очень печальным результатам: обманувшему черкесу это принесло смерть, а обманутому белому офицеру – спешный отъезд из дому при очень трагических обстоятельствах.
Белая Добровольческая армия возникла на Юге России, на землях зажиточного и свободолюбивого казачества, и уже первый Кубанский поход, начатый с Дона, охватил Кубань и черкесские аулы Кавказа. Пополняясь чисто русскими элементами, бежавшими от большевиков на Дон и примыкавшими к армии по мере занятия ею русских земель, до Орла и Воронежа включительно, Белая армия никогда не теряла своей первоначальной самобытности, и уважение русских к обычаям и укладу жизни казаков, горцев и прочих южных народностей никогда не пропадало и не ослабевало. Правда, донцы называли кубанцев халатниками, а кубанцы донцов – картузниками, но это не были ни вражда, ни презрение, а это тоже был давний казачий обычай «дразнить» друг друга, и каждой станице обычно давалось особое название, по которому «дразнят» ее жителей.
Как пример из своей личной жизни приведу, что из-за вхождения в Сводно-Кавалерийский полк, где я служил, двух туземных эскадронов в буфете нашего полкового офицерского собрания нельзя было заказать бутерброд с ветчиной или колбасой, хотя остальные эскадроны в полку были чисто русскими. Этот пример служит тому, что уважение обычаев и нравов тех народов, с которыми в Гражданскую войну приходилось входить в тесное соприкосновение, было обязательным условием военной службы того времени. Примером необходимости быть всегда внимательным к укладу жизни, психологии и религии соратников туземного происхождения в описанном мною происшествии может служить то, что, не учти я существования на Кавказе «кровной мести» и не умолчи я среди черкесов всего того, что случайно стало мне известно, пока подковывалась моя лошадь, могла бы тут же разыграться новая трагедия, быть может сопровождаемая даже новыми убийствами.
Вслед за Первой мировой войной, внешней, в России разыгралась внутренняя, братоубийственная, гражданская война, выдвинувшая совершенно новые принципы и новые понятия о способах ее ведения. Прекрасные офицеры большой войны часто оказывались косными и недостаточно гибкими в малой войне, едва стали выдвигаться новые, молодые офицеры, быстро схватывавшие обстановку дня и понимавшие психологию данного момента.
Малая война настолько бесповоротно потекла по стихийно промытому ею самой собственному руслу, что стала подвергаться изучению ученых, как крупная самостоятельная новость в военной науке того времени. Поэтому на Высших военно-научных курсах профессора Головина в Париже и Белграде, где я был слушателем группы, в программу преподавания военных наук вошли новые предметы: тактика гражданской войны, военная психология и новые по тому времени тактики: авиации, моторизованных соединений и танков – этих предметов в академии Генерального штаба в Петрограде еще не было.
Ю. Волошинов{323}Бой у Прудков{324}
Конный корпус, по своему слабому составу, выполняет больше, чем может, и совершенно необходимо дать ему отдохнуть, хотя бы два-три дня. Поэтому мы отказываемся от движения в тыл Качалинской и командующий корпусом решает немедленно двигаться к Котлубани. Конечно, надо рассчитывать, что красные будут пытаться нас задерживать, но, в конце концов, при пониженном духе оставшейся у них конницы они не смогут серьезно нам препятствовать, и поэтому мы не пытаемся запутать наши намерения, а идем прямой дорогой на Прудки. Пройдя около десяти верст, получено донесение, что впереди лежащая на нашем пути деревня занята красными. Пользуясь складками местности, подходим довольно близко к деревне, и наши батареи открывают огонь. От нас к деревне легкая покатость, но с выпуклостью, за которой видны только трубы домов и деревья.
После первых очередей видно, что из деревни выскакивают по трем направлениям к Иловлинской, Орловке и Прудкам обозы, пешие и конные люди, преследуемые нашими снарядами. Мы же, имея в виду возможность появления конницы, не решаемся разбрасывать частей для преследования и атаки, а ограничиваемся только высылкой на фланги отдельных сотен с пулеметами. Вообще же бой идет как-то вяло, и чувствуется желание только скорей дойти до дому. Как путь, намечается обход деревни с восточной стороны через овраг. Чтобы не обращать внимания противника, идем туда частями. Красные не делают попыток помешать этому движению, но зато, когда на них в лоб пущена в атаку Кабардинская дивизия, оставшиеся в деревне части, как оказалось, сплошь коммунистического состава, выходят в штыки на кабардинцев и очень метко стреляют в упор.
