поступил на химико-технологический факультет московского университета.
Это было все впереди, а тогда на восьмом году службы образованного, энергичного и деятельного сотрудника заметили и в октябре 1935 года направили в Москву. Энциклопедические знания и творческий подход к делу, системность в работе и аналитические способности обеспечивали ему успех казалось бы, в самых безнадежных оперативных разработках. Вскоре его выдвинули на новый важный участок – помощника начальника Особого отделения аппарата по внутренней охране Кремля. В числе немногих он оказался рядом с «кремлевскими небожителями».
Казалось бы, впереди Маклярского ждала блестящая карьера. Открытый, доброжелательный в общении, не лезущий за острым словом в карман, он для тех, кто его близко не знал, представлялся эдаким баловнем судьбы. Но это только казалось. Яркие, неординарные, со своим мнением люди в то суровое время были обречены стать жертвами репрессий. Сию горькую чашу пришлось испить до дна и Маклярскому.
1 мая 1937 года, когда ликующие толпы москвичей и гостей столицы шли перед трибунами Мавзолея Ленина и восторженными возгласами приветствовали советских вождей, Маклярского арестовали по личному приказу наркома Ежова прямо на рабочем месте. Его обвинили «в связях с террористической организацией на канале Москва – Волга.
Ретивые борцы с «пробравшимися в органы госбезопасности врагами» раскопали «факты вредительства при строительстве канала Москва – Волга», которое якобы покрывало местное отделение НКВД, которым Маклярский руководил с июля 1936 по 1 мая 1937 года. Его заключили во внутреннюю тюрьму на Лубянке. Три месяца он подвергался допросам, несмотря на все ухищрения следователей, им так и не удалось добиться от Маклярского признательных показаний. Дело, наспех шитое белыми нитками, развалилось, и 10 августа 1937 года он вышел на свободу, но еще долго тень врага народа преследовала его.
С приходом в НКВД на должность наркома Берии в судьбе Маклярского и сотен других сотрудников, кто не умер в тюрьмах, на пересылках и в лагерях, произошел резкий поворот. Их реабилитировали, тех, у кого сохранилось здоровье, вернули в боевой строй.
22 сентября 1939 года Маклярского восстановили на службе и назначили начальником 2-го отдела (контрразведка. – Примеч. авт.) управления по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР. В этой должности он не задержался.
18 декабря 1940 года его перевели на новый участок работы – направили в 4-е отделение 2-го отдела управления, занимавшегося борьбой со шпионажем.
Войну он встретил в составе Особой группы при наркоме НКВД начальником 2-го отделения 2-го отдела НКВД СССР.
Идею Маклярского подставить на вербовку гитлеровским спецслужбам своего агента и через него завязать оперативную игру, чтобы дезинформировать их относительно планов советского командования, всецело поддержал Судоплатов. Маклярский приступил к разработке замысла операции. Немцы жаждали найти «пятую колонну» в Москве, и Маклярский с участием опытного контрразведчика В. Ильина решили создать таковую.
На роль руководителя будущей антисоветской организации они выбрали убежденного монархиста Садовского. Он происходил из знатного дворянского рода и симпатизировал немцам. Не лишенный поэтического дара, Садовский написал стихотворение-призыв, в котором обращался к фашистам как к «братьм-освободителям» и призывал их «установить самодержавие русского царя». Он не остановился только на одном призыве, с приближением к Москве войск вермахта направил за линию фронта своего родственника с заданием выйти на контакт с немцами и предложить им сотрудничество с подпольной антисоветской организацией «Престол». Помимо самого Садовского в нее входили бывший предводитель дворянского собрания Нижнего Новгорода Глебов, его жена, в свое время состоявшая в свите последней российской императрицы Александры Федоровны, скульптор Сидоров, ранее учившийся в Германии и находившийся в поле зрения ее спецслужб, а также ряд других деятелей монархистского толка. Они стремясь к сотрудничеству с немцами, и не подозревали о той роли, что им отводили Судоплатов, Маклярский и Ильин, – быть ширмой в задуманной ими операции.
Глебову, Садовскому и Сидорову предстояло «втемную» сыграть свои роли, главная же и ключевая отводилась опытному и проверенному в деле агенту советской контрразведки «Гейне» – Александру Демьянову. Потомок первого атамана кубанского казачества Головатого, сын выпускницы Бестужевских курсов, княгини и признанной красавицы Санкт-Петербурга, он был известен гитлеровским спецслужбам не только своим аристократическим происхождением, но и связями среди высокопоставленной советской номенклатуры.
Виктор Ильин, ранее работавший с «Гейне», так отразил его профессиональные качества в служебной характеристике:
«…Инициативен, волевой, любит разведывательную работу, знает подрывное, электро- и радиодело. Лично изъявил желание выполнить любое боевое задание».
