Не упустила своего и Дания. В 1559 г. в ней вспыхнул конфликт из-за владения местностью Голштинией короля Фредерика II и его младшего брата Магнуса. Фредерик решил удовлетворить интересы Магнуса за счет далекой Ливонии, и в сентябре 1559 г., по Нюборгскому соглашению, купил Эзель за 30 000 талеров (правда, в договоре оговаривалась формальная власть над этими землями Священной Римской империи, но этот пункт не имел практического значения). К Дании отошли также земли Курляндского епископства. Взамен Магнус официально отказался от своих претензий на Голштинию. Он получил титул Эзельского и Курляндского епископа и стал готовиться к отъезду в свои новые владения. Теперь Датское королевство получило законный повод ввести войска на земли ордена, причем не только «ничейные», но и на территории, находящиеся в польской сфере интересов.
Тем временем, получив поддержку Польши, осенью 1559 г. ливонцы перешли в контрнаступление, вновь серьезно обеспокоившее московское командование. Целью октябрьского похода рыцарей стал бывший Дерпт, а ныне русский Юрьев — ни много, ни мало, столица московских владений в Ливонии![227] И опять, как и осенью 1558 г., сосредоточенных в округе Одинпе русских сил оказалось недостаточно для отражения нападения. Во всяком случае, Москва велела срочно перебросить на помощь Юрьеву полки из Пскова, Красного и других пограничных центров. В Ливонию были направлены подкрепления под командованием А. Д. Басманова, Ю. И. Темкина и 3. Плещеева. Отряд 3. Плещеева оказался разбит, погибло больше тысячи человек. Войска магистра и епископа в конце ноября осадили Юрьев, бомбардировали его и штурмовали 10 дней, после чего осада была снята. После этих событий приказы Москвы даже немного отдают паникой: в Ливонию срочно перебрасываются полки даже из центральных уездов страны, причем они выступают «наспех», в бездорожье и холода, «и в нужу рать пришла великую, а спешити невозможно».[228]
Не взяв Юрьева, преследуемая русскими войсками, армия Кетлера ушла к Лаюсу. Эту крепость ливонцы осаждали также безуспешно, хотя осадная артиллерия и смогла проломить крепостную стену. Псковский летописец писал, что Лаюс выстоял «молитвами чудотворца Николы».[229] Магистр отступил к Оберпалену. В результате этого похода теперь уже ливонская армия прошла рейдом через занятую русскими территорию и вышла, не потерпев поражения.
Осенние походы ливонцев и в 1558, и в 1559 гг. свидетельствуют о том, что мнения историков о военной деградации ордена и неизбежности его быстрой военной катастрофы преувеличены. Кампании первых двух лет войны развивались по одной схеме: русские удачно воюют зимой и летом, но осенние контрудары рыцарей и германских наемных войск вполне успешны. Во всяком случае, каждый раз требуются специальные меры и мобилизации резервов на уровне Российского государства, чтобы отразить нападение ордена. Вряд ли это говорит о слабости ливонской армии. С осени 1558 г. фактически не произошло расширения территориальных владений России в Ливонии, несмотря на достаточно широкий театр боевых действий. Другой вопрос, ставилась ли перед войсками задача новых захватов, однако факт остается фактом: несмотря на походы в Гарриен и Летляндию, русские там не закрепились, а только разорили эти земли. Ядро же «русской Ливонии» с центром в Юрьеве дважды подвергалось нападениям рыцарей.
Если судьбу кампании не смогли решить военные, казалось, свою роль должна сыграть дипломатия. Здесь Россия взяла курс на обострение отношений с Великим княжеством Литовским. На переговорах литовского посла Андрея Хоружего с А. Ф. Адашевым, Ф. И. Сукиным и И. М. Висковатым 7 декабря 1559 г. дипломат заявил о желании панов рад разрешить намечающийся конфликт миром. Адашев ответил, что таково же желание и Боярской думы, но «…король ныне вступился государя нашего в данную землю Ливонскую, и толко король того дела не оставит, и за то без кровопролитья быти не может». Таким образом, в декабре 1559 г. Москва уже совершенно определенно пригрозила войной в случае продолжения вмешательства Сигизмунда в ливонский вопрос.[230]
Дележка «ливонского пирога»
В январе-феврале 1560 гг. очередная крупная рать, состоявшая из прибывших из центральных уездов войск, вторглась в Ливонию. Первый удар был направлен на Мариенбург (Алыст). После его взятия полки прошли разорительным походом по землям Летляндии и Иервена широким фронтом от Феллина до Вендена («преж сего те места были не воеваны») и ушли обратно к Пскову. Поход вновь носил рейдово-грабительский характер: «взяша в полон множество людей и всякого живота и скоту и побиша многих». В феврале русские отряды, вышедшие из Юрьева, сожгли Тарваст и воевали в окрестностях Феллина. 10 февраля был осажден Шванебург. После этого войска введены в «русскую Ливонию» «на лето». Им велено «своего дела беречи, как им Бог поможет».[231] То есть был учтен неудачный опыт прошлых лет, когда при нападениях ливонцев приходилось звать подмогу из России.
