«…Запомнилось радостное неописуемое настроение, как мне казалось тогда, всех советских воинов. Перенести тяготы войны, потери родных и близких, пройти через запредельные человеческие ощущения и физические страдания, когда не раз удивлялся тому, что все еще жив, и с победой вступить на немецкую землю! Сбылось то, о чем мы мечтали последние годы, но, увы, не всем довелось увидеть осуществление этой мечты» (Иванов Л. Правда о «Смерш». С. 205).
Километр за километром войска 1-го Белорусского фронта, продираясь через глубокоэшелонированную оборону немцев, неумолимо приближались к главной цели – Берлину. В конце апреля 1945 года передовые части 5-й ударной армии вышли на подступы к столице Германии и стали готовиться к решительному штурму. И здесь Леонида Георгиевича ждало ответственное и рискованное задание. Начальник – полковник Карпенко поручил ему возглавить оперативно-боевую группу из числа сотрудников и бойцов роты охраны отдела Смерш по 5-й ударной армии с задачей: на плечах передовых частей прорваться район Рейхсканцелярии и, действуя по обстановке, осуществить захват в плен тех, кто в ней находился, а также завладеть архивом.
После интенсивной подготовки группа Леонида Георгиевича в числе других оперативно-боевых групп Смерш, изготовилась к решительному броску и ждала начала штурма Берлина. Он начался с артиллерийского цунами, обрушившегося на позиции немцев, и, когда стихли последние раскаты, в наступление перешли части 5-й ударной армии и 11-го танкового корпуса 1-го Белорусского фронта. Они атаковали столицу Германии с восточного направления. На их плечах десятки оперативно-боевых групп Смерш устремились к своим целям, в их числе и группа Иванова. Продираясь сквозь завалы, вступая в перестрелки с разрозненными, дезорганизованными отрядами противника, она пробилась к Рейхсканцелярии и первого мая вышла к своей цели.
Перед глазами Леонида Георгиевича предстало логово заклятого врага. Те, немногие ее обитатели, что не успели унести ноги, имели жалкий и потерянный вид. Они, еще недавно выглядевшие величественными, повелевавшие сотнями тысяч, стали суетливыми и угодливыми. В помещениях и в бункере Рейхсканцелярии повсюду царил хаос. Леонид Георгиевич так описывает те свои впечатления:
«…в моих руках были несколько кителей Гитлера с золотыми фашистскими значками и вензелями на подкладке – А.Г., выполненными шелковыми нитками. Были специальные башмаки колченого Геббельса, у которого, как известно, одна нога была короче другой, подарки, драгоценные ручки, документы и многое другое из личных вещей фашистских руководителей» (Иванов Л. Правда о «Смерш». С. 213).
2 мая 1945 года берлинский гарнизон капитулировал. Возвращаясь к тому знаменательному, памятному событию, Леонид Георгиевич вспоминал:
«…мне в числе других посчастливилось принимать участие в приеме капитуляции немецких войск Берлинского гарнизона 2 мая 1945 года. Это было незабываемое зрелище.
В тот же день я расписался на стене Рейхстага. Написал просто: «Л. Иванов из Тамбова». Настроение в тот день было особенно радостное, в Берлине установилась весенняя солнечная погода. Помню, что во многих окнах уцелевших домов немцы вывесили простыни, наволочки, полотенца – в знак капитуляции, такое получилось «праздничное оформление» (Иванов Л. Правда о «Смерш». С. 215).
Глава 3Несостоявшееся «сватовство» обер-лейтенанта Биттига
25 сентября 1943 года части 10-й армии в результате стремительного наступления освободили от гитлеровцев город Рославль – крупный транспортный узел. На западной окраине и у железнодорожных мастерских еще продолжали звучать автоматные очереди и греметь разрывы гранат – это красноармейцы добивали остатки 52-го армейского корпуса 4-й немецкой армии, а в центре уже налаживалась мирная жизнь.
В столпотворении, что творилось в приемной военного коменданта города, мало кто обращал внимание на молодую, лет двадцати, девушку, робко державшуюся в дальнем углу. Она терпеливо ждала своей очереди. Пожилой майор-комендант, с посеревшим от недосыпания лицом, устало отбивался от наседавших горластых пехотинцев и нагловатых интендантов. Постепенно толпа рассосалась, и девушка, собравшись с духом, нырнула в клубы сизого дыма, плававшего в кабинете.
Комендант оторвал взгляд от документов, которыми был завален стол, и с недоумением посмотрел на посетительницу. Она переминалась с ноги на ногу и, видимо, не знала, с чего начать разговор. Вымученная улыбка на лице майора придала ей уверенности. Краснея и пряча глаза, девушка упомянула про какого-то «очень хорошего немца» и осеклась. Брови у коменданта поползли на лоб, а в глазах полыхнул гневный огонек. За два года войны ему попадались только такие немцы, кто стрелял, вешал и сжигал.
Анна Астафьева, так звали посетительницу, набравшись смелости, продолжила рассказ. Из него следовало, что на ее квартире находится немецкий солдат, который решил порвать с фашизмом и дезертировал из части во время отступления из Рославля. Но, опасаясь попасть под руку какого-нибудь «заведенного» боем красноармейца, он решил отсидеться, а пока попросил Анну сообщить о нем советскому командованию.
