И я хорошо знаю этот медальон: это была единственная Алина вещь, которая мне нравилась, и после ее смерти я взяла ее себе на память. Серебряная цепочка тонкой работы и оригинальной формы подвеска — похожая на католический крест, но полая внутри. Я расстегнула ворот блузки и сняла его с себя, чтобы еще раз получше его рассмотреть. Так вот, значит, каково происхождение этой вещицы…
«18 мая. К нам заходил сегодня доктор Полянский, заведующий 3-й терапией, и рассказал потрясающую новость. Оказывается, в больнице была очередная комиссия, и в ее заключении говорится, что Валентина Юрьевна Аришина не соответствует занимаемой должности! Но ее не снимают, потому что совершенно некем ее заменить. Надо же, не одна я, оказывается, заметила, что наша зам. по лечебной части непроходимо тупа и безграмотна! Доктор Полянский тоже сильно от нее страдает. Он прекрасный врач — настоящий земский врач; когда заболевает наша Богоявленская, она мигом забывает обо всех знакомых профессорах и требует только Полянского — она далеко не дура, наша руководительница. В отделении у Полянского лучше всего обстоит дело с койко-днями: его больные выздоравливают в рекордно короткий срок. Но, к его несчастью, у него работает одна медсестра-стукачка, которая метит на место старшей сестры. Доносы его замучили, и по числу выговоров он тоже поставил рекорд. Поистине у нас бьют только за дело!
Ура, к нам снова приходит Вилен!
30 мая. Интересно, почему все люди как люди, а я болею исключительно тогда, когда устанавливается наконец хорошая погода?
Если бы не мама и не тетя Лена, то не знаю, что было бы со мной и б. В.
К сожалению, Вилен нас покидает — он срочно берет пол-отпуска по семейным обстоятельствам, мне так и не довелось с ним поработать. Правда, летом он снова к нам вернется.
Настроение поганое, как всегда после гриппа… Приходил снова В., мне трудно с ним было говорить: чужой, совсем чужой!
6 июня. Вместо Вилена Богоявленская прислала интерна, Володю Синицына — совсем молодого парнишку. Он старается, но за ним нужен глаз да глаз. Вчера он умудрился, например, в ходе «психотерапевтической» беседы заявить больной Эмме В., журналистке и писательнице, что хватит дурью маяться, а если ей так не нравится жизнь в ее комфортабельной городской трехкомнатной квартире, то пусть едет в деревню на сельхозработы! Эмма, конечно, сначала устроила нам мигрень, а потом закатила истерику, и мы с Сениной потратили два часа на ее умиротворение!
В., оправдываясь, объяснял, что ничего подобного он не говорил, а просто намекнул на то, что смена обстановки может значительно улучшить ее состояние, а близость к природе только стимулирует творческий процесс, как это случилось, например, с Генри Торо… Кто их там разберет? В следующий раз будет осторожнее, не то нас засыпят жалобами. Я на всякий случай забрала у него пациентку Оксану Л., она, кажется, бредовая: заявляет, что ее преследует КГБ — а вдруг это не бред?»
Так-так, первое появление Володи на страницах Алиного дневника — и его первый блин комом! Каждый из нас может вспомнить грубейшие ляпы, которые мы делали от самонадеянности, только-только приступив к работе…
«12 июня. Самое интересное, что рассказ Оксаны Л. о том, что ее преследует КГБ, — вовсе не бред, как мне вначале показалось.
Я, конечно, знала, что ЧК не дремлет, но уж очень примитивную историю мне рассказала Оксана. Ее, экономиста в одной небольшой конторе, якобы застукали на спекуляции полиэтиленовыми сумками с надписью «Мальборо» (как она утверждает, она продавала всего два пакета) и заставили подписать заявление о сотрудничестве, пригрозив громким скандалом. Это было еще при Андропове. Она со страху подписала — и теперь вот вся трясется при виде телефона и звуке телефонного звонка. Как она утверждала, ей все время звонит какой-то «майор Кашин» и требует от нее информации — то есть доносов на сотрудников, и хотя она много раз отказывалась от почетной карьеры стукачки, этот «майор Кашин» все равно звонит — чуть ли не каждый день. Наверное, по выражению моего лица она поняла, что я ей не верю — и дала мне номер телефона этого самого «майора», несмотря на подписку «о неразглашении». Из любопытства я по нему позвонила — и каково же было мое удивление, когда я услышала в ответ: «Майор Кашин у телефона». Я представилась ему как лечащий врач-психиатр его агента и железным, не допускающим возражения тоном приказала ему явиться ко мне в отделение. Самое смешное, что он нахамил мне — но явился-таки! Сегодня он сидел напротив меня в моей ординаторской, маленький, гнусный и нахальный, и я чуть ли не впервые поблагодарила природу за то, что она дала мне неженский рост, позволивший мне над ним возвышаться. Этот плюгавый мужичонка заявил мне, что Оксана — спекулянтка, она сама, добровольно стала сотрудничать с Конторой, и он будет ей звонить и добывать у нее информацию так часто, как ему это заблагорассудится! Тогда я сказала ему — спокойно, без нажима — что Оксана находится на грани умственного помешательства, и если она покончит с собой, заслышав его голос в трубке, я сотру его в порошок.
— Тем более, — добавила я со змеиной улыбкой (не умею я улыбаться очаровательно, рот у меня какой-то ехидный), — что Оксана ни разу от вас не брала денег, значит, вы их клали в свой карман!
