и ее, и ее избранника. Мужчины такого не выносят, они удирают со всех ног, когда их любят слишком сильно — это не для них.
— Света, а вы не допускаете, что это произошло? Я вам открою одну тайну: в судебно-медицинском заключении говорится, что моя сестра ждала ребенка. Срок был примерно двенадцать недель — значит, зачатие произошло летом, где-то в середине августа…
Эрик издал странный звук, и я вдруг сообразила, что он еще ничего об этом не знает! Я наклонилась к нему и тихим голосом рассказала в двух словах о своем вчерашнем визите к патологоанатомам. Света тем временем взяла еще одну сигарету из лежавшей на столе пачки и глубоко затянулась, потом снова заговорила:
— Так это все-таки случилось. Что я могу вам сказать? Летом я была в отпуске, и не полтора месяца, как положено, а больше двух — я купила себе бюллетень, чтобы подольше погулять. Вышла я на работу в том году уже в конце августа… А когда произошло несчастье, я лежала дома с сильнейшим гриппом и встала на ноги уже после похорон. Вообще та осень была тяжелая, ненастная и слякотная… У нас в стационаре в конце октября покончила с собой одна пациентка. Не Сашина, а другого врача, но Саша все равно переживала. У этой женщины был психически больной сын, он ее всячески сживал с этого света. Внешне она была спокойной; ее отпустили домой на уик-энд, но в стрессовое отделение она уже не вернулась — шагнула вниз с балкона восьмого этажа, предварительно сняв домашние тапочки. На Сашу этот случай, конечно, сильно повлиял…
— Света, вы уходите от ответа на мой вопрос: кто мог быть Алиным возлюбленным и отцом ее ребенка?
— Да я как раз сейчас и ломаю над этим голову! Возможно, конечно, что это кто-то со стороны, не связанный с больницей, о чьем существовании мы просто не знали.
Мне это кажется почти невероятным: Александра была малоконтактным человеком, и знакомых у нее в Москве не было — только родственники. Конечно, она могла познакомиться с кем-то в автобусе или метро… Но Саша очень стеснялась своей хромоты и вряд ли бы пошла на это. Значит, речь идет о ком-то, связанном со стационаром. Скорее всего, она могла влюбиться в своего пациента — мне кажется, это было бы ближе ее натуре. Но пациентов-мужчин у нас всегда мало, и я не могу вспомнить никого, кем бы она могла заинтересоваться… Я помню, был у нее такой молодой больной — Саша Быков…
— Бывший десантник? — уточнила я.
Светлана посмотрела на меня удивленно:
— Наверное. Он все время ходил в камуфляже, а тогда это было не принято, не то что сейчас. Он был влюблен в доктора Белову, но — скорее не как в женщину, а как в богиню-вершительницу судеб… Знаете, как студенты первого курса влюбляются в преподавательниц, которые в два раза их старше. Он часто приходил к нам в стрессовое, чинил замки и проводку, подарил Саше хороший чайник. По-моему, он советовался с ней по любому поводу — верил, что его доктор любую беду руками разведет. Но ваша сестра никогда не смогла бы в него влюбиться.
Быков был примитивной личностью, этакий Иванушка-дурачок. И работал он, по-моему, грузчиком на заводе. Если он прочел в жизни больше одной книжки, то только благодаря Саше.
— Нет, это не вариант, — согласилась с ней я.
— А Кирилл Воронцов? — не выдержал Эрик.
Светлана наморщила свой идеально гладкий лоб, припоминая:
— А, вы говорите об этом шизофренике, который зарезал свою любовницу? Вряд ли. Мне он казался абсолютно непривлекательным. Холодный — знаете, как античная скульптура. Мраморным Аполлоном можно восхищаться, но влюбиться в него невозможно, пигмалионизм — это извращение. Впрочем, о вкусах не спорят. Я допускаю, что Саше он мог нравиться.
— Значит, все-таки Кирилл был шизофреником? — снова вступила я.
— Не знаю, — Света выразительно пожала плечами. — Для него было бы лучше, если бы ему поставили такой диагноз. Мне кажется, что спецпсихушка — это все-таки лучше, чем тюрьма. Из нее выходят. А в тюрьме такие, как Кирилл, выживают редко…
— А вы часто видели его в стационаре? Приходил он к Александре той осенью?
