Обнимаю плечи и прикусываю нижнюю губу. Разговор дальше не клеится.
Вяземский поднимается. Тянет за собой. От его напора я просто вынуждена разогнуть колени. Выпрямиться.
– Ты можешь мне доверять, Луиза, – проводит большим пальцем по тыльной стороне моей ладони. Он говорит это как-то странно. Очень пристально смотрит в глаза. Я вижу в них непоколебимое спокойствие и что-то еще, но никак не могу это уловить.
– Я знаю, – шепчу и инстинктивно придвигаюсь ближе.
Мне кажется, что сейчас он меня поцелует, но этого не происходит. Клим застегивает пуговицы на пиджаке и поправляет манжеты. До меня больше не дотрагивается. Сейчас он вновь выглядит отстраненным.
– Мне сейчас нужно уехать, – касается взглядом циферблата своих часов. – Вернусь к восьми. Алла Олеговна приготовит ужин.
– Хорошо, – отступаю и склоняю голову. Подчиняюсь.
Внутри все переворачивается. Сердце отбивает ужасно быстрый ритм, дыхание перехватывает. Сама не понимаю, что мною движет, но стоять как истукан и смотреть на то, как он уходит, нет сил.
Подаюсь вперед и цепляюсь за мужское плечо. Почти повисаю на мощном теле.
Целует Целую его сразу, как только Клим оборачивается. Обхватываю руками небритое лицо и закрываю глаза. Меня колотит от волнения, от понимания того, что он может оттолкнуть. Но этого не происходит. Широкими ладонями теснее прижимает меня к себе. Он фиксирует мой затылок и углубляет поцелуй. Я чувствую жар его тела и уже намеченное возбуждение.
Сама трясусь от желания. Со мной такого не было. Никогда не было. Все эти чувства в новинку. Я ступаю по минному полю и повиновенно жду, когда рванет.
Мне до одури хочется быть нужной. Ему. Только ему.
В голове хаос из мыслей. Теплые губы накрывают мой рот после секундной паузы. Он подчиняет.
Жарко и слишком тесно. Одежда кажется сейчас лишней. Мне необходима передышка, иначе я просто сойду с ума от накала эмоций и ощущений. Тело начинает жить отдельной жизнью.
– Что ты творишь? – шепчет Клим, зарываясь пальцами в мои волосы.
Его вопрос с придыханием вызывает улыбку и табун мурашек. Они оккупируют тело, которое вот-вот превратится в растопленное масло.
– Не знаю, – верчу головой из стороны в сторону, не смея открыть глаза. Втягиваю воздух носом у его шеи.
– Мне нужно ехать.
Он говорит одно, но делает другое. Задирает мое худи, прикасаясь к голой коже. Водит пальцами по спине, огибает талию и тянется к груди.
Сейчас каждое прикосновение словно разряд тока. Клим захватывает твердый, ноющий сосок. С губ срывается тихий вздох. Я хочу, чтобы он меня трогал. Жадно. Ненасытно.
Часто и громко дышу, не в силах сдерживать эмоции. Впрочем, разве я должна? Должна утаивать то, что мне хорошо?
А потом у него звонит телефон. Клим нехотя отстраняется, продолжая удерживать меня за талию одной рукой.
Пока он отвечает на звонок, я упираюсь лбом в его плечо. Провожу ладонью по твердой груди и сжимаю лацкан пиджака в кулак. Не хочу его отпускать, хочу, чтобы он остался, чтобы не смел уходить.
– Мне нужно уехать.
Его фраза звучит как приговор. Я этого ждала. Теперь он обращается ко мне. Убирает смартфон в карман брюк.
– Я понимаю, – запрокидываю голову, – до вечера?
– До вечера.
Клим мимолетно целует меня в губы и, одернув мое худи вниз, убирает руку с талии.
Я не иду за ним следом. Ложусь на кровать, закрываю глаза и почти сразу засыпаю.
Мне снятся цветные сны. Яркие, насыщенные. Я снова вижу маму, она улыбается и крепко прижимает к себе. Ее образ тает. Сменяется проливным дождем и аварией. Я вижу, как машина летит с моста, и распахиваю глаза.
Когда просыпаюсь, за окном уже темно. Я так и лежу поперек кровати.
Внутри чувство тревоги и пустоты.
На часах девять. Торопливо переодеваюсь, причесываюсь и немного подкрашиваю губы. В столовой уже накрыт стол, но Клима в доме нет. Только зря надевала платье и мучилась с бинтами.
На самом деле, я понимаю, что веду себя безалаберно. В моем состоянии и правда лучше лежать на кровати. Но! Я привыкла к боли. Поэтому данный физический дефект абсолютно не мешает мне жить. Наоборот, даже подстегивает. Кажется, я мазохистка, если меня прет от ощущений жизни через боль.
Опускаюсь на стул и придвигаю к себе бутылку вина. Наливаю красную жидкость в бокал и несколько секунд грею его в руке.
Смартфон кладу рядом. Постоянно смотрю на темный экран. Клим не позвонил и даже не написал. Не предупредил, что задержится или не приедет вообще, – это огорчает. Но я стараюсь не зацикливаться. Произойти может всякое. И обижаться на него сейчас глупо.
Внутри селится чувство страха. А что, если с ним что-то… Нет, не может быть.
Алкоголь мне противопоказан, но я, как человек, не особо следящий за здоровьем, игнорирую наставление врачей и делаю несколько глотков. Потом еще пару. И еще.
