[51]
Первая попытка организовать собрание сословий в Ливонии на регулярной основе была предпринята в 1422 г. Хотя сословия собирались и раньше, теперь была предпринята попытка сделать эти собрания ежегодными.[52] Предполагалось, что место и время проведения ландтага будет определено архиепископом Рижским в согласии с другими ландесгеррами. Это было важным компромиссом между архиепископом и ландмайстером Немецкого ордена. Однако зафиксированные в процессе положения не принесли результата. Последующие годы показали, что такое согласие могло быть достигнуто лишь при наличии баланса власти между двумя ландесгеррами. Перерывы между ландтагами могли быть значительными: 1495–1498 и 1504–1507, 1508–1512, 1526–1530. Тем не менее, считается, что именно ландтагу Ливонская конфедерация обязана своим существованием. Местом собрания сословий в начале декабря 1435 г., после битвы под Вилькомиром, на котором было подписано соглашение между ландесгеррами при участии сословий, считающееся основой конфедерации, был Валк (совр. Валга/Валка).[53]
Долгое время ливонский ландтаг созывался в разных местах. Каждый раз ландмайстер ордена и архиепископ должны были согласовывать место встречи. В XV в. ландтаги проводились, как правило, в малых городах в центре Ливонии — Валк, Вольмар или Венден.[54] В XVI в. собирались в Феллине, как, например, в 1534 г. Однако большинство ландтагов проводилось в Вольмаре, особенно с начала XVI столетия. Таким образом, представляется, что архиепископ и ландмайстер пришли в XVI в. к согласию избрать Вольмар местом проведения сословно-представительных собраний. Возможно, этот выбор был обусловлен тем, что город располагал крупным залом совета, церковью, залом гильдии, а также подходящими жилыми помещениями.[55]
Нерегулярность созывов ландтагов свидетельствует о необходимости наличия политического влияния для организации этого процесса. Так, в остальных землях Империи право созыва ландтага было суверенным правом местного ландесгерра.[56] В землях, где в качестве ландесгерра выступало духовное лицо, зачастую для созыва сословно-представительного собрания требовалось согласие местного соборного капитула.[57] В случае со светским сюзереном созыв сословий оставался в юрисдикции ландесгерра.[58]
Несмотря на то что право созывать ландтаг исходило от сюзерена, имеются документальные свидетельства давления на него со стороны с целью организации собрания.[59] Иначе обстояло дело с так называемыми маннтагами — собраниями сословий не общеливонского, а локального уровня. Так, в епископстве Эзельском, как и в архиепископстве Рижском, ландесгерры под давлением сословий отказались от своего права созывать подобные собрания, и инициатива перешла в руки местного рыцарства и представителей городов, собиравшихся практически ежегодно, начиная с 1524 г. для решения местных вопросов.[60]
Общеливонские сословно-представительные собрания созывались исключительно ландесгеррами. Об этом может свидетельствовать наличие часто используемой формулировки в рецессах ландтагов. Во многих из них говорится о том, что архиепископ и ландмайстер bestimmet и/или vorschreven (определяют, предписывают).[61] Тем не менее, использование этих формулировок в рецессах и в приглашениях не дает понимания того, кто был действительным инициатором того или иного ландтага. Это можно предположить, исходя из политической обстановки. К сожалению, корреспонденция между ландмайстером или архиепископом, которая могла бы пролить свет на этот вопрос, практически не сохранилась.[62] На основании косвенных источников можно предположить, что если сословно-представительный орган собирался с целью решения внешнеполитических вопросов, то его инициатором, скорее всего, являлся глава духовно-рыцарской корпорации. Если же обсуждались внутренние проблемы общеливонского характера, то архиепископ и ландмайстер могли совместно выступить в качестве организаторов. Однако это могло произойти только в случае равновесия политической власти. События первой половины XVI в., напротив, рисуют многогранную картину, связанную и с политической, и с конфессиональной ситуацией в регионе. В этих условиях ливонский магистр неоднократно выступал в качестве единственного инициатора созыва ландтага.[63] Во многом это было связано с ослаблением власти архиепископа, особенно в конце 20-х — начале 30-х гг. XVI в. Однако даже в этот момент магистр должен был получать согласие архиепископа. Одной из ярких иллюстраций являются события февраля 1530 г. Тогда посланники архиепископа дали магистру понять, что их сюзерен имеет право на участие в назначении даты и места следующего ландтага.[64] Это напоминание может свидетельствовать о том, что глава Ордена попытался решить этот вопрос без согласия на это со стороны архиепископа Рижского. В результате неопределенности ситуации созыв ландтага был отложен.