Кабардинцы, понеся потери, отходят в исходное положение. Начальник дивизии, генерал Павличенко, как всегда, несется впереди дивизии. Шагах в трехстах под ним убивают коня, и сам он, раненный с полным раздроблением бедра, падает. Бежать, идти, конечно, не может, и гибель его неминуема, как к нему подскакивают два всадника, делают крутой вольт, хватают его за руки и так выносят. Потеря для нас очень, очень чувствительная. Огневой бой меж тем продолжается до захода солнца, и только тогда весь корпус с пленными на том берегу и мы трогаемся на Прудки. Впереди бригада 3-й дивизии, сзади весь корпус – в одной резервной колонне. Ночь очень темная и туман. Не доходя 3–4 верст до Прудков, впереди раздаются выстрелы. Это бригада вошла в соприкосновение с красными, преградившими нам путь у Прудков. Стрельба то усиливается, то уменьшается, а мы все стоим, и так проходит около часа скучного ожидания.
Тогда, немного знакомый с местностью Прудков, я прошу разрешения у командира корпуса на следующее: отозвать бригаду и выдвинуться в голову мне с Уманским полком, но не идти прямо в лоб на Прудки, перед которыми два длинных пруда и всякие удобные для пехоты плетни и канавы, а тихо отойти в сторону от дороги и в расчете, что красные не так густо стоят в чистом поле, пройти верстах в двух восточнее деревни. В случае же если и там преградят нам путь, то при первых выстрелах я пойду с полком в атаку. Разрешение получено, бригада отозвана, и я, приняв дорогу, на которой мы стоим, в направлении прямо с севера на юг (моя ошибка), беру перпендикулярно влево и, пройдя так версты две, беру уже по компасу направление точно на юг. Чтобы не обнаружить себя преждевременно, передние густые дозоры идут совсем близко, так что я их вижу все время, а пулеметы идут с корпусом. Все предупреждены, что при первом выстреле – шашки вон и ура!
Проходим так версты три, все тихо, и мне уже начинает казаться, что мы прошли, как неожиданно шагах в трехстах раздаются ружейные выстрелы и прямо перед собой я вижу огни четырех пулеметов вправо и влево от небольшого бугра. В этот же момент почему-то сильно проясняется и мне становится совершенно ясным, что весь Уманский полк несется прямо на пруды. Красные начинают бежать, когда мы уже наскакиваем на цепь, не останавливаясь ни секунды, влетаем на пруд, островок и дальше. Две правофланговые сотни берут направление на отдельные ближайшие дома, откуда идет стрельба. Так как между деревьями видна цепь, корпус идет уже влево и помогает нам криком. Крутимся еще между деревьями и собираемся в полуверсте от Прудков.
По линии Прудков и из деревни стрельба, но мы, справившись по компасу, видим, что прошли, что уяснить себе трудно. Мои казаки тащат за ленты два красных пулемета. Но это утешает меня мало, так как выбыло 8 раненых казаков и 12 лошадей. Идем домой уже без препятствий. Меня же все время мучает мысль, как я мог ошибиться и, желая миновать деревню Прудки, все же вышел на нее, да еще прямо на чистый лед. Не могу также уяснить себе, как мы прошли и смогли атаковать, так как, конечно, зимние шипы имели уже вид совершенно не соответствующий своему назначению.
Это наш последний бой на Царицынском фронте. Получен приказ 1-й Конной дивизии грузиться, чтобы идти к Ростову. Там мы должны пополниться и образуем, как и прежде, корпус под начальством генерала Топоркова. Вся конная армия Буденного там, и, к сожалению, бывшие там конные части не смогли справиться со своей задачей если не разбить, то хотя бы сковать эту конницу. Очень жалко также, что нас перебрасывают частями на новый фронт, лишая того цельного, стройного и проникнутого одним духом, что единственно составляет силу конницы. Не имея просто времени и достаточных сведений, мы не можем разобраться ясно, что ждет нас на новом фронте, что он собой представляет и какие идеи будут вложены в нашу работу. Но так как мы слышим, что там будут все наши начальники, которые упорным трудом, честностью и личной доблестью вложили в наши части Кавказской армии дух настоящего солдата и кавалериста, мы с радостью покидаем этот, теперь мертвеющий фронт. И с верой идем навстречу будущему.
Ю. ВолошиновОтход к Ростову{325}
В пятнадцатых числах декабря 1919 года 1-я Конная дивизия, переброшенная с Царицынского фронта, подходит эшелонами к Ростову и становится в Аксайской станице. Красные еще в 250 верстах от Ростова, а за время, что они подойдут, мы должны срочно пополниться конями, людьми и материальной частью. Времени мало, а работы много. Выручает близость Кубани.
Общее положение очень тяжелое. Под давлением конницы Буденного наша пехота (главное ядро которой составляют дивизии генерала Кутепова) медленно отходит на юг. Наша конница на этом фронте, совершенно не подготовленная к борьбе с серьезным противником, не только не может хотя бы остановить Буденного, но не помогает даже пехоте, и мы видим отдельные сотни и конных людей этой конницы, уже пришедших в Ростов, когда красные еще в 200 верстах. Конный корпус Мамантова, который по своему составу (численному и качественному) мог бы, без сомнения, остановить Буденного, отходит вправо, почти без серьезных боев. Мамантов ведет свою линию, ни с чем и ни с кем не считаясь, и уклоняется от подчинения корпуса назначенному командующим фронтом генералу Врангелю.