Сережа обрадовался тогда. Геолог — это здорово! Даже почище капитана дальнего плавания.
— Я тоже буду геологом, — решил он. — Может, где-нибудь мы встретимся с папой, вместе будем искать всякие металлы и руду. А вдруг отыщем какие-нибудь необыкновенные алмазы или горячие источники, которые лечат все болезни. Разве не может так случиться?
Недаром Сережа слыл выдумщиком, фантазия у него работала, как он выражался, на всю железку.
Ему уже представлялась эта случайная, неожиданная встреча с отцом, то-то, наверно, удивится отец, когда узнает, кто его сын.
Интересно, будут ли они дружить или не понравятся один другому? Нет, наверное, понравятся, станут большими друзьями. Наверняка станут!
Как бы там ни было, а они и в самом деле встретились. И случилось это спустя годы, тогда, когда Сережа окончил девятый класс.
Зоя Ярославна ехала с Сережей в метро домой после утомительного похода в ГУМ, ЦУМ и еще несколько магазинов — в поисках нового, самой современной марки магнитофона. Это был подарок Зои Ярославны ко дню рождения, Сережа спустя несколько дней уезжал на Байкал со строительным отрядом, так что день рождения он должен был отметить далеко от дома.
Было очень душно, июньская, уже совершенно по-летнему знойная жара.
Сережа сказал:
— Сейчас бы принять душ!
— Это невозможно, — отозвалась Зоя Ярославна. — У нас уже целый месяц нет горячей воды.
— Сегодня я буду ночевать у тебя, а не у мамы Кати, — решил Сережа. — Как ты смотришь на это? Согласна принять на ночевку?
— Что с тобой поделать.
Это был стиль, издавна принятый у них на вооружение: говорить обо всем шутливо, легко, стараться избегать острых углов.
Зоя Ярославна не хотела подавать вида, чтобы Сережа ничего не заметил, но сердце ее ныло по-настоящему: вот она и случилась, первая разлука с сыном. Сын уже вырос, уезжает далеко… Вырос? Да он же еще мальчик, совсем мальчик, вон какие у него детские руки, небольшие, загорелые, и пальцы такие трогательно короткие, и глаза доверчивые, наивные…
Нет, нельзя ничего говорить. А не то он обидится или рассердится. Они все в этом возрасте такие ранимые. Все мнят себя взрослыми, умудренными жизненным опытом и уж во всяком случае наверняка больше понимающими, что к чему, чем их старые, глупые родители. Что же, вот так вот он и уедет? Да, уедет. И от него подолгу не будет писем, и это будет так страшно, непривычно, вдруг и вправду с ним что случится, в конце концов, он же еще совсем небольшой…
Она думала, спорила сама с собой, возражала, соглашалась, опять спорила, а он ничего не замечал. Да и мудрено было бы заметить, ее лицо казалось внешне совершенно спокойным, даже невозмутимым.
Она всегда отличалась завидным уменьем владеть собой.
Какой-то человек сел рядом с Сережей. Вынул, отдуваясь, платок из кармана, Зоя Ярославна бегло взглянула на него, он тоже скользнул по ней взглядом. И вдруг оба сразу узнали друг друга.
Они могли бы жить бок о бок и не видеться годами, могли, находясь далеко друг от друга, увидеться нежданно-негаданно, как оно и случилось в этот жаркий летний день.
Случайность, недоступная человеческому пониманию, столкнула их в ту самую минуту, когда их встреча лицом к лицу оказалась неизбежной.
«Почему так случилось? — думала впоследствии Зоя Ярославна. — Почему нам суждено было встретиться впервые за шестнадцать лет здесь, в московском метро? Столько времени не видеться, ничего ровным счетом не знать друг о друге, и вдруг, нате вам, в метро, в одном вагоне, и места-то оказались, как нарочно, рядом…»
— Зоя, — сказал он, голос его не изменился, был все тот же, немного хриплый, как бы простуженный. — А ты нисколько не постарела!
— Вот еще, не постарела, — насмешливо протянула Зоя Ярославна. — Изрядно пооблиняла, сама вижу…
— Нисколько, — настаивал он.
— Ты всегда был на диво галантен, — сказала она.
— Выходит, ты еще помнишь меня?
— Как видишь.
Он наморщил лоб.
— Сколько же лет мы не виделись? Сейчас посчитаю, по-моему, лет двадцать, верно?
Зоя Ярославна совершенно точно знала, сколько лет им довелось не видеться, но спорить не стала. Двадцать так двадцать, пусть будет так.
Кивнула головой:
— Кажется, вроде этого.
Перевела глаза на Сережу.
Боже мой, как же они похожи! Только бы Сережа не заметил этого сходства, только бы не догадался.
— А кто это с тобой? Твой сын? — спросил Сережин отец.
— Сын, угадал.
— Взрослый парень какой, наверно, школу кончаешь?
Теперь он обращался уже к Сереже, пристально вглядываясь в него. Неужели догадался?
— Нет, я в девятом, перешел в десятый, — ответил Сережа.
— На вид ты выглядишь старше, — сказал отец.
Зоя Ярославна поняла: наверное, слова эти пришлись Сереже по душе, еще бы, ведь все они в эти годы спят и видят казаться взрослее, солиднее…
«И голос у них похожий, — подумала она, — интонация, тембр — просто одно и то же».
