Из других документов такого рода известен хранившийся в Ревельском архиве перевод русской грамоты с рассказом о причинах войны, датируемый 1558 г.[251] В грамоте говорится о разорении русских концов в Дерпте, Риге и Ревеле, разрушении церквей (на месте монастыря под Ревелем поставили пушечный двор, а вместо храмов во всех городах — «паракели», в немецких аналогичных текстах — Cloaken und Rackereyen — живодерни, отхожие места). Дань русских князей «исстари» была возложена на Дерпт, а ее не платили. Далее говорится, что ливонцы подписали договор и взяли на себя обязательства во всем «исправитца», а не исправились, церкви и концы не вернули, дань не заплатили и т. д. Документ интересен тем, что в нем прямо сказано: если бы ливонцы заплатили дань, войны бы не было. А пока идет карательная акция, которая будет остановлена, как только произойдет выплата и ливонцы раскаются в остальных прегрешениях.
Как русские посольские службы объясняли нападение на Ливонию перед представителями других стран? Впервые такое объяснение для дипломатов Великого княжества Литовского содержалось в наказе послу Р. В. Алферьеву в 1558 г. К сожалению, посольская книга испорчена (вырван лист), и мы можем прочесть только начало: «…а послал государь наш на Ливонскую землю рать свою за многие их неправды, людей торговым обиды делали многие, а церкви..»[252]
Литовскому посольству В. Тишкевича в марте 1559 г. было велено передать в Вильно следующее объяснение причин нападения на Ливонию: преступления против православных церквей, неплатеж дани и «непослушание», при исправлении которых боевые действия тут же прекратятся.
В апреле 1559 г. на переговорах с датскими послами русские дипломаты озвучили несколько неожиданный мотив нападения на Ливонию. Иван Грозный использовал очень популярный в его идеологии тезис о своем «малолетстве» как причине многих бед. Царь говорит, что он вступил на престол в три года, и, воспользовавшись его младенческим возрастом, многие «неприятели пограничные» напали на Россию, а вот ливонцы перестали платить дань. В Риге и Дерпте были разорены русские церкви, в Риге и Ревеле у московитов отобраны «гридни и палаты» и отданы ливонцам, из православных церквей сделаны конюшни. Когда Иван IV «вошел в возраст», он сперва расправился за подобные преступления с казанцами, затем пытался договориться с ливонцами, но они не пожелали ничего слушать. В результате государь просто вынужден наказать своих неверных подданных.[253]
В наказе русскому гонцу в Литву Р. Пивову в июне 1559 г. был повторен тезис о наказании Ливонии за неплатеж дани.[254] На переговорах с литовским послом М. Володкевичем в январе 1560 г. ливонцы были объявлены «данщиками» со времен Ярослава Мудрого. Россия не может допустить, чтобы ее должники так себя вели, не считались с ее интересами.
В послании Ивана IV к императору Священной Римской империи Фердинанду от 24 февраля 1560 г. причины войны расположены несколько в другой последовательности. Первой причиной объявлена «война за веру» — ливонцы «русские церкви обратили в оружейные склады и живодерни, иконы… сожгли и обесчестили». Второй — притеснения русским купцам в ливонских городах — недопуск их к складам, улицам и т. д. (морская торговля не упоминается). Третьей назван неплатеж дани. Иван IV неоднократно пытался урегулировать проблемы путем переговоров, но «сердце их, как фараоново, пребывало окаменелым». За это они должны быть наказаны «мечом и огнем, и это не его (царя) вина, а собственная вина ливонцев».[255]
Ливонцы утвердили свою верность клятвами, но нарушили их. Они сделали из православных церквей конюшни и места для человеческих экскрементов (loca excrementorum humanum). Иван IV увещевал отступников, но безуспешно, потому что сердце их закоснело, как сердце фараона, как сказано в Писании: «Ожесточу фараоново сердце, да проявлюсь в нем». И поэтому ливонцы «терпят ныне за своевольство свое от огня и меча, не по желанию нашему, а по собственному умышлению, как гласит пророк: "Возложи уста свои на небо и язык прейде в землю"».[256]
Майский 1560 г. поход русских войск в Ливонию получил в посольских кругах следующую аргументацию: «…за их многие неправды и за порушение крестианскые веры и за позжение образов Божиих и святых всех и за всех их неисправленье перед государем и за то, что королю многие городки позакладывал и поздавал и сам х королю ездил и со всею землею прикладывался и против государевой рати помочь емлет и из заморья наймует».[257]
На русско-датских переговорах в Москве в июне-июле 1562 г. Ливония объявлялась перед датчанами русской вотчиной уже с Владимира Крестителя и «его сына Ярослава», а поселившиеся там «немецкие люди римского закону» «почали бита челом русским государям, чтобы им позволили держать» «бискупов и капланов» от римского папы. Отсюда и пошло первое лукавство, закончившееся неплатежом дани, с которым разобрался сам Александр Невский.[258] На переговорах 1563 г. звучал этот же тезис о победах Александра Невского: «…ино великий государь Александр Храбрый на них послал огнь и меч свой, и николи та земля неотступна была от наших прародителей, даж доиде по коленству до мстителя неправдам деда нашего, великого государя Ивана, и до блаженые памяти отца нашего великого государя Василья, закосненым прародителствия землям обретателя, даж доиде и до нас смиренных».[259]
С точки зрения многих современных историков, подобные объяснения причин нападения на Ливонию — лукавые и примитивные. Россия обманывала иностранных дипломатов и пыталась выставить свою агрессию в выгодном свете. А тайные причины не попали ни в один текст XVI в. и раскрыты только в книгах историков XIX–XX вв. Они лучше современников Ивана Грозного знают, зачем царь напал на Ливонию!