Время переваливает за полночь, а я так и продолжаю сидеть за столом.
Ромка торчит в своей спальне. Я к нему заглядывала, но он со мной не разговаривает. Остался дома, а теперь считает меня мини-врагом. Завтра отойдет, такое было не раз. Но сегодня у него, можно сказать, есть причины меня поигнорить.
– Скучаешь?
Денис появляется внезапно. Усаживается напротив и наливает себе виски, которое принес из бара.
– Нет, – отрезаю холодно, желаю, чтобы он ушел.
Но Соколов не уходит. Пялится только. Пристально так. Сканирует. Он последний человек, в компании которого я бы хотела находиться. Иногда так бывает. Посмотришь на кого-то и чувствуешь внутреннее отторжение. Денис – тот самый случай.
– Я думала, спортсмены не пьют, – прищуриваюсь.
Ден смотрит на бутылку и ухмыляется.
– Пьют, когда сохнут по своей девятнадцатилетней сводной сестре, – сарказм Вяземского, как и его появление – внезапен.
Соколов закатывает глаза, а я оборачиваюсь. Клим идет к нам, параллельно снимая пиджак.
– Шикарно выглядишь, – касается моего плеча.
Кровь мгновенно приливает к щекам, и они краснеют.
Вяземский садится рядом и практически выдирает из моих рук бокал вина. Хочется возмутиться, но стоит ему лишь взглянуть и протест внутри меня тает.
37
Клим.
– Да, – поддеваю наполовину сотлевшую тряпку, которая еще час назад была покрывалом, – хреново, – бросаю на пол и переступаю порог почти дотла выгоревшей комнаты. Еще вчера Лу называла ее своей спальней.
– Прессу я попридержал, лишний шум нам не нужен.
– Не нужен, – киваю Матвею и заглядываю на кухню. Стол еще цел. Очень бодренько стоит на четырех ножках в центре перепачканного сажей пространства.
Луиза будет в шоке. А мне теперь придется разгребать последствия Витькиного веселья.
Конечно, официальная версия возгорания – устаревшая проводка, кто бы сомневался. Мстит, сволочь. Исподтишка, как крыса.
За окном темень. К ужину я опоздал уже раз пять. Не скажу, что меня мучает совесть. Вовсе нет. В сложившейся ситуации мне точно не до милых посиделок. А Лу не глупая, поймет. Напрягает одно – я до сих пор так и не решил, стоит ли говорить ей сегодня о возгорании?!
Поэтому по дороге домой хаотично накидываю варианты, как смягчить эту новость.
В последние пару суток Мельников раз за разом переходит черту. Первые две минуты после Ромкиного рассказа я был готов сорваться к Витеньке среди ночи и пристрелить тварь. Один точный выстрел прямо в голову. Сдержался. Это стоило больших усилий. Годы тренировок и жизни под прикрытием многому учат. Раньше я бы рванул к братцу не задумываясь и плюя на последствия. Моя импульсивность всегда шла впереди меня. Понадобилось время, чтобы ее обуздать.
Перед глазами лишь кровавое марево. Злость. Агрессия. Я многое видел. Но, когда подобное происходит с близким тебе человеком, границы стираются. Отрешенность пропадает, а безразличие тает. Ты готов крушить все, что видишь. Мстить. Извращенно. Кроваво.
Еще на улице вижу, что в столовой горит свет. Как только оказываюсь в доме, иду туда. Лу сидит ко мне спиной в компании Дена. Уже познакомились.
– Я думала, спортсмены не пьют, – она слегка повышает голос и перекидывает волосы на правое плечо.
Ден смотрит на бутылку и ухмыляется. Замечает меня первым.
На ходу снимаю пиджак.
– Пьют, когда сохнут по своей девятнадцатилетней сводной сестре, – улыбаюсь, вспоминая его раздражение по поводу девчонки, от которой он сбежал. – Шикарно выглядишь, – касаюсь плеча Лу и опускаюсь на стул.
– Хреновый ты друг, Вяземский. Держать язык за зубами не твое, – ухмыляется Сокол и заливает в себя еще вискаря.
Он прилетел вчера ночью. Решил сменить обстановку, пока готовится к бою. Соколов – генеральский сын. Наше знакомство случилось еще в годы моей учебы в академии. Ден проучился там пару месяцев по настоянию отца, но довольно быстро свалил обратно в спорт. Генерал был в бешенстве, но образумить твердолобого сына так и не смог.
За последние шесть лет Соколов ворвался в профессиональный спорт и успел покорить высший легион. Через месяц у него бой за титул чемпиона мира. Внешне он даже собран, внутри раздавлен. Его сводная сестренка вытряхнула из него все кишки. Здесь он прячется от нее, да и от себя самого тоже. Наверное, это стремно, вляпаться в такое накануне события, к которому ты шел полжизни…
После окончания академии мы довольно часто общались.
Нас смело можно назвать друзьями. Ден догадывается о том, кто я на самом деле, но ни разу не озвучивал это вслух. Не идиот.
К тому же у меня на него тоже есть планы. Когда его подготовка закончится, он будет тем, кто поможет мне увезти Лу в Москву. Ей небезопасно здесь находиться, особенно после случившегося.
– Ты еще хуже, чем я думала, – Лу закатывает глаза с явной насмешкой.
Ден это понимает, поэтому не реагирует.
– Ладно, мальчики, хорошего вечера, – поднимается из-за стола, – я спать.