Да, недаром говорят, что гены — штука могучая и неистребимая!
Конечно же Сережин отец изменился. Синие, некогда яркие глаза потускнели, глубокие морщины пролегли на лбу. Шея изрезана складками, и кожа на руках уже старчески сухая, тонкая.
— Ты замужем? — спросил он, помедлив.
— Нет, — ответила Зоя Ярославна.
Он не стал больше ни о чем спрашивать.
Снова обернулся к Сереже:
— Кем бы ты хотел стать?
Зоя Ярославна настороженно ждала: что-то скажет Сережа? Может быть, скажет, что хочет стать геологом, как отец? Да еще добавит: никогда не видел отца, но хотел бы с ним встретиться — или еще что-нибудь в этом роде?
Однако Сережа словно бы и не расслышал этот вопрос. Он толком не разглядел знакомого своей матери. Мало ли сколько людей, хорошо и едва знакомых, встречалось им подчас!
Одних пациентов у Зои перебывало за всю жизнь чуть ли не целая тысяча. А полтысячи — наверняка!
Этот пожилой дядек задает ему банальный и, признаться, порядком надоевший вопрос: «Кем хочешь стать?»
Как часто Сереже приходилось слышать:
«Где ты учишься? Сколько тебе лет? Неужели? На вид можно дать куда больше!»
И уж само собой:
«Кем хочешь стать?»
Можно подумать, что он, Сережа, так вот сразу и выложит свои мечты и пожелания первому встречному.
— Кем? — повторил Сережа вежливым, равнодушно-умильным, как говорила Зоя Ярославна, голосом. — Право, я еще не успел решить…
Деланно-устало закрыл синие, поразительно походившие на отцовские, в темных ресницах, глаза.
Так они и расстались. Отец вышел первый на станции «Площадь Свердлова». Сперва протянул руку Зое Ярославне:
— Всего наилучшего тебе, дружочек…
— И тебе также, — ответила она.
Потом он протянул руку Сереже, две ладони с пальцами одинаковой формы, одна старая, другая молодая, гладкая, сошлись на миг в некрепком пожатии.
— Желаю тебе хорошо окончить школу…
— Спасибо, — сдержанно ответил Сережа.
Поезд помчался дальше. Зоя Ярославна глянула в окно, увидела: отец Сережи шагал по направлению к переходу, потом скрылся в толпе. Вот и все. Когда-то еще доведется им встретиться?..
Возле больничного подъезда Вершилова ожидала сестра Ася.
— Я на минутку, — сказала торопливо. — К тебе не дозвонишься, а мне нужно знать срочно: пойдешь в театр? У меня два билета. Если ты не пойдешь, может быть, Лера?
Это была немалая уступка. Вершилов знал, она не любит его жену и, само собой, не испытывает никакого желания идти вместе с нею в театр.
— Я пойду, — сказал он, желая на всякий случай оградить сестру и жену от нежелательного для обеих общения друг с другом. — Кстати, не спросил, в какой театр и на какой спектакль?
Театр был старинный, с интересной историей, справивший свое столетие. Недавно в нем появился новый режиссер, молодой, очень энергичный, обладавший неистощимой и бурной фантазией, поражавший всех своей энергией.
Театральная Москва уже говорила о его выдумках, которые он осуществлял в своих постановках, не всегда, к слову, удачных, но всегда заметных.
— Спектакль о любви, — сказала Ася. — Говорят, безумно интересно.
— Отлично, — сказал Вершилов. — Стало быть, без четверти семь, завтра, встретимся у входа.
— Без четверти семь, у входа, — повторила Ася веселым голосом.
«Даже не сумела скрыть своей радости оттого, что иду я, а не Лера», — подумал Вершилов.
Ася была младше его на четыре с половиной года. Когда-то, еще учась в институте, она вышла замуж за студента, с которым вместе училась, однако брак этот продолжался недолго, они разошлись, с той поры Ася осталась одна, жила с мамой вдвоем. Последние годы Ася преподавала сопромат в энергетическом институте.
К брату она была особенно привязана. Это был самый любимый человек в ее жизни. Может быть, потому у нее не сложились отношения с Лерой, что она считала, ее брату может подойти только самая лучшая, самая красивая, самая умная и добрая женщина на свете.
А Лера не была ни тем, ни другим, ни третьим.
— Ординарна в полном смысле слова, — утверждала Ася. — Самая что ни на есть рядовая особь во всех отношениях.
Она была пристрастна, особенно по отношению к тем, кого не любила.
— Ася у нас человек крайних симпатий и антипатий, — говорила мама. — У нее не бывает нюансов и оттенков, либо черный цвет, либо белый, либо она любит, либо ненавидит…
Такой Ася была в юности, такой осталась в последующие годы.
Сама о себе Ася говорила:
— Я никому не завидую, не скуплюсь, как на деньги, так и на чувства, не умею ревновать и не сержусь понапрасну. Это — мое кредо.
— Выходит, вы счастливы? — спрашивали ее, она отвечала серьезно:
— Конечно, счастлива, даже очень…
Вершилов немного опоздал и, уже приближаясь к подъезду театра, издали увидел крепкую, плечистую фигуру Аси.
Ася прохаживалась взад и вперед по тротуару, зеленое кримпленовое платье, темно-синий в малиновых розах с длинными кистями платок на плечах.