Заметим, что эти причины историки выводили из своей современности, из витавших в воздухе идей. H. М. Карамзин экстраполировал на время Ивана Грозного идеологию Петра I, утверждая, что Грозный «домогался Ливонии… чтобы славно предупредить великое дело Петра, иметь море и гавани для купеческих и государственных сношений России с Европою». Отсюда и концепция Ливонской войны как войны за выход к Балтийскому морю. Карамзина совершенно не смущало, что при Иване Грозном Россия этот выход и так имела, а вот при Петре нет.
Поводом к войне, по мнению ряда историков, выступала нужда России в «цивилизаторе», которую она готова удовлетворить даже военным путем. Ливония блокировала контакты русских с европейцами, поэтому ее якобы и надо было уничтожить. Наиболее оригинальна здесь точка зрения С. Ф. Платонова, который писал, что особую роль в притоке с Запада на Русь культурных людей сыграла Ливонская война, а именно — массовые переселения пленных немцев в глубь России.[260]
Таким образом, Ивану Грозному приписывается весьма оригинальный подход: я тебя завоевал, пленил, поработил и сослал в земли незнаемые, а ты меня теперь цивилизуй! Впрочем, эта концепция была поддержана и западными историками, в частности, В. Урбаном, который вообще считал захват ливонского населения одной из главных целей Ивана IV в войну: царь хотел таким образом заполучить для России как можно больше специалистов-цивилизаторов.[261]
Происхождение данной концепции связано с популярной идеей об убежденности в готовности и, главное, желании России приобщиться к духовным и культурным ценностям Запада. Но в России эта идея появляется в XVIII–XIX вв. и расцветает в конце XX в. Нет ни малейших оснований приписывать ее Ивану Грозному и тем более считать причиной вторжения в Ливонию.
Кроме вышеназванных причин, некоторые историки выводят русское вторжение в Ливонию из сущности «Московии» как «государства-агрессора». Иными словами, Россия напала, потому что не могла не напасть, в этом будто бы ее характер и главная черта — порабощать безвинные соседние государства. Например, екатеринбургский исследователь А. А. Шапран считает, что захватом Ливонии Иван Грозный удовлетворял свою «страсть к завоеваниям». Этим он «полностью игнорировал» интересы своих людей, которые были принесены в жертву неверно понимаемым интересам государства. Войну он трактует как «главную политическую ошибку московского правительства», а Ливонская война объясняется как «одна из величайших военных авантюр мировой истории, которая полностью провалилась».[262]
Все подобные построения имеют два принципиальных недостатка. Во-первых, историки смотрят на прошлое, не пытаясь понять его. Они судят историю своей страны с высот своего времени, применяя к нему современные идеологемы и штампы политической пропаганды. Это может производить впечатление на читателей, но науки здесь нет. Во-вторых, ни в одном русском источнике XVI в. таких целей войны не сформулировано. Историки здесь додумывают за Ивана Грозного и его соратников. Так или иначе, мы должны идти от источников, и если предлагать гипотезы о скрытых причинах войны за Ливонию — то они тоже должны опираться на источники, а не на абстрактные логические или идеологические построения.
Пока у нас нет оснований не доверять мотивации нападения на Ливонию, изложенной в русских источниках. Война начиналась как карательная акция против «неисправившихся» ливонцев, а после взятия Нарвы превратилась в банальную для XVI в. войну за добычу и трофеи. Русские явно надеялись и на экономическую выгоду от взятия под свой контроль ливонской торговли, но здесь интерес был не стратегический («прорываемся к морю и становимся морской торговой державой»), а утилитарный, прагматичный («ливонцы хорошо наживаются на торговле, и мы тоже хотим это делать»). Применительно к событиям 1558–1561 гг. нет никаких оснований видеть здесь более глубокую и тем более геополитическую подоплеку.