. – Примеч. авт.). В это же самое время на территории Крыма начали действовать РДР «Витязи» (командир Владимир Аранов. – Примеч. авт.) и «Крымчаки» (командир Константин Адашев. – Примеч. авт.).
Прошло немного времени, и в работе этих, а также других РДР стали все более четко просматриваться характерные черты классической разведывательно-диверсионной резидентуры. Закрепившись на оккупированных территориях, разведчики перешли к вербовкам агентуры, созданию явочных и конспиративных квартир для встреч с нею, формированию нелегальных осведомительских сетей в ближайшем от баз окружении. Отдельные РДР пошли еще дальше и вступили в прямое противоборство с гитлеровскими спецслужбами, внедряли в их состав свою агентуру.
Одним из первых эту сверхсложную задачу удалось решить разведчику управления Андрею Михайлову. Объектом его оперативного проникновения стала действовавшая в районе Смоленска, в поселке Красный Бор разведывательно-диверсионная школа абвера. Операция по внедрению началась в июне 1942 года. Строго придерживаясь отработанной легенды, Михайлов в числе сдавшихся в плен окруженцев был заключен в фильтрационный лагерь, находившийся под Вязьмой. Чтобы привлечь к себе внимание гитлеровских спецслужб, он принял предложение вербовщика, склонявшего военнопленных красноармейцев к вступлению в так называемую Русскую освободительную армию (РОА), возглавляемую предателем А. Власовым. Вскоре этот ход Михайлова оправдал себя: не прошло и нескольких недель, как на него вышли сотрудники абвера и предложили отправиться на учебу в смоленскую раведывательно-диверсионную школу.
Во время пребывания в ней с августа 1942 по февраль 1943 года Михайлов занимался не только сбором данных на командно-преподавательский состав школы, но и одновременно изучал курсантов, а затем осуществлял их вербовки. В результате его кропотливой и полной смертельного риска работы 12 человек после заброски в тыл советских войск добровольно явились в органы государственной безопасности. В дальнейшем ряд из них использовался в качестве агентов-маршрутников и опознавателей при розыске других гитлеровских диверсантов, действовавших на транспортных коммуникациях, а также для выявления шпионов, проникших в части Красной армии и осевших в их ближайшем окружении. По возвращении с задания Михайлов был награжден орденом Красного Знамени.
Аналогичную работу по проникновению в гитлеровские спецслужбы вели РДР Лопатина, Орловского, Медведева, Ваупшасова, Прокопюка, Лопатина и других.
Наряду с этим их и остальные резидентуры активно формировали из числа окруженцев и местных патриотов повстанческое движение. Фактически до середины 1942 года, момента организации Центрального штаба партизанского движения, 4-е управление выступало в качестве основного организатора и координатора партизанского движения на временно оккупированных советских территориях:
«…Ему (управлению. – Примеч. авт.) принадлежит важная роль в инициировании партизанского движения в тылах фашистской армии. Во исполнение постановления ЦК ВКП(б) и правительства «Об организации борьбы в тылу германских войск» и в первый период войны именно на базе Четвертых отделов НКВД возникли первые партизанские отряды и истребительные группы. В связи с организацией в 1942 году Центрального штаба партизанского движения нами были переданы в его распоряжение многочисленные отряды и группы…
Вместе с тем, как следовало из директивы НКВД СССР от 13 июля 1942 года, штабам партизанского движения не подлежали передаче разведывательно-диверсионные группы специального назначения, действующие в тылах противника, разведывательная агентура, курьеры и связники, резиденты в немецком тылу, а также переписка по партизанским формированиям (сводки, донесения, доклады, радиограммы и т. д.» (Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы. С. 202–203).
Начиная с 30 мая 1942 года, образования Центрального штаба (ЦШПД) партизанского движения, в течение нескольких последующих месяцев как в Центре – в Москве, так и на местах, где действовали РДР управления, шла передача функций организации повстанческого движения на временно оккупированных противником советских территориях представителям ЦШПД. В дальнейшем Павел Анатольевич и его подчиненные целиком сосредоточились на разведывательно-диверсионной деятельности в глубоком тылу противника и оперативном проникновении в его спецслужбы. Ее необходимость диктовалась высшим политическим и военным руководством СССР. После разгрома немецких войск под Москвой оно намеривалось развить этот успех в ходе весенне-летнего наступления и нуждалось в разведывательной информации стратегического характера.
Замысел одной из таких операций по освобождению Харькова в марте 1942 года предложил главнокомандующий войсками юго-западного направления маршал Семен Тимошенко. Перед его аргументами, а скорее прошлым авторитетом, не устояли как Генштаб, так и сам Верховный главнокомандующий – Сталин. С того дня в обстановке строжайшей секретности в штабах Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов приступили к разработке плана наступления.
