В этом круговороте службы у нее не было времени, чтобы отлучиться домой. Заканчивался первый месяц службы, а Антонина все продолжала ходить в одном и том же ситцевом платье и туфлях. Тыловики продолжали кормить «завтраками» ее и других сотрудниц ПК, ссылаясь на то, что поступающая военная форма и оружие идут в первую очередь в боевые части. Антонина старалась не обращать внимания на подобные мелочи и за службой не заметила, как подошел сентябрь.
В Крыму наступила пора золотой осени. Она щеголяла в умопомрачительных нарядах и своими яркими красками, словно бросала вызов грядущим промозглым, серым днем, до поры до времени таившимся в туманах, на дне глубоких ущелий. Дубовые, буковые леса и каштановые рощи полыхали разноцветьем увядающей листвы. Посреди скошенных полей яркой бронзой отливали стога сена и кукурузы. Воздух был выткан будто серебром, а сосны, увитые тонкой вуалью паутинки, напоминали рождественские елки. Небо, омытое теплыми сентябрьскими дождями, очистилось от туч и манило в бесконечную бирюзовую даль. Солнце, уставшее за знойное лето, умерило свой пыл и ласкало степь, горы и море нежным теплом.
Умиротворение и покой воцарились в природе, но не в душах крымчан. О войне им напоминали безлюдные пляжи, пустующие санатории, дома отдыха, пионерские лагеря и все чаще появлявшиеся на морском горизонте хищные силуэты самолетов-разведчиков люфтваффе и быстроходных катеров румынского и немецкого флотов. Жалящими ударами они прощупывали береговую оборону Крыма. Тревога все чаще закрадывалась в душу Антонины. Она гнала ее прочь, надеясь, что мощные оборонительные укрепления на Перекопе и мощь Черноморского флота, возведенные в короткие сроки, не позволят вражеским войскам вторгнуться на полуостров. Ей и не только ей Крым представлялся эдаким непотопляемым авианосцем, но, как оказалось, то была иллюзия.
18 октября Антонина заступила в смену на пункте ПК и не успела раскрыть «треугольник»-письмо, как надрывный вой сирен воздушной тревоги холодком окатил спину. В последнее время они звучали все чаще, но сегодня как-то по-особенному пронзительно и тревожно. Антонина бросилась к окну, подняла голову, и ее бросило в жар. В небе кружил осиный рой из вражеских истребителей и бомбардировщиков. В следующее мгновение от него отделилась группа самолетов и с душераздирающим воем зашла на атаку. Расчеты зенитных батарей, прикрывавшие штаб 51-й Отдельной армии, пришли в движение, стволы орудий запрыскали по небу, выискивая цели. Выстрелы зениток потонули во взрывах авиабомб. Плотный огонь батарей не дал люфтваффе прорваться к расположению штаба, и авианалет не нанес существенного ущерба. Но немцы не отступили: повторили атаку, на этот раз она удалась. Земля вздыбилась зловещими оранжево-серыми тюльпанами. Среди личного состава появились первые убитые и раненые, те, кто не пострадал, бросились искать спасения в укрытиях.
Земля под ногами Антонины качнулась, за спиной прогремел взрыв. Спасаясь от осколков, она спрыгнула в окоп и распласталась по земле. Ужас близкой смерти сжал в своих невидимых когтистых лапах сердце и судорожной дрожью сотряс тело. Взрывы авиабомб следовали один за другим. Она мысленно считала их и с ужасом ждала, когда же грянет последний, «ее взрыв». Пока судьба была милостива к ней, Антонина не получила даже царапины.
В тот день, ранним утром 11-я армия Манштейна и румынский горный корпус перешли в наступление на оборону советских войск в Крыму. Главный удар был нанесен на Перекопском перешейке, вспомогательный – через Чонгарский мост силами румынских дивизий. Противостояли им 51-я Отдельная армия под командованием генерал-полковника Федора Кузнецова и ряд частей Отдельной Приморской армии, которые к тому времени успели эвакуироваться из осажденной немцами и румынами Одессы.
25 октября после упорных боев немцам и румынам удалось прорвать оборонительные порядки советских войск на Перекопском перешейке и вырваться на оперативный простор. Сминая на своем пути слабые заслоны и рассекая надвое группировку 51-й Отдельной армии, подразделений Отдельной Приморской армии, так и не успевших занять второй рубеж обороны, ударная немецко-румынская группировка все дальше продвигалась в глубь полуострова.
Советское командование предпринимало лихорадочные действия, чтобы исправить просчеты, допущенные в организации обороны. Главный из них состоял в том, что все имеющиеся на территории Крыма силы были рассредоточены по периметру полуострова. Усугубляло положение и то, что командование Черноморского флота действовало автономно от армейского, что становилось все более очевидным не только на крымском направлении, а и в Ставке Верховного главнокомандования (ВГК). Ей было принято решение: объединить все сухопутные и силы Черноморского флота в один кулак под командованием вице-адмирала Гордея Левченко. К сожалению, оно оказалось слишком запоздалым и не позволило стабилизировать обстановку на фронте.
