Отход частей происходил при очень тяжелых условиях. Дороги, лишенные снежного покрова, оттаяли, и чем дальше мы отходили, тем становилось все хуже и хуже. Сопровождаемые дождем, части двигались по липкой грязи по малопроходимым дорогам. Ноги вязли, лошади с трудом тянули орудия и повозки. 18 и 19 февраля части отходили без боя и нажима противника. На брошенных повозках, санях, экипажах и линейках, которые мы встречали по дороге, валялись брошенные снаряды, патроны, даже оружие, обмундирование и всевозможные продукты питания, до мяса включительно. И чем дальше шли – картина была еще печальнее. Стали попадаться выбившиеся из сил люди, брошенные кони, рогатый и мелкий скот. Орудия и повозки двигались с дополнительными уносами. И несмотря на медленный темп движения, благодаря тому, что красная конница вообще не появлялась и противник нас не преследовал, части добровольцев отошли к границам «родной Кубани» без помех. Часам к четырем дня 19 февраля вступили на территорию Кубанской области, встреченные весьма нерадушно казаками, у которых ничего достать и даже купить было нельзя. Пограничная река между Донской и Кубанской областями, Ея, довольно мелкая, но с очень болотистыми берегами, и здесь нашли кое-какие приготовления для обороны границы. Вначале было приказано занять оборону по реке Ея. К вечеру 19 февраля в районе станицы Конеловской собрались довольно поредевшие части всего Добровольческого корпуса, но оборонительная позиция по фронту реки Ея не была занята Дроздовской дивизией на другой день, так как последовал приказ дроздовцам отходить дальше, и 21-го утром дивизия двинулась на Старо-Минскую и потом на Ново-Минскую станицу.
Из разговоров с жителями выяснилось, что казаки страшно боятся прихода красных, но на призыв Верховного круга стать в ряды армии почти не откликнулись. Вояки же стали плохие. Узнали, что в бою под Белой Глиной красные захватили в плен целиком весь штаб Кубанского конного корпуса во главе с командиром – Крыжановским{266}, а полки корпуса просто-напросто разбежались.
Во главе Кубанской армии вместо генерала Шкуро стал генерал Улагай. Настроение казаков круто менялось только после того, как они испытывали первые прелести от прихода красных. 20 февраля в станицу Конеловскую ворвались два полка красной конницы и один пехотный. Тотчас же красные повесили семь местных казаков, а когда, очень скоро после этого, большевиков из станицы выбили подошедшие добровольческие части, старики казаки в конном строю носились по всей станице, рубя красных. В станице Конеловской отступающие части пытались взорвать, но неумело это проделали, восемь вагонов, груженных снарядами и патронами, принадлежащие Алексеевской дивизии, которые нельзя было вывезти из-за отсутствия паровоза.
Дальнейший отход продолжался по всему фронту. Станица Ново-Минская оставлена, и утром 23 февраля произошла кошмарная переправа через реку Челбас у станицы Старо-Деревянковской. В то время грязь была невылазная и на переправе стоял сплошной стон, крик, понукание и брань. Дороги были забиты до крайности. Лошади выбивались из последних сил, падали, а повозки застревали, ломались, переворачивались.
После переправы через реку Челбас части Добровольческого корпуса отходили на станицу Каневскую. Было замечено, что настроение у казаков в станицах различное. В станице Старо-Щербиновской на призыв Верховного круга вступить в армию никто не отозвался. Казаки станицы добровольцам заявляли, что воевать они не хотят, против добровольцев ничего не имеют и за большевиков воевать не пойдут, но встречать их будут с хлебом и солью, боясь репрессий. Но был и такой случай: 800 казаков, при поддержке бронепоезда, сделали налет на станицу Ново-Минскую, уже занятую красными, устроив там большой тарарам. Они захватили 400 красных в плен, несколько сот порубили, с трофейными пулеметами и пленными вернулись в свою станицу обратно и стали собираться в поход в Екатеринодар, заявив добровольцам, что они уйдут туда, так как там все собираются.
Дезертирство в некоторых частях стало принимать угрожающие размеры. Покидали свои части не только солдаты, но даже офицеры, потерявшие веру в победный исход борьбы. Коснулось это даже и дроздовцев. Так, например, в 1-м батальоне 2-го Дроздовского полка к 27 февраля в строю осталось только человек пятьдесят, да и то в это число вошло человек двадцать из тех, которых подловили по дороге из числа отставших от других частей.
26 февраля Дроздовские части перешли реку Бейсу г и расположились в станице Брюховецкой. К этому времени дороги уже успели быстро подсохнуть и наступили, в полном смысле слова, настоящие весенние дни. Когда переправились все части через реку Бейсуг, мосты были взорваны, но довольно плохо, и красные, когда подошли к Бейсугу, быстро их навели снова. Красные уже утром 28 февраля подошли к станице Переяславской.