Между тем количество участников раздела Ливонии увеличивалось на глазах. В апреле 1560 г. под Аренсбургом высадился отряд 19-летнего датского герцога Магнуса, приступившего к реализации Нюборгского соглашения 1559 г. Правда, продвижение датчан было не очень легким. Им пришлось провести небольшую войну с орденом: орденский фогт в замке Зонебурге на о. Эзель Генрих Вольф фон Людингаузен напал на войско Магнуса. Помощь ему прислал Кетлер. Беспокойство магистра можно было понять: дворянство Вика видело в приходе датчан знак перелома в войне. Хронист Бальтазар Рюссов писал: «…многие ливонцы сильно надеялись, что снова в Ливонии настанет доброе время». Ревельский епископ Мориц фон Врангель передал Магнусу земли своего епископства. Под контролем датчанина оказался и округ Вик. Определенные силы в ордене связывали с Данией надежду на спасение Ливонии при сохранении ее государственной целостности, но при переходе под датский протекторат. Кетлер, который строил свою политику на передаче ордена под власть и защиту Польши и Литвы, не мог быть сторонником подобных планов и видел в Дании еще одного противника.
От позиции Дании во многом зависел расклад сил в Ливонии: если она выступит самостоятельным игроком, как было до сих пор, или хотя бы будет соблюдать нейтралитет по отношению к России, то это означает перспективу противоборства за территорию бывшего ордена нескольких сил. Если же примкнет к Польше и Литве — то можно надеяться на складывание антирусской коалиции. Поэтому Сигизмунд неоднократно обращался к Фредерику II, сменившему умершего 1 января 1559 г. Кристиана III, с призывом хотя бы запретить торговлю с Россией через Нарву. Дания не хотела портить отношения с Польшей, но и терять доход от московской торговли тоже было жалко. Поэтому на словах датчане шли навстречу польским призывам. 12 мая 1560 г. даже вышел официальный запрет торговых операций Дании с Россией. На практике же он не соблюдался.
Уклончивая позиция Дании была обусловлена зависимостью эстляндских владений Магнуса от угрозы вторжения русских войск. Часть отошедших к Дании земель в Гарриене и Вирланде даже успела оказаться розданной в поместья московским детям боярским. И обострение отношений с Иваном IV, неизбежное в случае союза Дании и Польши, было чревато войной, которая, учитывая отдаленность от датских берегов ливонского театра военных действий, вполне предсказуемо привела бы к потере Магнусом Эстляндии. Положение датского принца в Ливонии было в высшей степени трудным: он оказался между нескольких огней. Его воины периодически сталкивались с русскими, шведскими, польскими и литовскими войсками. Поэтому в 1560 г. Дания избрала в отношении России принципиально нейтральную позицию. 16 июня 1560 г. Фредерик II обратился к Москве с просьбой «ради дружбы» не нападать на герцогство Магнуса. В 1562 г. Дания станет первой и единственной европейской страной, которая официально признает все завоевания Ивана Грозного в Ливонии.
Активизировал свои действия и другой участник балтийских войн — Швеция. Вызвано это было прежде всего беспокойством от датского проникновения в Эстляндию, благодаря которому датчане получали прекрасный плацдарм для нападения на Швецию. Шведский король Густав Ваза даже по собственной инициативе провел вялые и безрезультатные переговоры с орденом о субсидии в 100 000 талеров под залог Зонненбурга и о посредничестве Швеции на переговорах Ливонии с ее противниками.
Надежды Стокгольма оправдались: протестантские районы Ливонии, опасавшиеся оказаться под властью короля-католика, начали свои самостоятельные (без участия ордена) переговоры со Швецией. В ней ведь уже победила Реформация, и ревельские протестанты надеялись найти в шведах «братьев по вере». В сентябре 1560 г., находясь под впечатлением от разгрома русскими Гарриена, горожане Ревеля и гарриенское дворянство обратилось к Швеции с просьбой о защите. Послы Иоанн Шмедельман и Йост Гаке отправились просить денег на наем войска и обсудить вопрос, готова ли Швеция принять Ревель под покровительство, как Дания — Эзель и Вик. Шведы обещали и денег, и армию, и защиту в обмен на признание подданства Ревеля шведской короне. При этом гарантировалось сохранение всех городских привилегий. Вскоре горожане Ревеля и дворяне Северной Эстляндии объявили о неподчинении ордену, и 4 июня 1561 г. рыцарство, а 6 июня — горожане подписали акт о переходе в подданство шведской короны.
Раз уж Швеция приступила к разделу Ливонии, ей было необходимо определить свою позицию по отношению к конкурентам — Дании, России, Польше и Литве. Все ясно было только с датчанами — они враги по определению (в 1563–1570 гг. разразится Первая Северная война, война между Данией и Швецией за господство на Балтийском море). С Польшей, как и с Россией, ссориться не хотелось. К тому же обе страны были очень выгодными торговыми партнерами. Поэтому Швеция принципиально пока воздерживалась от ведения в регионе боевых действий и надеялась решить все спорные вопросы путем переговоров.