ованное нападение на корниловцев. Вооружены и одеты латыши были отлично. Ручные гранаты имелись почти у всех и в достаточном количестве. На этот раз их цепи отошли и противник ограничился обстрелом переправ и станции из 42-линейных орудий. Наш отход закончился в порядке и спокойно.
1-й Корниловский Ударный полк тоже отходит на юг.
25 ноября. 3-й полк спокойно стоит в с. Васильевка, а в ночь на 26-е отходит в с. Солотино, где и стоит 26-го и 27-го. Сюда прибыло пополнение из Харькова, и полк развернулся в два батальона. 2-й полк переходит в Зоринские хутора. 1-й полк – в резерве дивизии.
26 ноября. 3-й полк стоит спокойно на старом месте. 2-й полк – Зоринские хутора. Небольшие стычки с частями Эстонской бригады. 1-й полк – без перемен.
27 ноября. 3-й полк – спокойно. 2-й полк. С 9 часов наступление Эстонской бригады. После упорного боя, длившегося чуть ли не весь день, противник к вечеру отошел. Действия нашей артиллерии отменны. В ночь на 28-е переход в Верхопенские и Покровские хутора. 1-й полк отходит без давления со стороны противника.
28 ноября. 3-й полк в ночь на 29-е отходит на деревню Верхопенское. 2-й полк. Один батальон в сторожевке на Верхопенских хуторах, остальной полк со штабом полка в хуторах Покровском и Ильинском.
29 ноября. 1-й полк на восток от центрального участка 2-го полка в с. Сухая. Эстонцы с наступлением темноты удачно атаковали полк. Сестра милосердия этого полка Васса Яковлевна Гайдукова (Ася){132} так рассказывает об этом: «Разместив раненых, медицинский персонал направился в отведенную ему избу. Не успели они войти, как под окнами раздались стрельба и крики. Хозяйка дома с криком стала их просто выгонять, но хозяин заступился и стал прятать их «под печку». Кто знает, что представляет из себя это убежище, тот поймет, с какими трудностями туда нырнули четыре человека. Тут же врываются большевики и на ломаном русском языке приказывают всем выходить. Это были эстонцы. Они стали винтовками шарить и под печкой. Но в это время снова началась стрельба, и эстонцы убежали. Корниловцы контратакой отбили их. Часть раненых была перебита. О переживаниях спасшихся под печкой распространяться не приходится, образ их спасителя – русского крестьянина – остался у них на всю жизнь». Отсюда 1-й Корниловский Ударный полк вышел на правый фланг дивизии. Вообще дивизия в ожидании налета кавалерии все время старается быть в огневой связи.
2-й Корниловский Ударный полк. На участке полка спокойно.
3-й Корниловский Ударный полк – на запад от 2-го полка, в селе Верхопенье.
30 ноября. 1-й Корниловской Ударный полк. Спокойно.
2-й Корниловский Ударный полк. С 15 часов противник повел наступление по шоссе на Верхопенские Дворы, к вечеру был отбит и продолжал только обстрел наших позиций из 48-линейных орудий. На Верхопенских Дворах остались на ночь наши 2-й и 3-й батальоны. Отошедший противник предпринял свежим Латышским полком ночной налет. Сначала оба батальона были выбиты, но при поддержке офицерского батальона перешли в контратаку и разогнали латышей, нанеся им большие потери. Были взяты пулеметы.
3-й Корниловский Ударный полк. Село Верхопенье. Бои с эстонцами.
1 декабря 1919 года. 1-й Корниловский Ударный полк. На участке полка спокойно.
2-й Корниловский Ударный полк. На участке 2-го и 3-го полков латыши перешли в наступление и сбили наших, 2-й и 3-й батальоны остановились в версте от Верхопенских Дворов, а 3-й Корниловский Ударный полк оставил село Верхопенье, бросив своих раненых. После подхода резервных батальонов полк перешел в наступление, сбил латышей и захватил оба пункта, отбив раненых 3-го полка (командира офицерской роты и других).
3-й Корниловский Ударный полк. После бешеных атак полк отходит в деревню Сырцово, выбивает оттуда зашедшую нам в тыл группу красных и отходит в деревню Пенки.
2 декабря. 1-й Корниловский Ударный полк: перестрелка. 2-й Корниловский Ударный полк: попытки противника наступать отбиты. 3-й Корниловский Ударный полк: противник наступает.
3 декабря. 1-й Корниловский Ударный полк. Отход на город Белгород. 2-й Корниловский Ударный полк. Отход в с. Яковлевка. Часть артиллерии за недостатком конского состава отправлена на погрузку в Белгород. 3-й Корниловский Ударный полк. Полк переходит в с. Ольховатка.
4 декабря. 1-й Корниловский Ударный полк отходит без боя на Белгород. 2-й Корниловский Ударный полк. На участке полка противник ведет наступление. Приказание – в бой не втягиваться, почему полк, отстреливаясь, отходит по шоссе на хутор Терны. 3-й Корниловский Ударный полк остается в селе Ольховатка.
Когда началось отступление от Орла, корниловцы думали, что оно временное и вызвано перегруппировкой войск или же выравниванием фронта; никто не предполагал, что это отступление окончательное. Корниловская дивизия отходила не в результате своего поражения: если красные начинали усиленно наседать, корниловцы переходили в наступление, разбивали противника и отбрасывали его. Но и после таких побед Корниловскую дивизию все-таки поворачивали назад и оттягивали в тыл. Отступление продолжалось непрерывно. Спокойное отношение корниловцев к отходу вскоре сменилось горьким недоумением: иметь в своих руках весь плодородный Юг России с казацким населением – донским, кубанским, терским, явно враждебным большевикам; получить возможность создать сильную кавалерию; обладать Каменноугольным районом, нефтью; получать помощь союзников; быть в нескольких переходах от Москвы и вдруг начать все терять. До корниловцев доходили слухи, что донское казачество перестало воевать, у казаков произошел какой-то душевный надлом и они отступают без боев. Говорили о крупных неладах среди командного состава, о полной неурядице тыла. Когда корниловцы ездили в отпуск или попадали ранеными в тыл, их поражали неприступные на все цены – офицерского жалованья хватало на несколько обедов, возмущала бешеная спекуляция, разгул городов и толпы офицеров, пристроившихся в тылу или же целыми месяцами формировавших ячейки старых полков. Но и тыл не оставался в долгу перед фронтом: «цветные полки» Добровольческой армии обвиняли в грабежах, погромах и насилиях.
Это обвинение корниловцы отвергали с негодованием. В 1-м корпусе грабежей и погромов не было. Отдельных лиц, виновных в этом, кто бы они ни были, хотя бы заслуженные офицеры-первопоходники, командир 1-го корпуса генерал Кутепов беспощадно вешал или расстреливал.
– Там, где я командую, погромов быть не может, – всегда повторял Кутепов.
Единственное, в чем могли винить себя корниловцы, – это в реквизициях у населения.
В Корниловской дивизии до самого Крыма не было своего интенданта, не было уполномоченного лица, которое ведало бы снабжением дивизии всей материальной и хозяйственной частью.
Оружие корниловцы доставали с бою, но солдат надо было одевать, кормить, и полкам ничего не оставалось делать, как заниматься «самоснабжением». Захваченных у красных интендантских запасов не хватало, или же они оставались на складах в крупных городах; красноармейцев, поставленных в строй, приходилось одевать за счет их товарищей, отправляемых в тыл. Приходилось смотреть сквозь пальцы и на то, как какой-нибудь промерзший до костей ударник утаскивал у крестьянина полушубок или сапоги. Нужда в теплых вещах, белье и обуви как у красных, так и у добровольцев была такова, что убитый в бою через несколько минут лежал голым.
Жестокая необходимость заставляла реквизировать у крестьян скот, фураж и подводы. Было немыслимо допускать, чтобы продрогшие солдаты оставались без горячей пищи, голодные кони грызли сухие жерди, кооперированные раненые погибали. Подводы у крестьян брали не только для перевозки раненых, но и для переброски войск. Реквизиции и гужевые повинности вызывали недовольство крестьян, но причины их озлобления против добровольцев были, конечно, более глубокие. Эти причины ускользали от фронта. Корниловцы стремительно продвигались вперед и видели только одно: их встречали как освободителей, когда же через несколько месяцев они отступали по тем же местам, недавних освободителей провожали как ненавистных завоевателей.
– Встречали цветами, – говорили корниловцы, – провожают пулеметами.
– Помещики с черкесами шли за вами, – проговаривались крестьяне, – да и никакого порядка вы не дали…
У крестьян была прямо тоска по «порядку».
Сильное раздражение в деревне вызвал и приказ о мобилизации. Этот приказ был подучен полками, когда Добровольческая армия откатывалась назад. В полковых штабах пожимали плечами:
– Шли вперед, был общий подъем, мобилизовать запрещали, стали отступать, приказывают производить мобилизацию. Что за нелепость?
И действительно, мобилизованные крестьяне разбегались. Они пробирались назад в свои деревни и села или же бежали к «зеленым». Все леса кишели ими. Дезертирство мобилизованных действовало развращающе на полки: началась утечка и среди поставленных в строй бывших красноармейцев.
Непрерывное отступление, враждебность населения, растущая неуверенность в своих солдатах угнетали офицеров, но у них, как в первые дни Кубанского похода, не было ни уныния, ни отчаяния. Каждый день у офицеров все те же заботы о своих солдатах и то же мужество в боях.
Это мужество вызывало уважение даже у большевиков. Был такой трагический эпизод: 3-й Корниловский полк при отступлении от Харькова шел на правом фланге своей дивизии. Командовал полком капитан Франц, тихий, скромный офицер-хорват. К корниловцам он присоединился еще в Киеве и привязался к ним всей душой. У Франца как командира полка был единственный недостаток – во всех боях считал своим долгом идти впереди своих цепей, и полк быстро лишался общего руководства; после каждого такого боя на вопрос начальника дивизии – а что капитан Франц? – был неизменный ответ – капитан Франц ранен. Его левую руку уже давно заменял протез.