Фронт по реке Бейсуг заняли частично дроздовцы, левее их был Черноморский конный полк, а еще левее, до самого моря, в районе, где много болот и маленьких озер, находились части Ейского гарнизона из стариков казаков. Правее дроздовцев стояли алексеевцы, затем части конной дивизии генерал Барбовича и донцы. В резерве находилась Корниловская дивизия. Марковская дивизия в это время уже была в Новороссийске, где она пополнялась и приводилась в порядок после понесенных потерь в бою под Ольгинской. Но на этой линии фронт также не задержался и отход частей продолжался. У станицы Тимошевской красные стали 1 марта сильно нажимать на алексеевцев, и на выручку им были отправлены два батальона 3-го Дроздовского полка с артиллерией. Только вечером, под покровом начавшейся сильной метели, алексеевцы смогли переправиться на другой берег.
2 марта Дроздовцы выступили дальше и отошли в станицу Половическую. В этой станице остался 1-й Дроздовский полк, а остальные части дивизии в 7 часов утра 3 марта двинулись в направлении станицы Старо-Нижестеблиевской, куда и прибыли еще засветло. В этот день разыгрался бой в районе станиц Поповической и Старо-Величков-ской. 1-й Дроздовский полк вел бой с конницей и пехотой красных впереди станицы Поповической, а на самурцев, правее этой станицы, в это время сильно нажимала конница красных, которая основательно потрепала самурцев и заставила их отступить. После этого красные вошли и заняли было станицу Поповическую, впереди которой в это самое время еще вел бой 1-й Дроздовский полк, отбиваясь от наседавших на него кавалерии и пехоты красных. По всей станице поднялась сильная стрельба, раздавались бесконечные крики «Ура!», и красные уже успели человек сорок зарубить. Спас положение полковник Туркул, командир 1-го Дроздовского полка, который со своими конными разведчиками, а их в полку было в то время человек 180, в конном строю бросился в атаку на красных, бывших уже на улицах станицы, выбил их из нее, часть красных была зарублена, и 27 человек взято в плен. После этого части полка смогли отойти через станицу и отступить дальше. Ночью полк подошел к станице Старо-Нижестеблиевской. Первому полку было приказано оставаться в арьергарде, а остальные Дроздовские части еще ночью на 4 марта выступили в направлении на станицу Славянскую. Пройдя верст 15, услышали в направлении станицы Полтавской бой. Оказалось, что бой вела Корниловская дивизия с прорвавшимися в наш тыл красными силой до 1000 сабель, с целью отрезать отступающие части от переправы у станицы Славянской. Когда колонна Дроздовской дивизии подошла к станице Полтавской, корниловцы уже успели почти полностью очистить ее от красной конницы. 2-й и 3-й Дроздовские полки в бой не вступали, а только 6-я легкая батарея и одна гаубица открыли огонь по одной пушке красных, которая выскочила было на полузакрытую позицию и, обстреляв подходящую к станице колонну дроздовцев, внесла некоторое замешательство в обозах. Огнем Дроздовских орудий номера этой пушки красных были разогнаны, а посланная полковником Манштейном пехотная цепь от 3-го полка захватила это орудие, сняв замок и панораму, испортила его, но увезти орудие не смогла, так как передок от него успел удрать.
Наши части после этого стали переправляться через Кубань по понтонному мосту. 1-й Дроздовский полк, придя ночью в станицу Старо-Нижестеблиевскую, остановился немного передохнуть после тяжелого перехода, так как дороги вновь превратились в отчаянную трясину. Других частей уже в станице не было, и благодаря этому получился разрыв между отступившими частями дивизии и 1-м полком.
В Крымской к этому времени собрались все штабы. Здесь были штабы Добровольческой, Донской и Кубанской армий, Верховный круг и многие прочие тыловые учреждения. Вокруг же станицы Крымской бродили отряды «зеленых» и было очень неспокойно. Когда 11 марта отходивший в арьергарде 3-й Дроздовский полк подошел к ст. Адагумской, находящейся в 2 верстах от Крымской, на него почти у самой станицы налетела конница красных, которую полк очень быстро отбросил назад, причем командир конного дивизиона красных был взят в плен и на месте расстрелян. Красные кавалеристы были все в полупьяном состоянии. После боя под Славянской полковник Туркул был вызван в Новороссийск генералом Кутеповым, чтобы навести там порядок при погрузке войск, которые эвакуировались в Крым.
Из Крымской на Новороссийск проложено шоссе, но отступление по шоссе не происходило, так как там бродили весьма внушительные отряды и группы «зеленых». Все двигались прямо по полотну железной дороги. Чтобы достаточно ярко представить себе картину, как происходило отступление на Новороссийск, прочтем ниже то, что записал в своем дневнике капитан Г.А. Орлов{267}, офицер 3-й батареи Дроздовской артиллерийской бригады, отходивший в составе батареи на Новороссийск.
«12-го марта в 4 часа утра мы выступили на Новороссийск. Все двигались прямо по шпалам. Пройдя Крымскую, мы вошли в горы. Дорога проходила по узкому ущелью, и справа и слева были большие горы, так что свернуть в сторону некуда. В довершение всего, к нашему несчастью, очень скоро пошел дождь. Кроме боевых частей и обозов, по этому же пути двигалась также масса беженцев на всевозможных средствах передвижения, включительно до верблюдов, а калмыки гнали к тому же и свой скот.