— Знаете, я рада была бы вам помочь, но не могу припомнить, когда я его встречала в последний раз. Наверное, я просто не приспособлена для медицинской карьеры — меня мало интересовали пациенты, особенно выписанные. Бизнесмен из меня получился лучше, чем психолог.
— Но ведь они с Александрой дружили…
— Да, я видела их вместе. Как-то я зашла в маленькую ординаторскую, когда они пили там чай — кажется, это было перед самым моим отпуском. Но я ничего не почувствовала — а я всегда чувствую, когда между мужчиной и женщиной что-то происходит. Впрочем, их роман мог вступить в бурную полосу, когда меня уже не было на работе.
— А вы знаете что-нибудь о его дальнейшей судьбе?
Не успела Светлана снова пожать плечами (по-моему, это был ее любимый жест), как вмешался Володя:
— Я знаю. Воронцов был арестован в 1988 году и чуть ли не год провел в Институте имени Сербского. Случай был очень сложный и интересный — так его охарактеризовал мой приятель. Врачи склонялись к тому, что у него всего лишь психопатия, но сомневались в диагнозе. В конце концов именно психологи доказали, что он болен. Кажется, правильный диагноз они поставили при помощи теста Роршаха — в его пятнах Воронцов увидел такие кровавые и причудливо-мрачные образы, которые нормальному человеку никогда в голову не придут. Суд признал его невменяемым, и он был отправлен на спецлечение. Узнать, где он сейчас — уже дело Эрика.
— Вот видите, как хорошо сработали мои коллеги! — обрадовалась Света. — Я в нем чувствовала эмоциональную холодность — значит, уже тогда эта сторона его личности начала деградировать…
Кстати, тот же мой однокашник рассказывал мне, что если проследить жизненную историю таких психически нестабильных — не будем пока говорить больных — типов, как Кирилл, совершивших убийство, то нередко выясняется, что в прошлом они встречались с девушками, которые потом внезапно исчезали и числятся пропавшими без веста. Конечно, с тех пор пролетело немало лет, и доказать уже ничего невозможно. Он в подробностях поведал мне о двух таких случаях.
Света выразительно посмотрела на часы, и я тут же поспешила вмешаться:
— Это мы обсудим позже — мы не можем до бесконечности задерживать Светлану. Прежде чем мы расстанемся, ответьте мне, ради Бога: мог быть любовником Саши кто-нибудь из сотрудников?
— Мог, конечно, — ответила та, поправляя рукав. — Ровно в 16.30 у ворот больницы меня будет ждать машина, но минут пятнадцать у нас еще есть. Извините, но я приехала в Москву всего на десять дней, и время у меня расписано буквально по секундам. Так вот, ни для кого не секрет, что служебные романы в больничных стенах — самая обычная ведь на свете. Особенно часто они завязываются во время ночных дежурств, — она говорила, обращаясь к Эрику, как будто объясняя постороннему то, что совершенно очевидно для ее коллег. — Чаще всего такие отношения несерьезны и не выходят за больничную ограду. В них больше секса, чем любви.
В подтверждение слов Светланы я могу привести небольшой отрывок из дневника моей сестры.
«11 марта (1986). Вернулась домой после суточного дежурства, и даже бабка Варя не может перебить мне настроение: я все еще хохочу! Вчера ночью меня вызвали в три часа в приемный покой: привезли пьяного, выпавшего в окно второго этажа. Он относительно легко отделался — у него не оказалось переломов и сильных ушибов, так что травматолог сказал, что это не по его части. Алкаш мало чего соображал и скверно ругался, но психоза у него не было; однако выпустить его на волю, не обработав глубокую рану на плече — он сильно порезался стеклом — было нельзя. В приемном проходила практику выпускница медучилища Лена; ее и послали за дежурным хирургом в 1-ю хирургию в седьмой (дальний) корпус, после того как убедились, что телефон там не отвечает. Минут через пятнадцать она возвратилась и объявила, что в отделении всюду погашен свет, и ни врача, ни дежурной сестры она не обнаружила. Мне не улыбалось караулить пьяного до утра — как назло, санитаров опять не было — и я снова послала ее на поиски с наказом: «Разыщи и приведи». Скоро юная Леночка вернулась и с триумфом громогласно объявила: