«…Я провел с Кузнецовым многие часы, готовя к будущим заданиям. Вспоминаю о нем как о человеке редкого таланта оставаться спокойным при выполнении боевых заданий, реалистичном и разумном в своих действиях», – писал Павел Анатольевич (Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы. С. 207).
Судьба Николая Ивановича типична для его поколения, рожденного революцией. Казалось бы, обыкновенный паренек из глухой провинции Российской империи небольшой уральской деревушки Зыряновки Камышловского района Пермской губернии, он, как и его предки, сверстники, был обречен с восьми лет гнуть спину на местного шахтозаводчика, чтобы к тридцати семи годам умереть от непосильного труда в беспросветной нужде и в полном невежестве. Но произошла революция. Она напрочь смела устоявшиеся вековые устои и пробудила в миллионах простых граждан колоссальную энергию и потребность к творческому труду и созиданию.
Юный Николай со свойственным для молодых людей энтузиазмом принял новую жизнь, нарождавшуюся в муках и крови на развалинах Российской империи. Она не пугала его, она манила и звала вперед такими близкими для пылких молодых сердец словами, как «мы наш, мы новый мир построим!». Он не испытывал даже тени сомнений в том, что эта мечта воплотится в жизнь. Подтверждение тому он находил каждый день, на его глазах страна стремительно поднималась из многолетней военной разрухи и вековой отсталости. Урал – этот опорный край державы, напоминал собой огромную стройку. Самоотверженным трудом они – кто до недавнего времени были «никем, а после революции стали всем» – строили новую страну.
Комсомолец Кузнецов был в авангарде строителей новой социалистической страны. Природа щедро наделила его разнообразными талантами. Он мог стать прекрасным лингвистом. Непостижимым образом в глухой и забытой Богом Талице, где большинству жителей ничего не было известно про далекую Пруссию, ему удалось так выучить немецкий язык, что потом асы немецкой разведки не могли и предположить, что за обаятельным инженером-испытателем Рудольфом Шмидтом, лощеным обер-лейтенантом Паулем Зибертом скрывался русский разведчик.
Один из первых руководителей Кузнецова по службе в органах госбезопасности Михаил Журавлев позже, рекомендуя его на работу в центральный аппарат в Москву, отмечал этот его дар:
«…Николай – честный, умный, волевой. И с поразительными лингвистическими способностями. Прекрасно владеет немецким, знает эсперанто и польский. За несколько месяцев изучил коми-пермяцкий язык настолько, что его в Кудымкаре за своего принимали…»
Кроме того, Николай Иванович обладал даром перевоплощения, и если бы пошел на театральную сцену, то и на ней, вне всякого сомнения, занял бы достойное место. Такие мастера шпионажа, как первый секретарь словацкой миссии и одновременно сотрудник абвера Гейза-Ладислав Крно и военно-морской атташе Норберт фон Баумбах, и не догадывались, что «дружище Шмидт» успешно работал не на них, а на 3-й отдел ГУГБ НКВД СССР. Более того, через Кузнецова его сотрудники получали возможность проникать на квартиру Баумбаха и знакомиться с содержимым его сейфа.
Своим Николай Иванович стал и среди московской творческой интеллигенции. Он поддерживал дружеские отношения с рядом известных артистов, которые отмечали его несомненный талант и предлагали попробовать себя на театральной сцене. Но Кузнецов сделал иной выбор – избрал трудную и сложную профессию сотрудника органов государственной безопасности.
Все это было еще впереди. А пока Николай, окончив школу, поступил в Талицкий лесотехнический техникум. После его окончания смышленого и хваткого паренька ждала быстрая, но изменчивая по тем суровым временам карьера в лесном ведомстве. Однако судьба распорядилась иначе. В 1927 году он «ответил» за отца: активного комсомольца исключили из рядов ВЛКСМ как «сына кулака и участника белой банды». В 1933 году его постиг следующий не менее тяжелый удар: за недостачу на лесоучастке, которым Николай руководил всего несколько месяцев, его арестовали и осудили на год исправительных работ.
Но мир не без добрых людей, они были и есть среди сотрудников спецслужб. Случай, а возможно то была судьба, свел Николая с одним из них. И тот, несмотря на «темные» пятна в биографии и судимость Кузнецова, сумел разглядеть в нем высокие человеческие качества, а самое главное – талант разведчика.
С того дня в жизни Николая открылась новая и интересная страница. Первое свое задание в отношении немецкого специалиста Хенке, подозреваемого в шпионаже, Николай выполнил успешно. За ним последовали другие, через некоторое время он уже как опытный разработчик был направлен в Свердловск. Там бурными темпами шло строительство знаменитого Уралмаша, в нем участвовали технические специалисты из Германии. В их числе находились как кадровые сотрудники, так и агенты германских спецслужб. В их среду, выполняя задание местного управления НКВД, был и внедрен Николай. Результаты его работы высоко оценивались как куратором, так и руководством контрразведывательного отдела. Казалось, что будущая блестящая карьера разведчика Николаю обеспечена, но наступил зловещий 1937 год, прокатившийся кровавой волной массовых репрессий по стране. Его кураторы из управления оказались «врагами народа, пробравшимися в органы безопасности» и были арестованы. Вслед за ними арестовали и Николая как соучастника их преступлений. По нему бумерангом ударили прошлая судимость, «темная биография» и контакты с немцами, которые, как казалось следователю, «Кузнецов использовал в предательских целях». Объяснения Николая о том, что он выполнял задания органов госбезопасности, не брались в расчет. По мнению следователя, «предателям, пробравшимся в органы, других заданий не могли давать».