Кажется, я попала в точку. Лицо «майора Кашина» побагровело и вытянулось, и он ушел от меня, грязно ругаясь. Вот тебе и бред!
Я много раз представляла себе, как я столкнусь с Конторой, но совершенно не ожидала такого. Боже, как все измельчало! Мне было не страшно, но — противно. После ухода «майора» я протерла стул, на котором он сидел, мокрой тряпкой, и проветрила ординаторскую. Почему-то я уверена, что больше мою Оксану никто не потревожит».
Вот это да — моя сестричка вступила в конфликт со столь могущественной организацией, как КГБ! Дрожь пробежала у меня по телу — может быть, нам действительно не стоит копаться в прошлом? Правда, этот «майор Кашин» явно мелкая сошка и к тому же еще очковтиратель, и Контора за него бы никогда не вступилась, но такие люди, как он, со столь выраженным комплексом неполноценности, обычно очень мстительны. Правда, повод уж очень незначительный… Но какова моя старшая сестра! У меня никогда бы не хватило духа на такой разговор. Хотя непонятно, чего в этом случае она проявила больше — мужества или отсутствия воображения.
«16 июня. Сегодня я после суточного дежурства — натерпелась страху! В три часа ночи привезли алкоголика в белой горячке, который оказался, нам на горе, каратистом. Первым делом он нокаутировал нашего нового медбрата Борю, который, придя в себя, героически дополз до ординаторской и заперся там на щеколду, оставив меня один на один с возбужденным больным. Так как Боря заменял у нас на этот раз и санитара, то я оказалась в пиковом положении. По счастью, на пятый этаж как раз в этот момент заглянула сестра Ира, которая дежурила в стрессовом. До восьми утра мы вдвоем заговаривали каратисту зубы. Он вел себя смирнехонько до тех пор, пока я или Ира уговаривали его тихим голосом, но как только мы замолкали, снова начинал размахивать руками и выкрикивать что-то бессвязное.
Когда пришла дневная смена, наши санитары сбегали за подмогой и связывали его уже всемером, с помощью молоденького доктора из реанимации. Только тогда Боря вышел из ординаторской. Ирина готова была сама наброситься на него с кулаками, но я ее остановила. Куда только делись настоящие мужчины, — готова я повторять вслед за моими пациентками. Но, несмотря ни на что, я все-таки верю, что они есть!
После таких приключений как-то острее чувствуется вкус жизни.
18, среда. Господи, спаси меня от дураков! Вчера меня вызвал Сучк. и с мрачной миной заявил:
— На тебя опять пришли сигналы.
Я внутренне похолодела: вспомнила про Оксану и ее «майора» из КГБ. А оказалось, что это всего лишь очередное послание Марка Наумыча в Минздрав относительно злостного курения плюс жалоба моей бывшей пациентки Аллы Тимофеевны на то, что «в стрессовом отделении поощряется разврат, и врачи (в частности, А. В. Белова) оправдывают мужей, ушедших к другой женщине, тем, что их жены не обладают достаточной сексуальной техникой. Таким образом, вместо того чтобы способствовать укреплению советской семьи, психиатры объективно своими действиями и внушениями ее разрушают.
— Александра Владимировна, не можете ли вы объяснить мне, в чем заключается та сексуальная техника, которая удерживает мужей дома? — спросил меня Сучков с ядовитой улыбкой, но вместо ответа я вскочила и убежала.
Как-то раз в палате, где лежала Алла, я обмолвилась о том, что нередко муж уходит из семьи потому, что жена не прилагает никаких усилий, чтобы дома супругу было лучше, чем на стороне, — в том числе и в постели. Это ж надо настолько извратить смысл моих слов!
А с другой стороны… Не могу же я всю жизнь только понаслышке знать о том, что такое «сексуальная техника», черпая информацию из умных книг?
Уверена, что моя маленькая сестричка уже может дать мне в этом отношении сто очков вперед, и притом не на уровне сухой теории, а именно там, где древо жизни вечно зеленеет… Не пора ли и мне с этим познакомиться на собственном опыте?»
Браво, сестра! Никаких соплей и прочих сантиментов — в двадцать восемь лет пора прощаться с невинностью, особенно при такой профессии, как у нас с ней. Она угадала — к тому времени, как она писала эти строки, я уже давно рассталась с девственностью — и каким фейерверком мы отпраздновали это событие!
«23 июня. Вчера дежурила, и когда я обходила вечером больных в психосоматике, явился пьяненький, как обычно, доктор Иванчук — как всегда, стрельнуть у кого-нибудь пятерку. Вместо того чтобы сразу его выгнать, я велела ему подождать в большой ординаторской. Вернувшись с обхода, я вытащила из сумочки кошелек и положила рядом с собой на стол; Иванчук не мог оторвать глаз от завлекательно выглядывающего оттуда красного уголка червонца. Я чувствовала себя гадостно, но должна же была я заставить его говорить! Впрочем, это было совсем не трудно. Сглатывая слюну, Иванчук много чего мне порассказал: и о том, сколько стоит диагноз «шизофрения» в случае мелкого правонарушения и в случае более крупного проступка; и, главное, я теперь знаю не только о механизмах постановки «психических» на учет, но и о том, как для большей надежности получить группу инвалидности — вот где делаются деньги! Есть свои расценки и на то, как откосить от армии — причем диагноз «психопатия» в этом случае стоит намного дороже, чем психическое заболевание. Ей-богу, не зря я пожертвовала десяткой».