Снег уже стаял, и на Кубани наступила ранняя весна. В Екатеринодаре я узнал о гибели почти всей Марковской дивизии, в том числе и моей 6-й батареи. Дело было так. Дивизия отходила тогда к Таганрогу в полном составе, ведя постоянные арьергардные и фланговые бои с наседавшими конными и пешими частями противника. Утром 31 декабря Марковская дивизия получила приказ наступать на село Алексеево-Леоново, находящееся в глубокой балке. Начальник Марковской дивизии – генерал Тимановский – в это время умирал от тифа в теплушке товарного вагона, и дивизию вел наштадив Генерального штаба, полковник Биттенбиндер. Еще накануне, когда дивизия проходила район Дебальцева, от разведки были получены сведения, что конные дивизии Буденного сосредоточиваются в ближайших балках. Артиллерия дивизии, около сорока пушек и гаубиц, уже в сумерках обстреляла эти балки.
Марковская дивизия сильно запоздала с выступлением, и поэтому контакт с соседней Корниловской дивизией оказался нарушенным. Корниловская дивизия, не дождавшись Марковской, продолжала путь на Ростов. При подходе к селу Алексеево-Леоново выяснилось, что село занято конницей Буденного. Несколько батарей стали на позицию и открыли по селу огонь шрапнелью и гранатами. Пехота слезла с саней и тачанок. Не успела она еще и развернуться в цепи, как конница красных, не выдержав артиллерийского обстрела, быстро стала оставлять село, в беспорядке уходя вверх по откосам балок и скрываясь за гребнями.
Полковник Биттенбиндер приказал вновь свернуться в колонну и входить в Алексеево-Леоново. Начался спуск в балку, причем, как обычно, обозные повозки перегоняли пехоту, стремясь занять лучшие дома. Когда вся Марковская дивизия втянулась в село, конные лавы Буденного появились с трех сторон на гребнях возвышенности и пошли в конную атаку… Повозки всех бывших с полками дивизии обозов 1-го и 2-го разрядов ринулись в разные стороны, кто вперед, кто назад, и сбивали пехоту, пытавшуюся собраться группами и построиться. Полковник Биттенбиндер вместе с командиром артиллерийской бригады, генералом Машиным, ускакал со своим конвоем назад. Красные всадники беспрепятственно ворвались в село и рубили метавшуюся пехоту и орудийную прислугу, не имевшую даже времени снять орудия с передков.
Капитан Михно скомандовал бой батарее: «Картечь!» Но шрапнели не было в передках, а в это время буденновцы, махая шашками, были уже на батарее. Солдаты указывали красным на Михно и кричали: «Вот офицер! Рубите!» Рядом был овраг, и Михно скатился в него. Поручик Анкирский{243} начал стрелять из нагана и был зарублен. Зарублены были и юнкера-походники: Владимир Рага{244} и Шигорин. Сенька Жилин прорвался на своей серой кобыле и ушел благополучно. На дне оврага капитан Михно собрал человек тридцать пехотинцев, крича и махая плетью, построил их в каре и, давая залпы по группам буденновских всадников, вывел это каре из села на возвышенность.
Было в тот день много подлинного героизма, много и трусости. Марковские сестры умоляли спасти их или убить. Начальник пулеметной команды 1-го полка, отбиваясь пулеметом, на тройке вывез сестру. Спасся и бывший наш юнкер Фишер, а славный наш «вечный юнкер» Рождественский, почему-то так и не произведенный в офицеры, погиб. Погиб и Виктор Канищев{245}, адъютант командира бригады. Спасшиеся марковцы видели его коня, скакавшего без всадника. Из батарей Марковской бригады вышла только 3-я, благодаря тому что была позади всех, не успела еще втянуться в село, командир ее, капитан Шемберг, не растерялся и отступал попеременно орудиями, отбиваясь картечью. Из двухтысячного состава Марковской дивизии осталось в живых около 500 конных и пеших, а из 40 пушек и гаубиц уцелело только 4 орудия и всего несколько пулеметов – из 200. Корниловская дивизия, под командой генерала Скоблина, находилась лишь в нескольких километрах от места драмы. И не решилась повернуть на поддержку.
Уже за Доном Марковская дивизия сформировалась снова и участвовала в боях под Ростовом и станицей Ольгинской, где вновь отличилась 1-я Шефская батарея полковника Шперлинга. Наша же 6-я Марковская батарея так и не получила новых пушек, вместо потерянных в селе Алексеево-Леоново, и мы просидели в станице Тимашевке до общего отступления к Новороссийску.