Несколько недель Николай провел в камере внутренней тюрьмы УНКВД Свердловской области и подвергался интенсивным допросам. Все это время он держался стойко и с достоинством, никого не оклеветал и не «потащил» за собой, не затаил зла и не ожесточился, а верил в справедливость и поддержку соратников и друзей. От нового срока его спасло заступничество на тот период наркома НКВД Коми АССР Михала Журавлева и начальника отделения 3-го отдела ГУГБ НКВД СССР Леонида Райхмана. Они, не побоявшись угодить под косу репрессий, отстояли доброе имя Николая. Он снова возвратился в боевой строй и под оперативным псевдонимом «Колонист» приступил к выполнению очередного задания органов госбезопасности.
Летом 1938 года по рекомендации Журавлева работу с Николаем продолжил Райхман теперь уже в Москве. Под фамилией Шмидта Кузнецов в течение двух с лишним лет, как указано в его служебной характеристике, «занимался оперативной разработкой и вербовкой сотрудников инопосольств и миссий в Москве». О том, насколько Николай успешно вел разведку среди иностранцев, свидетельствует тот факт, что для него были открыты двери в особняке посла Германии в Москве графа фон Шуленбурга, а также его сейф с секретными документами. Их содержание не составляло тайны для советской спецслужбы.
С началом войны Николай без колебаний подал рапорт и попросил направить его «на самый ответственный участок работы». В частности, он писал:
«…Я вполне отдаю себе отчет в том, что очень вероятна возможность моей гибели при выполнении заданий разведки, но смело пойду на дело, так как сознание правоты нашего дела вселяет в меня великую силу и уверенность в конечной победе. Это сознание дает мне силу выполнить мой долг перед Родиной до конца».
И это были не громкие слова. Он не являлся коммунистом, но от этого его любовь к Родине не была слабее, чем у бойцов и командиров Красной армии, которые в роковые июньские дни 1941 года умирали со словами «За Родину!», «За Сталина!». Всей своей короткой, но яркой жизнью Николай Иванович подтвердил каждую строчку и каждое слово из своего рапорта.
По решению Судоплатова он был включен в состав РДР «Победители» с заданием: под легендой немецкого офицера Пауля Зиберта вести разведывательную работу и осуществлять акции возмездия в отношении фашистских бонз. Об этой истинной роли Николая Ивановича помимо самого Павла Анатольевича, Медведева знали всего несколько человек в управлении. Перед заброской в расположение резидентуры «Победители» Николай некоторое время провел в Красногорском лагере для немецких военнопленных, чтобы вжиться в образ немецкого офицера. Летом 1942 года под именем Николая Грачёва он был переброшен в тыл противника на базу РДР «Победители».
После изучения обстановки в Ровно Кузнецов приступил к выполнению задания: устанавливал связи среди офицеров гарнизона, изучал подходы к немецким бонзам, которые Центр определил на ликвидацию, и одновременно формировал боевую группу. В нее вошли такие опытные разведчики, как Николай Струтинский, Петр Малюнец, Ян Каминский и Валентина Довгер.
Первую проверку боем группа Кузнецова провела 7 февраля 1943 года. В результате организованной засады в нее угодил майор Ган – курьер рейхскомиссариата Украины. И здесь Николая Ивановича и Дмитрия Николаевича ждала неслыханная удача. В портфеле Гана оказалась совершенно секретная карта с загадочными обозначениями. В ходе дальнейшего его допроса была найдена разгадка: в 8 километрах от Винницы завершалось сооружение бункера для Восточной ставки Гитлера. Полученную от Гана информацию и карту Медведев срочно переправил в Москву. Она была доложена Сталину и в последующем Восточная ставка подверглась налету советской авиации.
В дальнейшем Николай Иванович и его боевая группа сосредоточились на основном своем задании: ликвидации высших представителей оккупационных властей на Украине. И здесь можно выделить несколько операций, подготовленных и проведенных Медведевым и Кузнецовым в отношении гауляйтера Украины Эриха Коха, его первого заместителя регирунгспрезидента Пауля Даргеля, оберфюрера СС председателя Верховного суда на Украине Альфреда Функа и командующего «восточными батальонами» на Украине генерала Макса фон Ильгена. План каждой из них докладывался Судоплатову и согласовывался вплоть до малейших деталей. Окончательное решение оставалось за наркомом Меркуловым.