— Я их нашла! Они были в запертой ординаторской. Врач сказал, что придет, как только кончит!
Бедная девочка! Нескоро она забудет свое первое дежурство!»
Возможно, Александра во время одного из дежурств близко познакомилась с кем-то из больничных врачей, но мне об этом ничего неизвестно.
— Я тоже не знаю ничего о её приятелях из терапевтов или, например, хирургов, — добавил Володя.
— И в ее дневнике почти нет упоминаний о коллегах из других отделений, — вставила я.
— Тогда остаются сотрудники стрессового отделения и самого Центра. Надо сказать, что Александра здорово себя недооценивала; на самом деле многим мужчинам она казалась вполне подходящим объектом для ухаживания. Или, лучше сказать, она вполне могла нравиться противоположному полу, особенно если бы приложила для этого немножко больше усилий. Вот и вы, Володя, находили ее привлекательной, не правда ли? — вдруг обратилась она к нашему заведующему.
Володя густо покраснел, но тут же ответил, глядя прямо ей в глаза, хотя слова его явно предназначались для моих ушей:
— Да, конечно. Мы дружили, насколько могут дружить взрослая женщина-врач и желторотый студент-медик. Но если вы имеете в виду другой аспект отношений — да, мне было приятно находиться в ее обществе, физически она меня привлекала. Она действительно себя недооценивала — хотя ее и нельзя было назвать красавицей. Ей недоставало женского обаяния — кокетства, что ли…
— Вот-вот, вы ухватили главное. Я много раз предлагала ей в этом помочь, она все отнекивалась — но когда она заявила, что «кому-то суждено быть легкомысленной, как вы, Светочка, а кому-то — серьезной», я от нее окончательно отстала. Но некоторым мужчинам — извращенцам, я бы сказала, — тут Света лукаво посмотрела на Володю, — Саша нравилась и в своем серьезном естестве. Сучкову, например.
— Сучкову? — воскликнули мы трое в один голос.
— Да, именно ему. Мне всегда казалось, что она в нем возбуждает интерес — не знаю, какого плана, может быть, сексуальный, может, она его интриговала, как существо с другой планеты. Его бесконечные придирки к ней и ее реакция на них — все это напоминало мне детский сад, где мальчик дергает понравившуюся ему девочку за косы, а она в ответ ревет. Во всяком случае, он никогда не давал ход доносам на нее.
— Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! — заявила я. — Сучков — герой не ее романа. Абсолютно аморальный тип, жестокий эгоист, взяточник и вдобавок ко всему, как выяснилось, еще и антисемит — нет, сестра не могла иметь с ним ничего общего. А уж представить их в одной постели…
— Ну почему обязательно в постели? Можно и на столе, и на покрытой клеенкой кушетке, и даже на каталке, — поддразнила меня не в меру разыгравшаяся Светлана. — Но вы, Лида, правы. Я упомянула Сучкова только в качестве примера мужчины, которому Саша нравилась. Она была в хороших отношениях и с Виленом из Стрессового центра, только не помню его фамилии…
— Орбелян, — подсказала я.
— Точно, с Виленом Орбеляном. Когда все сотрудники летом уходили в отпуск, они фактически вдвоем отвечали за отделение. По-моему, Саша принципиально не брала отпуск — она вообще не умела отдыхать.
Я про себя обиделась за старшую сестру, хотя Светлана была и права. Но меня эта самоуверенная новоиспеченная американка раздражала все больше и больше. Ее тон, ее высокомерная ирония, то, как она смутила Володю, и то, с каким восторгом смотрел на нее красавец армянин — все это мне очень не нравилось.
— Я бы совсем не удивилась, если бы узнала, что у Саши был роман с Виленом, — продолжала тем временем Светлана. — Конечно, Вилена трудно назвать красавцем, но он был умен, а это качество женщины ценят в мужчинах в первую очередь, и Саша тут не была исключением. Если она в него действительно влюбилась, то ничем хорошим это кончиться не могло. Для Вилена Саша могла бы служить только приятным развлечением и отвлечением, не более того. Не тот у него был характер, чтобы допустить в свою жизнь случайную возлюбленную — а их у него было немало. Все сотрудники Центра знали, что он из патриархальной армянской семьи, которая не допустит, чтобы ее старший отпрыск связал свою судьбу с чужой. Родичи подобрали ему молоденькую невесту из «своих», но с женитьбой Вилен не торопился — хотел сначала защитить диссертацию и погулять вволю. Он женился вскоре после смерти вашей сестры.
— А где он теперь? — поинтересовалась я.
— О, вы его вряд ли найдете. Он в Южной Америке. Скорее всего, в Рио-де-Жанейро — во всяком случае, год назад я с ним встретилась именно там. Как разбросала нас всех жизнь! Но, в отличие от меня, он уехал за границу по контракту, работать по специальности, врачом.
— Как бы я хотела на него посмотреть! — вырвалось у меня.
Света понимающе улыбнулась:
— Я специально захватила с собой групповую фотографию, на которой он тоже есть, — и она вынула аккуратный конверт из своей плоской сумочки.
Внутри него оказался выцветший любительский фотоснимок, и мы с Эриком и Володей чуть не стукнулись лбами, склонившись над ним.
