– Александр Иванович, как складывается оперативная обстановка на объектах и в их окружении?
– Товарищ генерал, руководящий и оперативный состав отдела Смерш по 47-й гвардейской стрелковой дивизии осуществляет оперативно-боевую деятельность, исходя из… – начал доклад Матвеев.
– Погоди! Погоди с этим, Александр Иванович! – остановил Зеленин, и в его голосе зазвучали непривычно мягкие интонации. – О результатах работы отдела я знаю из твоих докладных. Ты мне скажи, как у тебя дела на семейном фронте?
– В каком смысле, товарищ генерал? – был озадачен таким неожиданным поворотом Матвеев.
– В прямом, Александр Иванович. Ты же не монах. Как семья?
– Нормально, им не привыкать к переездам.
– Значит, говоришь не привыкать. Как чувствует себя Антонина Георгиевна? Как сын? Уже обжились?
– Потихоньку осваиваются.
– Может быть, есть какие-то проблемы, трудности?
– Все нормально, Павел Васильевич, разве что у сына со школой?
– А что такое?
– Учителей не хватает, по физике и биологии.
– М-да, есть такая проблема, – признал Зеленин и уточнил: – Что еще беспокоит?
– В остальном все нормально, товарищ генерал, – заверил Матвеев и уже не знал что и думать.
А Зеленин продолжал говорить загадками:
– Александр Иванович, а как ты посмотришь на то, чтобы поменять место и характер службы?
– Ну… – помявшись, Матвеев ответил: – Товарищ генерал, я человек военный, как прикажите, так и будет!
Зеленин оживился, суровые складки на его лице разгладились, и он отметил:
– Молодец! Другого ответа я и не ждал.
– Спасибо, Павел Васильевич! Разрешите вопрос?
– Да, пожалуйста?
– Что за служба и где?
– Разведка, – объявил Зеленин.
Матвеев не знал что сказать и признался:
– Совершенно неожиданное предложение, товарищ генерал.
– Ну, так как, пойдешь?
– Извините, товарищ генерал, я с трудом представляю себя в этом качестве. У меня нет опыта!
– Не беда, голова у тебя светлая, научишься. Не боги горшки обжигают.
– Разрешите еще вопрос, Павел Васильевич?
– Да, пожалуйста.
– Если не секрет, с чем связано такое назначение и почему выбор пал на меня?
Лицо Зеленина помрачнело. Он перевел взгляд на Устинова. Тот открыл папку, достал документ и подал Матвееву. Это было разведывательное донесение Михайлова, датированное 17 октября 1945 года. Устинов тяжело вздохнул и пояснил:
– В тот день Володя последний раз выходил на связь. Можно предположить…
– Да погоди ты со своими предположениями, Иван Лаврентьевич! – перебил Зеленин и заявил: – С тем, что произошло с Михайловым еще разбираться и разбираться! Сейчас важно не потерять наши источники информации. Они тебе, Александр Иванович, хорошо известны, это Лонге, Беспалов и Мустафаев.
– Да, я их вербовал, – подтвердил Матвеев.
– Вот потому, Александр Иванович, на тебя и пал выбор. Теперь ясно?
– Так точно!
– А раз так, то тебе и продолжать работу Михайлова!
– Я готов, товарищ генерал! Когда приступить к выполнению задания?
– Время не ждет! Сегодня!
– Есть!
– Будешь работать под «крышей» руководителя нашей Миссии по репатриации во французской зоне оккупации. Легенду, документы прикрытия обеспечит Иван Лаврентьевич.
– Ясно, товарищ генерал.
– И последнее. Чтобы не произошло твоей расшифровки для семьи и подчиненных, ты срочно убываешь на учебу, на специальные курсы. Приказ я подпишу сегодня. Вопросы ко мне есть?
– Никак нет, товарищ генерал.
– Удачи тебе, Александр Иванович! – закончил беседу Зеленин.
В приемную Матвеев вышел в смешанных чувствах. С одной стороны, совершенно новый участок работы вызывал живой интерес, с другой – риск оказаться в положении Михайлова и расставание с семьей давили на него невидимым прессом. Человек военный он был приучен выполнять, а не обсуждать приказы и принял решение Зеленина как должное. По возвращении в Целендорф его ждала шифровка. В ней предписывалось подполковнику Матвееву в течение суток сдать все дела заместителю и срочно убыть на курсы переподготовки. Жена и сын со стоическим пониманием отнеслись к предстоящей командировке. Они даже не догадывались, что вместо учебной аудитории в Москве ему предстояло один на один сойтись в тайной схватке со спецслужбой Франции, да еще на ее поле.
Сдав дела заместителю, простившись с подчиненными и с семьей, Матвеев на следующий день, ранним утром выехал в Управление Смерш ГСОВГ и приступил к разведывательной подготовке. Она заняла три дня. После ее завершения он покинул Восточный Берлин и отправился в зону оккупации западных союзников.