В конце февраля – начале марта 1920 года на Дону произошел бой конницы Буденного и Думенко с нашими донцами, кубанцами, конницей генерала Барбовича и Кутеповским корпусом – здесь поистине решалась судьба Белого движения и России. Все было против нас. Генерал Павлов, с Донской армией и конницей, одержал победу над советскими конными группами Буденного и Думенко, пытавшимися переправиться через Дон. Но, преследуя красных, он не учел наступивших морозов и заморозил конницу у Белой Глины и Зимовников Королькова, лишив ее боеспособности. В это же время многие кубанские части, попав под влияние советской пропаганды, разлагались и оставляли фронт. «Большевики нас не тронут, они только против помещиков и офицеров…»
Генерал Барбович с Добровольческой конницей численно был слабее советских конармий и не мог их остановить. Корпус генерала Кутепова удерживал широкий фронт от Азова до Ольгинской и успешно отбивал все попытки советских переправ через Дон. После неудач конной группы генерала Павлова он спешно должен был, однако, отойти на Екатеринодар, опасаясь, что советская конница обойдет его группы с востока и отрежет с тыла. Общим потоком мы катились к Новороссийску, где царил хаос эвакуации.
В Новороссийском порту мы прямо с мола сбрасывали в глубокую воду батарейные пушки, которые не могли поместиться на пароходе, и тесаками рубили колеса зарядных ящиков и передков. Красно-зеленые бандиты спустились с гор и вечером обстреливали порт и город. Ночью 26 марта наш пароход «Маргарита», провожаемый стрельбой, отошел от причала. Тысячи раненых и больных оставались в санитарных поездах, но никто об этом не говорил. В районе Новороссийского вокзала слышны были взрывы, ярким пламенем горели пакгаузы и вагоны.
«Маргарита» вышла в море. Через три часа, на рассвете, показались волнистые берега Крыма. Открывалась новая страница борьбы.
Э. Гиацинтов{246}Записки белого офицера{247}
Мы сидели как-то утром, играли в преферанс, и вдруг над нашей крышей разорвался неприятельский снаряд. Все выскочили по своим местам и вдруг увидели, как по белоснежному полю движутся цепи или, вернее, лава конных частей. Двигались они очень густо. Мы открыли огонь, и было очень хорошо видно, как падали лошади и люди. Но в это время пришел приказ от нашего начальника боевого участка, что мы должны немедленно перейти в наступление и двигаться в направлении какой-то деревни, название которой не помню. И вот мы с этой крайней точки приближения к Москве двинулись обратно на юг. Как потом мы узнали, это были передовые части конной армии Буденного, который и разгромил, в сущности говоря, Белую армию.
Пройдя около двадцати верст по лютому морозу и совершенно обледенев, мы пришли в какую-то деревню, где уже расположились наши отступающие части. Так в конце октября началось наше отступление на юг, потому что, оказывается, дальше мы бороться со вновь сформированными частями Красной армии были совершенно не в состоянии.
Должен опровергнуть распространенное среди некоторых умов мнение, что были какие-то «оккупанты» (интервенты). Я три года провел на фронте в Добровольческой армии и не видел ни одного француза, ни одного англичанина, ни какого-либо другого солдата чужестранной армии. Все это вздор. Если и были представители англичан, греков и прочее, то все они околачивались в глубоком тылу, а на фронте ни одного солдата не было видно.
Мы шли и отступали все время по снегу, по сильному морозу, давали изредка арьергардные бои, но навалившейся массе красноармейцев наши поредевшие ряды сопротивляться не могли. Особенно активна была конница Буденного, которой командовали бывшие офицеры русской кавалерии.
Нужно отдать должное Англии, – она снабжала нас оружием, провиантом и одеждой. Мы все были одеты в английскую форму, но по нашим русским морозам английские высокие ботинки со шнурками оказались совершенно непригодными, так как нога замерзала в стремени. И гораздо лучше служили нам наши российские валенки, которые, правда, в оттепель никуда не годились, потому что промокали и сейчас же примерзали к ноге.
Таким образом, мы, кажется, на Рождество 1919 года докатились до Ростова-на-Дону и продолжали дальше отступление за Дон. Остановилась наша дивизия около города Батайска, это уже в Донской области. Красные держались тоже довольно пассивно, и боев больших во время этой стоянки около Батайска не было.
Кажется, в феврале 1920 года началось сильное давление на Юг со стороны красных. Несметные полчища конницы и пехоты начали атаковать наши позиции, и ввиду слабости наших сил и очень ограниченного количества бойцов нам пришлось отступать дальше – на Новороссийск, к Черному морю. Что нас ждало впереди – мы совершенно не знали. Мы – это строевые офицеры и строевые солдаты. Около начала марта мы отступили за Екатеринодар и, наконец, достигли порта Новороссийск, откуда уже шла полным ходом эвакуация гражданских лиц и тяжело раненных воинов. Так, на английском миноносце уехал и мой отец. Покинул Россию и отправился через Константинополь в Сербию, в Белград, где уже жили моя мать и Катя с детьми.
В. Кравченко{248}Дроздовцы от Орла до Новороссийска{249}
Наши части под давлением противника медленно отходили. По записи в дневнике Соловьева{250}