За мной всегда наблюдали. Составляли психологический портрет, взвешивали все за и против, думали на перспективу.
Приехав в Москву, я хотел кардинальных изменений и, сам того не желая, получил их сполна.
– Клим Константинович, – дверь кабинета открывается, и перед глазами появляется Матвей.
– С чего такой официоз? – откидываюсь в кресло.
– Мы собрали всех мелких акционеров.
– И?
– Тридцать процентов теперь твои.
– Я надеюсь, все прошло в рамках морали? – уточняю, зная пыл Матвея.
– Простреленное колено одного несговорчивого типа считается? – хмурится.
– Нет.
– Тогда почти в рамках, – Кузьмин садится в кресло и сцепляет пальцы замком где-то в области живота.
– Хорошо. Когда там у них ближайшее собрание акционеров?
– Не поверишь, через три дня.
– Экстренное?
– Обижаешь.
– Значит, Мельников уже знает, что я в деле.
– Я подрядил прессу, интернет-порталы. Это дело обязано быть замеченным. Все должны понимать, что его положение становится шатким.
– Отлично. Работайте дальше.
– А ты?
– А у меня дела.
– На связи.
Киваю, поочередно всовывая руки в карманы пиджака, и выхожу в небольшую приемную.
Я снял этот офис за неделю до своего приезда. Весь необходимый персонал в лице секретаря, журналиста, экономистов и пиарщицы привез с собой. Доверять людям отсюда – опрометчиво. А мне нужно было проверить всю бухгалтерию Мельникова, знать, что говорить, где, когда. Понимать, что творится в городе, какое здесь настроение. И точно предугадывать его шаги.
Пока все идет по плану. Почти все. Если не брать в расчет Лу.
Уже сутки мне не дают покоя слова Стефы: «Луизы не было на работе. Сказали, она взяла больничный».
Меня не должно это волновать. То, что с ней происходит. Точка была поставлена, хоть и не самым лучшим образом. Ей нет места в моей жизни. А мне в ее. Это уже давно вступившая в силу закономерность. Правило. Но ведь все правила созданы, чтобы их нарушать.
Впрочем, я и так уже многое нарушил. То, что ставил для себя под запрет.
Произошедшее той ночью было за гранью. Она была странной. Неживой и абсолютно ненастоящей. Я трахал чертову куклу. Чувствовал это, но все равно не смог остановиться. Не смог, потому что на голову, словно ушат с помоями, выливались воспоминания. Что-то давно забытое, упущенное, но на протяжении всего времени хранящееся в сердце.
Слишком отравленное, но в то же время ценное.
Ее близость, тепло. Губы. А в голове лишь ярость. Никаких поцелуев, никаких эмоций. Просто механика.
Просто ложь. Самому себе. С ней все не так. Все рушится от одних лишь прикосновений, рассыпается, становится пылью. Она сама разрушена, выжжена. Пустая, замкнутая, запуганная. Вызывающая сочувствие и лютую ненависть одновременно. И я. Я такой же.
Думая об этом, не осознаю, что останавливаю машину под окнами ее дома.
Провал. Прокол по всем фронтам. Этот раунд вы проиграли, капитан Вяземский.
Сноски:
1 Федеральная служба безопасности – ФСБ
2 Секретка – Государственная тайна
3 Крот – агент, глубоко инкорпорированный в структуру противоположенных сил, как правило, поставляющий особо важную, засекреченную информацию. Главное отличие от разведчика в его традиционном значении заключается в том, что «крот» вербуется ещё до того, как получает доступ к закрытой информации, иногда даже до того, как начинает работать в той сфере, которая интересует вербующую (засылающую) сторону. Часто «кротов» вербуют «на вырост», с прицелом, что рано или поздно «крот» достигнет высокой должности в организации враждебной стороны и станет поставлять полезную информацию.
4 Контора – сленговое название КГБ, ФСБ и некоторых других спецслужб.
21
Двое суток в каком-то ином мире. Голова налита свинцом, тело не слушается. Температура зашкаливает. Тридцать восемь-тридцать девять. В горле настоящий пожар. Глаза слезятся, а слух отказывается воспринимать громкие звуки.
Кажется, ночная вылазка к океану стала моим убийцей не только морально, но и физически. Я заболела. Впервые за последние два года слегла с жаром. Ромка даже скорую вызывал. Глупый, что со мной станет? Такие, как я, не подыхают, даже когда им сильно этого хочется.
Ангелине я, конечно, так ничего и не рассказала. Все эти дни она помогала брату, носилась тут со мной, на работу вышла. Сказала, что, пока я болею, она единственная кормилица в семье и нечего ей прохлаждаться. Вот так, моими усилиями, а точнее спонтанной поездкой к океану, я вывела Мельникову из депрессии.
Забрасываю в рот несколько капсул и прижимаюсь головой к подушке. Сегодня мне стало немного легче. Тело больше не ломит, и я даже могу встать без особых на то усилий.
Прикрываю глаза, почти сразу проваливаясь в сон. Вдалеке слышу громкие голоса. Вслушиваюсь, пробираюсь через дрему сознания, наконец понимая, что звуки идут из прихожей. Все эти вопли доносятся из недр моей квартиры.
– Свали! – Ромкин голос заставляет оторваться от кровати.
Наспех накидываю теплый халат и выползаю в гостиную.