— Нас снимал в больничном саду наш бывший пациент, увлекавшийся фотографией, — поясняла Света. — Вы, конечно, узнали наш корпус. Это июнь 1986 года, Вилен уже к нам пришел, но остальным еще осталось до отпуска несколько дней. Вот он, Вилен — и она указала ухоженным ногтем на мужчину в белом халате с поредевшими светлыми волосами; именно про таких сложена поговорка: «Если мужчина чуть краше гориллы, то уже красавец». — В центре, как видите, Косолапов рука об руку с Сениной — он уже тогда у нас не работал, просто заехал по делам. А вот это я, — и она ткнула пальцем в носатую девчонку в очках с тяжелой оправой; я ни за что бы не узнала в ней холеную даму, в которую та превратилась. — Как видите, мы с Володей во втором ряду — как самые младшие и по возрасту, и по должности.
Володя на фотографии был узнаваем, но казался совсем юным, даже не студентом, а скорее старшеклассником. Интересно, через какие испытания ему пришлось пройти, чтобы приобрести такой печальный и понимающий взгляд, в который уже раз промелькнула у меня мысль. Но я на ней не задержалась, потому что все мое внимание уже было приковано к Але, к Але, которая сидела на лавочке рядом со всеми — и отдельно; между ней и Косолаповым было значительное пустое пространство. У Али было грустное и усталое выражение лица, но коричневое платье на снимке изменило свой тон и приятно оттеняло ее волосы — здесь оно шло ей больше, чем в реальной жизни.
— Да, — уловив направление моего взгляда, подтвердила Света. — Александра всегда вела себя именно так: она была как будто рядом — но на самом деле сама по себе. Но теперь мне уже действительно пора идти, — и она поднялась с кресла.
Я с сожалением протянула ей снимок, но она, внимательно посмотрев на меня, великодушно разрешила мне оставить его у себя.
— Мне эта карточка теперь вроде ни к чему, — сказала она, — а тут все-таки ваша сестра. Я буду в Москве до 1 октября, и если вам что-то будет очень нужно, — она интонацией подчеркнула слово «очень», — то звоните, у Эрика есть мой номер.
Мужчины встали, и Эрик уже схватил свою куртку и дипломат, как она остановила его решительным жестом:
— Нет, прошу вас меня не провожать. Я хочу в одиночестве пройтись по родным коридорам. Наверняка я уже больше сюда никогда не попаду, так что разрешите мне на пять минут почувствовать себя сентиментальной простушкой, вернувшейся к отеческим гробам.
И, распрощавшись с нами, она повернулась и вышла — четким, почти чеканным шагом, по-иному она ходить просто не умела, мускулистые икры играли под ее отливающими перламутром колготками, и это, как ни странно, было красиво; во всяком случае, мои мужчины смотрели ей вслед, полностью забыв на мгновение о моем существовании, и я возревновала.
— Какая женщина, — восхищенно произнес Эрик, но Володя добавил:
— Если только она женщина, а не робот в женском обличье, — и я тут же прониклась к нему симпатией.
— Только не представляю себе, — заговорил детектив уже своим обычным тоном, — как она может помнить во всех подробностях то, что происходило десять лет назад. Когда свидетели отличаются такой превосходной памятью, это подозрительно.
Мы с Володей посмотрели на него с сожалением, потом Володя высказал вслух то, о чем мы с ним синхронно подумали:
— Эрик, ты действительно не имеешь представления о том, что такое наша профессиональная память. Наверное, ты уже имел случай убедиться, какая великолепная память у Лиды. Я же, например, помню практически всех своих больных, начиная с третьего курса. Мы можем путать даты, пропускать дни рождения родных, находиться в сложных отношениях с таблицей умножения — но мы никогда не забываем ни лица людей, ни их голоса, ни их истории.
Уверяю тебя, что все факты, о которых нам рассказала Горшечникова, соответствуют истине — а вот что касается их интерпретации, то тут она, по-моему, дала волю своей фантазии…
— Кстати, Володя, а тебе действительно нравилась Аля? — неожиданно я задала ему вопрос прямо в лоб.
— Я же сказал тебе это при нашей первой встрече — нет, извиняюсь, при второй, первая была в метро, — спокойно ответил он.
— Мне кажется, что Света намекала на что-то более серьезное…
— А мне лично кажется, что Света, эта «мисс Горз», — раздраженно прервал меня он, — просто-напросто самодовольная баба, страшно гордая тем, чего она добилась в жизни — чисто по-американски. И она откликнулась на просьбу Эрика только для того, чтобы продемонстрировать нам себя.
— Во всяком случае, существует большая вероятность, что именно она направила нас по верному пути, — заметил Эрик. — Этот Вилен… Я еще не успел прочитать только что расшифрованные страницы, лишь пролистал их, но, по-моему, мне встречалось это имя. Предположим, что доктор Орбелян соблазняет Александру… Она влюбляется в него по уши и к тому же ждет от него ребенка. И таким образом становится для него помехой — эта история грозит расстроить его брак и поссорить с семьей. Возможно, в тот ноябрьский вечер она сама вызвала его в стрессовый стационар для объяснений и тогда и сообщила ему о своей беременности. Произошла бурная сцена, и в припадке ярости Вилен, армянин по национальности, следовательно, человек с горячей кровью — по себе знаю — выкидывает опостылевшую любовницу в окошко… После этого он свободен жениться на своей избраннице, что и делает почти сразу… И уезжает за границу, куда его не выпустили бы, если бы он женился на Але, с ее диссидентскими взглядами, или если бы разгорелся скандал.