Хорошо организованные, мобильные группировки немецко-румынских войск, нанося удары танковыми кулаками, непрерывно терзали зыбкую временную оборону советских войск и все дальше продвигались вглубь полуострова. Попытки Левченко и объединенного штаба встречными контрударами остановить наступление противника не были в достаточной степени обеспечены огневой поддержкой артиллерии, а с воздуха авиации, и потому быстро захлебнулись.
К 28 октября сплошная линия обороны советских войск в Крыму как таковая перестала существовать. В образовавшийся прорыв противник бросал все новые и новые подкрепления, чтобы развить достигнутый успех.
29 октября практически без боя пал Симферополь. 1 ноября передовые части 11-й армии Манштейна с ходу захватили крупный железнодорожный узел – станцию Альма и вышли на расстояние одного броска к своей главной цели – цитадели Черноморского флота – Севастополю. В тот день советская группировка в Крыму, как единое целое перестала существовать. Разрозненные, потерявшие общее боевое управление части и отдельные группы военнослужащих с тяжелыми боями отступали по двум направлениям – на Севастополь и на Керчь. В воздухе господствовала авиация люфтваффе, от нее не было защиты, и на дорогах воцарился хаос.
Через него продирались сотрудники аппарата особого отдела 51-й армии, контролеры пунктов ПК вместе с полковником Пименовым. Напоминая огромную гусеницу, колонна с черепашьей скоростью двигалась по извивающейся словно змея дороге. Ее конечной целью являлась Керчь, там формировался новый укрепрайон. Но не всем суждено было добраться до места, налеты вражеской авиации выкашивали их ряды.
Позади осталось огромное поле, впереди лысыми холмами вспучилась земля, за ними в дымке угадывались горы, там было спасение. Антонина, прижавшись к борту полуторки, нервно теребила поясок на кофте и с затаенной надеждой поглядывала на небо, но она не сбылась. Сыпь серых точек, усыпавшая северный небосклон, увеличивалась на глазах. Ее сердце екнуло и покатилось вниз, на крыльях угадывались зловещие кресты.
– Воздух! Воздух! – неслось по колонне.
Визг тормозов, отрывистые команды и истеричные крики слились в какофонии звуков. Все смешалось, машины, телеги, люди, скот. У кого еще оставались силы, бросились врассыпную, ища спасения в ериках, балках и редком кустарнике. Над головами на низких высотах с душераздирающим воем пронеслись немецкие самолеты. Антонина, ничего не замечая, неслась вперед, подальше от дороги, ставшей дорогой смерти, на ней бушевал огненный смерч, когда справа громыхнул взрыв. Она со всего маху рухнула на землю, сжалась в комок и не могла вздохнуть. Воздух стал упругим как резина, в ушах ломило, через мгновение на спину обрушились камни и земля. Ужас близкой смерти охватил Антонину. Перед глазами фонтанчиками пыли взметнулась пулеметная очередь, и безотчетный страх подбросил ее на ноги. Она уже не слышала свиста осколков, криков раненых, не замечала убитых, мчалась к балке и жила одной только мыслью: «Только бы не в меня!»
Новый взрыв прогремел за спиной. Земля качнулась под ногами. В отчаянном прыжке Антонина перемахнула через валун, кубарем скатилась на дно балки и свалилась на Татьяну – сотрудницу пункта ПК. Стиснув друг друга в объятиях, они при каждом взрыве вжимали головы в плечи и с замиранием сердца ловили близкое дыхание смерти. Она и на этот раз обошла их стороной. Налет также внезапно прекратился, как и начался. Рев авиационных моторов стих. Земля перестала ходить ходуном. С неба, как опавшие листья, на убитых и на раненых опускались листовки. В них содержались призывы немецкого командования сдаваться в плен, уничтожать комиссаров и сотрудников НКВД.
Наступившая вязкая, гнетущая тишина плющила и прижимала к земле. Лихорадочная дрожь сотрясала Антонину и Татьяну. У них не находилось сил, чтобы выбраться из балки и выйти на дорогу. Детский плач заставил их встрепенуться. Цепляясь за кусты, они поднялись наверх.
Отряхнув гимнастерку, Антонина распрямилась, бросила взгляд по сторонам, и в ее жилах застыла кровь. В нескольких метрах корчилась в предсмертных конвульсиях молодая женщина. Осколок вспорол ей живот, внутренности вывалились наружу. Сочащиеся сукровицей кишки, облепленные мухами, извивались, пульсировали и походили на клубок змей. Жизнь покидала несчастную женщину, но в ней продолжал жить инстинкт матери. Подчиняясь ему, она тянулась к крохотному комочку. Он жалобно пищал, ручонками размазывал кровь по личику и губами пытался найти грудь матери.
В Антонине все кричало от боли и ужаса. Потрясенная увиденным, она двигалась как автомат. В памяти осталось бескровное лицо матери и тошнотворный запах содержимого желудка. Это было еще одно страшное лицо войны, вызверившееся на 18-летнюю девушку. Антонина плохо помнила, как на ее руках оказался несчастный ребенок, как выбралась к дороге, как в тумане перед ней проступил Анатолий Баранов. Его лицо покрывала копоть, на правом плече сквозь гимнастерку проступило бурое пятно. Он что-то говорил, но Антонина ничего не слышала, слова глохли как в вате. Пришла она в себя, когда заняла место в полуторке. Колонна тронулась дальше и в сумерках добралась до хутора. С помощью Баранова, оперуполномоч