Помимо организации сословно-представительного собрания возникает вопрос: каким образом созывались представители сословий? К сожалению, трудно дать на него точный ответ. С одной стороны, до нас дошел документ, регламентирующий эту процедуру. Это рецесс ландтага 1495 г.[65] Согласно ему, архиепископ как глава церковного института в данном регионе приглашал епископов и других прелатов, а магистр — гебитигеров и своих вассалов. При этом ленники архиепископа или епископа не упоминаются. Остается неясным, кто приглашал их. Известно лишь, что в ландтагах участвовали главы рыцарств отдельных земель (Ritterschaftshauptmann).
О процедуре созыва ландтага можно судить и по исходящей корреспонденции ландесгерров. В частности, сохранилось несколько приглашений магистра ордена, направленных Ревелю,[66] и аналогичное письмо от архиепископа Рижского епископу Эзельскому.[67] К сожалению, публикаций таких приглашений, обращенных к сословиям, в особенности к рыцарству, на сегодняшний день не известно. Однако имеющиеся письма позволяют понять приблизительный временной интервал между отправкой приглашения и началом ландтага. Так, магистр отправил приглашение Ревелю за пять недель. В свою очередь, епископ Эзельский в ответном письме архиепископу указал, что не может присутствовать на ландтаге, поскольку получил известие лишь за шесть недель и поэтому ему будет сложно прибыть вовремя.[68] Учитывая разницу расстояния, преодолеваемого к началу собрания представителями сословий из разных областей Ливонии, можно предположить, что приглашения высылались в разное время. Однако приведенные примеры показывают, что интервал между отправкой приглашения и началом сословно-представительного собрания мог составлять около месяца (есть свидетельства о приглашениях, отправленных за две недели,[69] однако это, скорее всего, исключение).
С одной стороны участники собрания выступали как представители того или иного сословия с его политическими интересами, а с другой — как ленники своего сюзерена, встроенные в вассально-ленную иерархию отдельных земель Ливонии. Роль ландтагов в системе взаимоотношений в этом регионе противоречива. Возникновение данного политического института может свидетельствовать об усилении сословий. Однако обращают на себя внимание нерегулярность его созывов, а также сопряженные с этим сложности, связанные зачастую с необходимостью достижения компромисса между ливонским магистром и архиепископом Рижским.
Кроме того, политическая проблема, внутренняя или внешняя, для решения которой созывался ландтаг, должна была быть достаточно серьезной. Эти доводы могут говорить о незначительном месте ландтага в политической системе Ливонии. Однако невозможность решения многих важных вопросов без созыва сословий свидетельствует о росте влияния последних. Это было обусловлено как важной ролью ганзейских городов и в экономическом, и в политическом смыслах, так и стремлением сохранить или получить поддержку рыцарства ливонских земель. Настоящая потребность была спровоцирована внутренними и внешними политическими процессами. Рост необходимости созыва ландтагов, несмотря на их нерегулярность, может свидетельствовать о высоком значении этого сословно-представительного института в Ливонии первой половины XVI в. Во второй половине этого столетия ландтаг продолжал играть важную роль, несмотря на изменение условий, связанных с трансформацией политического статуса ливонских земель в результате распада Ливонской конфедерации и секуляризации орденских владений. Помимо всего прочего, ландтаг был своеобразным зеркалом социальной структуры средневековой Ливонии, важное место в которой занимали города, особенно ганзейские.
Города и бюргерство[70]
Города и их население являлись важным составляющим элементом социальной структуры Ливонии. Сегодня от былого величия осталось не так много, где-то больше, где-то меньше, но меньше, чем хотелось бы. Это плата за богатую историю региона. Однако в современных городах Эстонии и Латвии можно увидеть следы того расцвета — это соборы, как подтверждение могущества не только церкви, но и города, который мог себе позволить возвести не один, а несколько таких величественных зданий, например церкви Нигулисте и Олевисте в Таллинне или Домский собор и церковь Св. Петра в Риге. Немало подобных культовых сооружений можно встретить и в других городах бывшей Ливонии. Не меньше впечатляют руины Домского собора в бывшем Дерпте (совр. Тарту), оставшиеся со времен Ливонской войны. Характерной чертой помимо готических соборов будут остатки крепостных стен (как, например, в Таллине), ратуша и прилегающая к ней ратушная площадь, а также оставшиеся в некоторых частях городов узкие улочки. На территории некоторых городов можно увидеть бывшие орденские замки, как, например, в Риге, где современная резиденция президента Республики разместилась в здании (безусловно, неоднократно перестроенном) Рижского замка.