На календаре было девятое декабря 1945 года. В город Тюбинген, расположенный в Баварии, в зоне оккупации французских войск, Матвеев прибыл под легендой армейского офицера – подполковника Смирнова Николая Федоровича и возглавил советскую Миссию по репатриации. Ее сотрудники занимались организацией возвращения на родину – СССР бывших советских военнопленных и граждан, угнанных на работы в Германию. Наряду с официальной деятельностью ему предстояло найти и восстановить связь с агентами Лонге, Мустафаевым, Беспаловым и организовать работу с ними. Но это была только одна часть задания, существовала и другая, не менее сложная и не менее опасная. Она заключалась в том, чтобы приобрести новых агентов, способных внедриться в спецслужбы Франции и добыть неопровержимые данные об использовании бывших сотрудников германской разведки и контрразведки, их агентуры для проведения шпионской, диверсионной и террористической деятельности против СССР и стран Восточной Европы.
Ознакомившись с обстановкой в советской миссии и побеседовав с ее сотрудниками, Матвеев нанес визит командующему союзными войсками в Баварии генералу Де Кюну. Встреча носила представительский характер и свелась к общим декларациям. На следующий день Матвеев посетил Бюро по перемещенным лицам, где и проходил основной фронт работ. Его глава – Эдуард Лонгле, оказался человеком общительным и встретил русского коллегу доброжелательно. В завязавшемся разговоре он ненавязчиво прощупывал Матвеева наводящими вопросами. Их характер подсказывал опытному контрразведчику, что Лонгле, вероятно, связан с французскими спецслужбами, но не подал вида и продолжал играть роль советского армейского офицера.
После обсуждения вопросов, связанных с порядком взаимодействием представительства советской миссии и бюро, Лонгле предложил Матвееву познакомиться со своими сотрудниками, организацией их работы и провел по кабинетам. В одном из них внимание Матвеева привлекла элегантная, модно одетая молодая фрау. Присмотревшись, он не поверил своим глазам – это была Рената Лонге. Она мало походила на ту скромную девушку, которую он впервые увидел в Целендорфе. Перед ним находилась, словно сошедшая с глянцевой обложки дорогого журнала, фотомодель.
Они встретились взглядами. На лице Ренаты не дрогнул ни один мускул. Она скользнула по Матвееву безразличным взглядом и снова обратилась к документам.
«Неужели не узнала?! Но этого не может быть! Или не хочет узнавать? Но почему?» – недоумевал Матвеев.
Он гнал прочь мысль, что вместо друга и соратника в лице Ренаты он встретил врага. Но, к сожалению, опыт контрразведывательной работы все меньше оставлял места для сомнений.
…Так где же ты была настоящей? В Целендорфе или здесь? Вот это влип!» – вихрем пронеслось в голове Матвеева, и леденящий холодок окатил спину.
Лонгле не заметил произошедшей в нем перемены и продолжал рассказывать о проблемах, возникающих в работе с перемещенными лицами – выходцами из Прибалтики и Западной Украины. Матвеев слушал в полуха и думал о том, как вести себя с Ренатой. Она неторопливо листала документы и делала пометки. На миг их взгляды встретились, и ему показалось, в глубине ее глаз вспыхнул и погас знакомый задорный огонек.
«Узнала! Значит, не все потеряно, Саша!» – оживился Матвеев и искал предлог, как остаться наедине с Ренатой, но Лонгле следовал за ним как тень, и от этой затеи пришлось отказаться.
В миссию Матвеев возвращался в смешанных чувствах. К радости встречи с Ренатой, казавшейся щедрым подарком судьбы, примешивался тяжелый осадок подозрений о ее возможной связи со спецслужбами Франции. Для подозрений имелись веские основания. То, что на работу в бюро брали сотрудников не с улицы, для Матвеева не составляло тайны. Не составляло тайны и то, что все они подвергались тщательной проверке в контрразведке. И здесь у него снова возникли серьезные сомнения в том, что неопытная Рената могла ее выдержать. Косвенным подтверждением тому служила загадочная гибель резидента Михайлова.
Матвеев снова и снова пытался осмыслить сложившуюся ситуацию, чтобы определиться, как действовать дальше и не угодить в западню французской спецслужбы. Здесь многое, если не все, зависело от первого шага, который мог стать и последним. Об этом ему напоминала судьба Михайлова. В своей оккупационной зоне французы не церемонилась, при малейших подозрениях действовали жестко и не прощали ошибок.
«Так кто ты, Рената Лонге? С кем ты?» – задавался вопросами Матвеев и не находил ответов.
За семь месяцев, прошедших с того дня, когда агент «Hoffnung» («Надежда») с заданием Смерш отправилась во французскую оккупационную зону, многое изменилось. Ветры холодной войны, повеявшие между бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции, стремительно меняли мир и саму Германию. Страна, разделенная на оккупационные зоны, все больше напоминала два враждебных лагеря. Пропасть отчуждения между восточными и западными немцами становилась все глубже. Они снова оказались жертвами новой пока еще тайной войны. Счет потерь шел на десятки, первыми гибли разведчики и их агенты.
«Так, что же делать?! Что?» – искал выход Матвеев.
На помощь товарищей-контрразведчиков рассчитывать не приходилось, они находились за сотни километров, в Восточной Германии. Сотрудники миссии – армейские офицеры, сержанты и рядовые в деле разведки тоже были не помощники. О его тайной деятельности они не подозревали. Взвесив все «за» и все «против», Матвеев решил взять паузу и понаблюдать за тем, как поведет себя французская спецслужба. В течение следующих четырех дней, при выходах в город и поездкам по лагерям, где содержались репатрианты, он бросал ложные следы-зацепки, чтобы обнаружить слежку. Она себя