Оптимизм Тимошенко и члена Военного совета фронта Никиты Хрущева не разделяли в особом отделе – военной контрразведке Юго-Западного фронта. И для того у его начальника старшего майора госбезопасности Николая Селивановского имелись серьезные основания. От зафронтовых агентов, в частности «Гальченко» – лейтенанта Петра Прядко, внедренного в гитлеровский разведорган – абвергруппу-102, и допросов захваченных пленных поступала все более тревожная информация. Она говорила контрразведчикам: командование группы армий «Юг» вермахта располагает сведениями о подготовке советского наступления, готовит контрудар и с этой целью наращивает силы вокруг Барвенковского выступа. Эти выводы Селивановского и его подчиненных подкреплялись расчетами начальника оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта полковника Рухле.
Не найдя понимания у непосредственных начальников, он представил свои расчеты военному контрразведчику – майору Белоусову. Содержащиеся в них данные говорили: наступление советских войск на Харьков не обеспечено ни людскими, ни материальными ресурсами и грозит обернуться катастрофой. Своими опасениями Селивановский поделился с Тимошенко и Хрущевым. Те посчитали его аргументы несостоятельными, а Рухле обозвали паникером и продавили в Ставке план операции. Это не остановило Селивановского. Он продолжал бить тревогу и доложил начальнику управления Особых отделов НКВД комиссару госбезопасности 3-го ранга В. Абакумову. В частности, Селивановский сообщал:
«…Планируемая операция преждевременна. Наступление из Барвенковского выступа опасно. Оттуда вообще следовало бы вывести 57-ю армию. Вокруг выступа немцы за зиму создали глубоко эшелонированную оборону и подтянули к его основанию значительное количество войск, которые в любую минуту могут нанести удар в тыл ударной группировки, парировать такой удар мы не сможем – нет достаточно сильных резервов.
Ошибочно вводить в Барвенковский выступ конные и танковые корпуса, немецко-фашистское командование только того и ждет. Оно с умыслом не усиливает своего левого фланга в районе Славянска. Оно умышленно провоцирует нас на наступление. Как только в Барвенковском мешке окажутся наши ударные группировки, немецкая танковая армия, расположенная южнее, нанесет удар в северном направлении на Изюм.
Вывод: подготовленное сражение мы проиграем и этим развяжем руки противнику для крупного наступления на Сталинград и Кавказ…»
Абакумов, получив это донесение, не стал обострять отношения с Тимошенко, позвонил по ВЧ-связи Хрущеву и высказал обеспокоенность в успехе предстоящей операции. Голос контрразведчиков тогда не был услышан.
Вероятно, Хрущеву и Тимошенко кружил головы недавний успех Жукова в битве под Москвой, и они продавили свой план в Ставке Верховного главнокомандования.
12 мая ударная группировка Юго-Западного фронта перешла в наступление. На третьи сутки стал подтверждаться наихудший прогноз Селивановского: авиация противника, завоевав господство в воздухе, лишила советские части 6-й и 9-й армий возможности совершать маневры. Тимошенко с Хрущевым забили тревогу: бросили в бой последние резервы, не предполагая, что все самое худшее еще впереди.
За спиной наступающих советских войск, на левом фланге, над 57-й армией генерала Подласа нависла, подобно дамоклову мечу, мощная группировка противника. Ее костяк составляла 1-я танковая армия. Гитлеровцы, отступая, специально заманивали в ловушку войска юго-западного направления.
Наступило 18 мая. Ночь на фронте на удивление прошла спокойно. Гитлеровцы не пытались контратаковать. Части 6-й и 9-й армий Юго-Западного фронта после короткой передышки начали сосредотачиваться для нанесения нового удара, когда разразилась катастрофа.
Ранним утром гитлеровская ударная группировка Клейста, насчитывавшая в своем составе одну моторизованную, две танковые и посемь пехотных дивизий, нанесла сокрушительный удар встык между частями Юго-Западного и Южного фронтов. Отразить его маршалу Тимошенко было нечем. К тому времени он исчерпал все свои резервы. Танковая армада гитлеровцев устремилась в прорыв. Наступление советских войск обернулось катастрофой. 23 мая кольцо окружения вокруг них замкнулось. Спустя пять дней, 28 мая, ударная группировка Юго-Западного фронта перестала существовать. Ее потери составили 85 тысяч погибших и 230 тысяч пленных. Для вермахта открылся, как о том предупреждал Селивановский, прямой путь на Сталинград и на Кавказ.
За провал операции ответили, конечно, не Тимошенко с Хрущевым, а «стрелочники». Главными виновниками стали командующий 9-й армией генерал Харитонов и полковник Рухле, их отдали под суд военного трибунала.
Войска вермахта стремительно продвигались вперед, вскоре возникла угроза их прорыва к нефтепромыслам Майкопа, Грозного и основной транспортной коммуникации – Волге. Ситуация для Красной армии на этом участке фронта была близка к катастрофе. Чтобы ее не допустить, 28 июля был издан знаменитый приказ № 227, больше известный как «Ни шагу назад!». В нем говорилось: