3 марта в Новороссийск прибыл железнодорожный состав штаба генерала Деникина и остановился на портовой железнодорожной ветке в районе расположения марковцев.
5 марта – встреча марковцев с генералом Деникиным. На площади перед поездом Ставки выстроились свободные от нарядов части полка и батареи, но без оружия. Марковцы приготовились к встрече своего Вождя, и их взоры были направлены на вагон, где развивался Национальный флаг и у ступенек которого стояли часовые. Ожидание волновало всех: увидят они того, кому остались и останутся верны, несмотря ни на что. Перед этим марковцы читали с опозданием дошедшее до них обращение генерала Деникина, в котором говорилось: «Во имя наших братьев, тела которых приняла в себя Русская Земля, во имя светлой идеи, призываю вас в этот тяжелый час понять, что только в суровой дисциплине, в единении и напряжении всех наших стремлений к единой цели мы почерпнем силы для успешного завершения нашего трудного подвига. Как старый русский офицер, я призываю вас объединиться вокруг меня и сомкнутыми рядами встретить последний вражеский напор с верой в победу. Да укрепит Господь дух ваш!»
Раздались команды. От штабного поезда приближалась группа: впереди генерал Деникин, за ним генерал Романовский и еще три-четыре офицера. Генерал Деникин прошел, здороваясь перед строем в 400 человек. Громкое «Ура!» раздалось в ответ. Умный, грустный взгляд, твердый голос, никакого волнения… Усталость? Понятна. А в общем, генерал все тот же, каким его видели теперь уже немногие старые бойцы в станице Егорлыцкой, в Горькой Балке, в Екатеринодаре, на ст. Нагут, в Белгороде.
Обойдя фронт, генерал Деникин благодарил марковцев за службу Родине. Громкое «Ура!» покрыло его речь. После этого генерал Деникин приказал всем тесным кольцом окружить его, и тут он сказал следующее. Много причин привели к неудаче, но на армию ложится наименьшая их часть. В настоящий момент положение на фронте очень тяжелое, но не безнадежное. Отдан приказ об отводе армии на южный берег Кубани, быстрой и глубокой реки, удержаться за которой легко. И армия удержится, если в ней не падет окончательно дисциплина. Может быть выиграно некоторое время для приведения в порядок и для отдыха, чтобы затем перейти в наступление. Противник утомлен, и у него в тылу положение тяжелое. Если, вопреки ожиданиям, армия не удержится, она переедет в Крым, где будет продолжать борьбу. Принимаются все меры, чтобы никто из желающих продолжать борьбу не был оставлен в руках врага. Нужно удержать город возможно дольше, чтобы произвести эвакуацию полностью. Выразив полную веру в марковцев, генерал Деникин под громкое «Ура!» ушел в поезд.
На всех марковцев встреча с главнокомандующим произвела успокаивающее впечатление. Они понимали состояние его души, трепет сердца за судьбу Дела, павшего на него и мужественно им взятого. Им пришлось уже слышать много обвинений против него и иные даже разделять, но теперь требуется только одно – продолжать борьбу. Вера в генерала Деникина не пропала.
Слышали разговоры о ближайшем его помощнике генерале Романовском: «Злой гений Добрармии»; «Его нужно устранить». Не время! И раз он нужен – терпеть. И тогда, после встречи с генералом Деникиным, собрались старые марковцы, бойцы одного из батальонов, и вынесли для себя решение: всякое покушение на генерала Романовского, от кого бы оно ни исходило, моментально пресечь силой. Это тайное решение, безусловно разделяемое всеми, не было оставлено, однако, без того, чтобы о нем не знали те, к кому оно относилось.
6 марта батальон в 150 штыков пароходом был перевезен в Кабардинку, в 15 верстах к югу от Новороссийска. Его задача: обеспечивать связь с Туапсе, которую прерывали «зеленые». Одновременно другой батальон в ПО штыков с двумя горными орудиями и полуэскадроном выступил в местечко Липки, в 8 верстах от города, на дороге к станице Крымской. Задача: обеспечить движение по этой дороге и не допускать «зеленых» производить налеты на станцию.
Местечко Липки, 10–12 дворов, за горным хребтом, в котловине, где скрещивался ряд горных лощин, поросших лесом; лес спускался к нему вплотную с западной стороны. Ни кавалерии, ни артиллерии здесь делать было нечего, и они были отосланы обратно. Но положение батальона опасное. Явным напоминанием об этом – небольшой обелиск-памятник, стоящий на окраине. Здесь в 1864 году, во время Кавказской войны, погиб пост пластунов в 34 человека во главе с сотником Горбатко, будучи атакован горцами в числе до 3000 человек. В числе погибших и жена сотника. Об этом эпизоде подробно рассказывали жители местечка. За семидневное стояние здесь, однако, не пришлось ни разу серьезно столкнуться с «зелеными».
Восстановление дивизии
В Новороссийске каждый день ряды марковцев пополнялись едва поправившимися от ран и болезней; теми, кто волею комендантов попали в другие части; наконец, был влит расформированный запасный батальон. Батальоны сводного полка уже насчитывали 400, 300, 250 штыков при 8 —10 пулеметах в каждом; присоединились конные сотни до 200 шашек; было и 14 орудий. И вот огромная для всех радость – приказ о восстановлении дивизии. Это определенно говорило, что она получит пополнение за счет мелких частей.