Задолго до начала войны «Гейне», используя дарованные природой таланты, по заданию органов государственной безопасности «стал своим» среди московского бомонда. В этой среде активно работала и разведка фашистской Германии, приобретая себе агентов. Вскоре в ее поле зрения попал и «Гейне». Весной 1941 года сотрудник абвера, работавший под прикрытием торгового представительства Германии в Москве, «вышел» на него и начал «прощупывать» на предмет вербовки, но война оборвала их контакт. Теперь, по мнению Судоплатова, Ильина и Маклярского, пришло время восстановить старую связь, но уже в рамках операции «Монастырь».
На первом ее этапе «Гейне» под благовидным предлогом вышел на Садовского и быстро завоевал его расположение. Проникшись к нему доверием, ниспровергатель советской власти рассказал о своем замысле по созданию в Москве антисоветской организации с целью последующего установления контакта с немцами. Подыгрывая Садовскому, «Гейне» так выстроил с ним отношения, что тот выбрал именно его в качестве курьера. Он принял предложение ниспровергателя советской власти отправиться к немцам, чтобы довести до них информацию о наличии в Москве «глубоко законспирированной антисоветской монархической организации «Престол» и готовности ее членов совместно бороться с большевизмом». На том этапе операции «Монастырь» контрразведчики преследовали вполне конкретную практическую цель – агентурное внедрение в гитлеровскую разведывательную сеть с последующим переключением ее интереса на полностью контролируемую организацию – «Престол».
Ранним февральским утром 1942 года, едва только над позициями забрезжил рассвет, как «Гейне» выбрался на бруствер окопа. За спиной остался Маклярский, теперь отважному разведчику приходилось рассчитывать только на самого себя и на удачу. Оттолкнувшись от земли, он сделал первый смертельно опасный шаг навстречу неизвестности и провалился по пояс в глубокий снег. Ему предстояло преодолеть около двухсот метров нейтральной полосы, на каждом из которых грозила смерть, затаившаяся в земле. В тот день удача была на стороне «Гейне». Избежав мин и шальных пуль, он выбрался в расположение немцев. Командир роты, а затем командир батальон недолго его допрашивали, он был не первым и не последним перебежчиком, и отправили в контрразведку.
В абвере проявили живой интерес к «Престолу» и ее деятелям, но не спешили верить на слово «Гейне» и подвергли жесточайшей проверке, имитировали расстрел. Но его железная выдержка, безукоризненно отработанная легенда прикрытия, а также старые наводки, которые посольская резидентура Германии в Москве получила перед войной на «Гейне», позволили ему выдержать все испытания и избежать провала.
В глазах абверовцев «Гейне» и «Престол» теперь представлялись настоящим подарком судьбы, потому что все ее предыдущие попытки создать в Москве агентурную сеть терпели провал. Поэтому они ухватились за предоставившуюся возможность, но для будущей столь масштабной операции требовалась санкция самого шефа абвера адмирала Канариса, и он ее дал. С того дня опытные инструкторы приступили к подготовке, как они считали теперь, уже своего перспективного агента «Макса» для выполнения важного разведывательного задания. В абвере даже не могли предположить, что так тщательно отрабатываемое ими задание повторяло то, что было прописано в сценарии, подготовленном подчиненными Павла Анатольевича.
В качестве первоочередных задач перед «Гейне»-«Максом» и представителями «Престола» немцами были поставлены следующие задачи:
«– проникновение в советские военные и государственные органы;
– получение сведений о поставках техники, вооружений и личного состава на фронт;
– совершение диверсий на транспортных коммуникациях;
– сбор информации о настроениях в среде военнослужащих и гражданского населения. Москвы».
После завершения интенсивного курса подготовки «Макса» в составе группы помимо него в нее вошли еще два агента, на специальном самолете, перебросили в глубокий тыл Красной армии. Высадка происходила в районе города Рыбинска, но неудачно. Февраль подходил к концу, никак не хотел передавать права весне и проявил свой строптивый норов. Поднялась сильная метель, видимость резко ухудшилась, и парашютисты потеряли друг друга из вида. До Москвы «Гейне» пришлось добираться самому. Надо отдать должное абверу, документы прикрытия они выполнили безукоризненно, на всем пути ни один комендантский патруль не обнаружил в них неточностей.
Назвать встречу «Гейне» с Маклярским и Ильиным радостной значит ничего не сказать. Они были счастливы, что Александр вернулся не только живым, а и с заданием абвера, которое позволяло вести с ним долговременную игру и не просто игру, а радиоигру, в ходе которой появлялась возможность доводить до немцев дезинформацию и одновременно продолжать «вытаскивать на себя» других агентов.
Появление «Гейне» на квартире Садовского вызвало у того бурю эмоций. Антисоветчик со стажем, он не поскупился и накрыть шикарный стол. После первой рюмки набросился на него с вопросами о том, как немцы оценили деятельность «Престола» и как видят перспективу дальнейшего сотрудничества. При этом Садовский не забыл и о себе любимом, его в первую очередь интересовало место, которое он займет в будущей власти после «разгрома большевиков». «Гейне» не стал его расстраивать, что оно уже было подготовлено контрразведчиками, но далеко не в Кремле и ждало своего времени.