Картинка перед глазами настораживает. Вяземский просто уничтожает Рому взглядом. Тот пытается не пустить его в мою спальню, и пока у него получается плохо.
– Ром, – подаю голос, – не нужно.
Опускаю глаза, Вяземский снова топчется по моей квартире в обуви. Раздражает.
– У тебя ко мне какое-то дело? – возвращаю внимание к лицу Клима.
– Что-то вроде того, – он кивает, переводя взгляд с Романа на меня.
– Хорошо. Проходи, – взмахиваю рукой в сторону спальни, – только разуйся.
Клим прищуривается, но обувь снимает. На пару секунд уходит в прихожую, а я касаюсь запястья брата.
– Все нормально.
– Ну да, – закатывает глаза, – какого хрена он приперся?
– Не твоего ума дело, – голос Клима появляется из ниоткуда, и я вздрагиваю, – давай, малой, включи себе мультики. Взрослым нужно поговорить.
Клим заталкивает меня в спальню и захлопывает дверь перед Ромкиным носом.
Слышу глухой рык: «Козел». Конечно, слова принадлежат брату. Вздыхаю.
– Выглядишь хреново, – это первое, что он говорит мне за закрытыми дверьми.
– Спасибо, ты, как всегда, прямолинеен, – опускаюсь на кровать.
– Стараюсь.
– Зачем ты пришел?
У меня нет желания играть в угадайку, да и видеть его тоже. Мне еще слишком хреново. Болезнь, воспоминания той ночи, давящее прошлое...
Пусть говорит, что ему нужно, и проваливает. Это странно, но сегодня, видя его воочию, я дико на него злюсь. Еще пару дней назад думала, что сдохну от переполняющих чувств и боли, а сейчас, хочу одного – пусть он побыстрее уйдет.
Но Клим не спешит, обходит комнату, кстати, вместе с обувью он снял пальто, оставаясь в одном черном свитере с V-образной горловиной и темных джинсах с ремнем небезызвестного люксового бренда. Пробегает глазами по моей тумбочке, заваленной таблетками, да и общему беспорядку, что здесь творится.
– Врача вызывала?
Если бы я его не знала, то восприняла бы его тон как заботливый, но в реальности это, конечно, далеко не так. Он не заботится, а просто спрашивает, снова сомневаясь в моих умственных способностях. Я же, по его мнению, дура, которая не в состоянии додуматься вызвать врача, когда ей хреново.
– Нет, ждала тебя.
– Я так и думал, – игнорирует мое раздражение.
– Я действительно пришел к тебе по делу, – опускается в кресло рядом с глянцево-белым комодом, над которым висит плазма.
– Ты сказал, что я больше не…
– …не должна, – договаривает за меня. – Теперь я прошу тебя об услуге, буду должен. Соответственно.
– Заиметь тебя в должниках? – неосознанно ухмыляюсь. – Интересное предложение. Что бы мне попросить взамен? – прикладываю пальцы к подбородку.
– Для начала стоит выслушать, чего я от тебя хочу.
– Не думаю, что ты предложишь мне от кого-то избавиться, а потом закопать труп.
В ответ на мои последние слова на губах Клима появляется что-то похожее на улыбку.
– Не предложу. Ты должна...
– Я ничего тебе не должна!
– Точно, – кивает. – Я прошу тебя посетить со мной одно мероприятие.
– Какое?
– В следующие выходные мой «любимый брат» устраивает небольшой прием для акционеров и высшего руководства холдинга.
– И какое отношение к этому имеешь ты?
– С недавних пор я акционер всей этой рыбной бадьи.
– Как? – понимаю, что мой рот распахивается и округляется от удивления.
– Так. Тридцать процентов акций теперь принадлежат мне.
– Тридцать процентов? Ты кого-то убил?
– До этого не дошло. Все было добровольно. На этом сборище будет много людей, которых ты хорошо знаешь. А мне, Луиза, очень нужны твои знания в этом вопросе.
– Ладно. Я согласна. И сразу могу озвучить твой должок.
– Внимательно.
– Ты сходишь со мной в ресторан.
Клим смотрит с явным удивлением.
– Мелковато, не находишь?
– Меня устраивает. День и время я выберу сама. Но! Одно условие. Какой бы момент я ни выбрала, ты не имеешь права отказаться или перенести встречу.
22
– Ты же понимаешь, что мои дела могут быть…
– Понимаю. Твои дела могут быть неотлагательными и жизненно важными. Но это мое условие. Иначе я не вижу смысла тебе помогать.
– Что за игра? – он отталкивается ладонями от ручек кресла, распрямляет локти и делает пару шагов в мою сторону.
Нависает над моим телом. Ежусь, но голову запрокидываю, так чтобы видеть его взгляд. Эти горящие янтарные глаза. Он злится, потому что я ставлю ему условия. Знает, что подобного бы не произошло, не прости он мне этот долг.
– Луиза, – сжимает мое запястье и довольно резко подтягивает к себе, вынуждая выпрямиться и почти прилипнуть к его груди от недостатка места, – в твою прекрасную голову не приходило, что я могу забрать свои слова обратно? Деньги ожесточают людей, – проводит тыльной стороной ладони по моей щеке. – За них убивают, Луиза, унижают… и делают много плохих вещей, – шепчет, не разрывая наш визуальный контакт.