Здесь взгляд майора смягчился, жесткие складки, залегшие у рта, разгладились. Анна приободрилась и принялась его уверять, что Клаусу можно верить и что он хороший человек. Опытный комендант, битый жизнью и начальством, не стал морочить себе голову «хорошим немцем» и направил девушку к военным контрразведчикам.
Отдел Смерш 10-й армии располагался поблизости и занимал чудом уцелевшие первый и второй этажи бывшей школы. Часовой на входе остановил Анну и поинтересовался, к кому направляется. Наученная общением с комендантом, она не стала распространяться о «хорошем Клаусе» и заявила, что у нее есть важное сообщение для контрразведчиков. Ее проводили в кабинет старшего оперуполномоченного старшего лейтенанта Старинова.
Царившая в коридоре и кабинете тишина, ровный и спокойный тон контрразведчика расположили Анну к разговору. Она без утайки рассказала необычную для военного времени романтическую историю своих отношений с ефрейтором Клаусом Биттигом.
Познакомились они, по словам Анны, в начале октября 1943 года при обстоятельствах, от воспоминания о которых ее пробила дрожь. В тот вечер она задержалась у больной подруги. Приближался комендантский час, и ей пришлось срезать путь. Остались позади развалины хлебозавода, впереди показался родной дом, как вдруг из проулка вывалила едва державшаяся на ногах группа пьяных немецких солдат. Секундная растерянность, и Анну окружила гогочущая толпа. Грубые похотливые руки коснулись ее тела. Вырваться из плотного кольца ей не удалось, а просить о помощи было не у кого. Улица будто вымерла. И тут произошло чудо.
Из вечернего полумрака, словно ангел-хранитель, возник храбрый ефрейтор. Он решительно стал на защиту Анны. После короткой перепалки с ним насильники оставили девушку в покое. Ефрейтор представился: Клаус Биттиг, и проводил Анну до двери дома. От ее предложения зайти и выпить чаю вежливо отказался.
С того дня минула неделя, и Анна стала забывать о жуткой истории, когда в дверь квартиры кто-то тихо постучал. На пороге стоял Клаус. Смущаясь, он протянул ей небольшой сверток. В нем оказались хлеб, сахар, масло и палочка копченой колбасы. На этот раз Клаус не отказался от приглашения выпить чаю. В тот вечер они долго «говорили о жизни». Ломаный русский Клауса не стал им помехой: молодые люди понимали друг друга с полуслова.
Прошло некоторое время. Он снова появился у Анны и принес с собой коробку дорогих конфет и бутылку французского вина. В тот день они говорили не только о «жизни», а и совершили небольшую прогулку по городу. За этим визитом последовал другой, и вскоре между ними сложились добрые отношения, которые, как показалось девушке, со стороны Клауса переросли в глубокое чувство. В разговорах с ней он с большой симпатией отзывался о России и русских людях, осуждал Гитлера и развязанную им войну.
Положение гитлеровских войск на Восточном фронте становилось все хуже; Клаус уже не верил заявлениям фашистских бонз о скором завершении войны и все больше тяготился ею. Не один раз в разговорах с Анной он высказывал мысль о том, что готов порвать с нацистами, которые вели немецкий народ к гибели. И когда советские войска перешли в наступление, Клаус отбросил последние сомнения и принял решение. Он воспользовался неразберихой, царившей в рядах гитлеровцев, покинул часть и спрятался на квартире Анны.
Она закончила свой рассказ и с нетерпением ждала ответа Старинова. Тот не спешил с ним; история необычных для сурового военного времени отношений Анны и Биттига заинтересовала его в первую очередь с профессиональной точки зрения. В ней он увидел уникальную возможность для ведения через влюбленного немца зафронтовой разведывательной работы и отправил на ее квартиру командира комендантского взвода. Не прошло и часа, как тот доставил Биттига в отдел и провел в кабинет Старинова. Ефрейтор держался скованно, но страха в его глазах контрразведчик не заметил.
Вместе с ним и переводчиком они поднялись в кабинет начальника отдела капитана Москалева. В ходе допроса Биттиг подтвердил рассказ Астафьевой. Дополнительно рассказал, что воспитывался в семье, в которой читали и восхищались произведениями Достоевского и Толстого. На вопросы контрразведчиков о характере службы и составе части он дал развернутые ответы. Ряд из них нашел подтверждение в захваченных документах 52-го армейского корпуса и показаниях других военнопленных. Последним местом службы Биттига был отдел штаба этого самого корпуса. По его словам, он отвечал за хранение всей секретной документации.
Москалев моментально оценил перспективного перебежчика. Его доступ к секретам в случае вербовки и переброски за линию фронта открывал прямой путь ко многим тайнам гитлеровского армейского командования. Медлить с решением было нельзя. Фашистская контрразведка тоже не дремала и тщательно проверяла всех, кто прорывался из окружения. И чем дольше окруженец блуждал в советских тылах, тем больше к нему возникало вопросов.