Начальником дивизии назначен полковник Блейш, но, ввиду его болезни (снова тиф), временно принял ее командир Марковской артиллерийской бригады, полковник Машин{198}. Ее начальником штаба остался полковник Битенбиндер. Командирами полков назначались: 1-го – капитан Марченко, 2-го – ввиду болезни полковника Докукина, полковник Слоновский, 3-го – ввиду отказа от полка капитана Савельева, капитан Урфалов.
Но в Новороссийске дивизию постиг тяжелый удар – умер полковник Блейш. Какой-то тяжкий рок преследовал марковцев. Ушел последний из лучших старых начальников. Высшая боевая награда его за Великую войну – Св. Владимир IV степени. Но не по ней судить о полковнике Блейше. Он был командиром Ударного батальона; в мае 1918 года из центра России пробрался в Добрармию. Командир Офицерской роты, батальона и 1-го полка. Доблестное водительство им. Исключительная слава – его рейд Тим – Солнцево. Надежда марковцев после поражения у села Алексеево-Леоново; надежда в Новороссийске и… смерть.
Был подведен подсчет потерь, понесенных дивизией в боях у Ейска, Ростова, Ольгинской, – до 1500 человек. Из этого числа вывезено раненых до 500; какое-то число падает на убитых и попавших в плен. Потери в офицерском составе превысили его половину – до 275 человек; особенно большие потери среди офицеров были во 2-м полку – из 125 осталось 50. В Новороссийске на 900 человек состава полков было до 245 офицеров. Артиллерия и конные сотни имели небольшие потери.
«Красные перешли Кубань». Это сообщение уже мало тревожило. После всего происшедшего, с оставлением линии по Дону, это казалось неизбежным. Уже через местечко Липки тянулись непрерывным потоком подводы, пешие и верховые люди, вооруженные и невооруженные, много женщин и детей. Какая масса! Смогут ли пароходы забрать их?
Каждое утро в Липки приезжал ординарец с коротким приказанием, повторяющим предыдущие. Важно, что связь поддерживается, но от него узнавали и о происходившем в Новороссийске: идет погрузка на пароходы.
12 марта он привез сообщение о выступлении батальона 1-го полка с орудиями и бронеавтомобилями вдоль побережья на север и о том, что для Марковской дивизии дан транспорт «Маргарита», на который началась погрузка. Батальон 2-го полка в Кабардинке потерял связь с Новороссийском. Он ждал восстановления связи до вечера и не дождался. Его положение тяжелое: он отбивался от «зеленых», спустившихся с гор. Оставалось идти в Новороссийск, куда тронулся ночью и с небольшой перестрелкой пришел. Оказалось, ему было послано приказание с ординарцем быть в расположении полка к 11 часам 13 марта.
13 марта. Батальон в местечке Липки ждал прибытия ординарца, как всегда утром, но его нет. Пришел уже арьергардный Самурский полк{199} и остановился, так как дорога была заставлена обозами. Наконец в 11 часов ординарец прибыл, объяснив свое опоздание забитостью дороги. В переданном им приказании говорилось: батальону в 10 часов быть в расположении дивизии для погрузки. Уже было опоздание на час, а сколько времени потребуется, чтобы дойти до места назначения? Среди офицеров батальона уже был разработан план на этот случай: идти горной тропой, которую знает проводник, оставив кухню, тачанки, подводы, а все нужное везти на вьюках.
Через час батальон, оставив свой почти готовый обед продолжавшим стоять самурцам, двинулся, поднимаясь в гору сначала лесом, затем по голому подъему, выйдя, наконец, в облака. Сильный пронизывающий ветер.
– Начинается спуск. Осторожно! – говорит проводник.
– Внимание! Под ноги! – передается по змейке батальона. Крутой зигзагообразный спуск узкой тропой. Люди идут, прижимаясь к скалам. Напрасно беспокоились за лошадей – они идут, слегка пофыркивая, но уверенно. Наконец, облака над головой и спуск более пологий. Внимание всех привлекла раскрывшаяся картина: город в широкой горной долине; с западной стороны море; ближе – ряд пристаней с дымящимися пароходами; на внешнем рейде – военные суда; внизу – серые здания цементного завода; и от пристаней к городу и станции какая-то слегка волнующаяся темно-серая масса: люди, лошади… И только на северной стороне бухты нет этой массы и стоит там лишь один пароход. Эвакуация.
Батальон спустился с горы и вошел в толпу; спокойно, колонной по два. Люди расступались, давали ему дорогу без того, чтобы их окликали. Они смотрели на проходившую часть, не произнося ни слова; их глаза не выражали ни злобы, ни упрека. Женщины плакали. Батальон пришел с опозданием на шесть часов. Ему приказано расположиться по ближайшим кварталам.
Вдруг зазвенели окна, затряслись дома, раскрылись двери. Взрыв! Выскочили из домов. Глухим страшным эхом, несколько раз отраженным от окружающих гор, гул несся куда-то в сторону ст. Тоннельной и там заканчивался тяжелым ударом. Еще и еще. Стрелял английский дредноут из своих огромных 12-дюймовых орудий по приближающимся к городу красным.