С того дня Матвеев приступил к его обработке: несколько раз предоставлял машину для хозяйственных нужд, увеличил размер премии и помогал с лекарствами для больной дочери – Марты. А когда ее состояние резко ухудшалось, оплатил услуги врача. Все это не могло не тронуть сердца несчастного инвалида войны и многодетного, с кучей проблем отца. Штоку становилось все труднее скрывать свои чувства, они были написаны на его лице. Однако Матвеев не форсировал событий и терпеливо ждал своего часа. Однажды он наступил.
Очередной рабочий день в миссии начался с совещания. После него Матвеев поднялся к себе в кабинет и занялся изучением дел на репатриантов. За работой не заметил, как пролетело время, и к концу подошел обеденный час. Сложив дела в сейф и закрыв на ключ, он спустился в столовую. Обедать пришлось в одиночестве.
Шток подал борщ. Над тарелкой вился ароматный парок. Матвеев наклонился и, причмокнув, произнес.
– Как пахнет! Будто дома побывал. Молодец, Вальтер!
– Благодарю, господин подполковник, – поблагодарил Шток и, польщенный похвалой, склонился в поклоне.
– Вальтер, если так дальше пойдет, то вам самое место в лучшем московском ресторане.
– Благодарю, господин подполковник.
– Присаживайтесь, Вальтер! Как у нас говорят в ногах нет правды, – пригласил к столу Матвеев.
– Извините, господин подполковник, я не могу себе такое позволить. Кто я и кто вы. Нет! Нет! – отнекивался Шток.
– Вальтер, бросьте эти буржуазные замашки! Присаживайтесь!
– Нет! Нет, господин подполковник.
– Вальтер, вы где работаете?
– Э… э, в советской миссии.
– Вот именно, советской! А у нас все равны! Присаживайтесь!
– Благодарю, господин подполковник.
– Товарищ, – поправил Матвеев и кивнул на стул перед собой.
Шток бочком присел и не знал, куда девать свои большие, натруженные руки. Матвеев неторопливо ел борщ, нахваливал и, расспрашивая о положении дел в семье, поинтересовался.
– Как чувствует себя Марта? – уточнил Матвеев.
– Пока непонятно, господин, извините, товарищ подполковник, прошло еще мало времени, – печально обронил Шток.
– Не отчаивайтесь, Вальтер! Мне обещали прислать из Берлина самое лучшее лекарство. Оно обязательно поможет.
– Я вам так благодарен, товарищ подполковник. Но… – нервные спазмы перехватили горло Штока, и он просипел: – Я… я виноват перед вами. Очень виноват.
– В чем, Вальтер?
– Это все они… Это… – Шток осекся и судорожно глотал воздух.
– Вам плохо, Вальтер?! – Матвеев, подхватил его под руку и вывел в сад.
Весна уже смело заявила о своих правах. Теплые ветры, повеявшие с Атлантики, очистили небо от свинцово-сизых туч. Оно налилось густой синевой. В нем беззаботно плескалось солнце. Под его яркими лучами природа стремительно пробуждалась к новой жизни. Изумрудная зелень травы покрыла лужайки. Обочины дорожек полыхали жаром одуванчиков. Кроны деревьев гудели от гомона птиц.
Матвеев провел Штока в беседку и усадил на лавку. Бедняга медленно приходил в себя. Краски постепенно возвращались на лицо. Несмотря на прохладу, на лбу выступила обильная испарина. Матвеев с сочувствием смотрел на Штока. Под его участливым взгляд бедолага не находил себе места, в конце концов, не выдержал и, глотая слова, срывающимся голосом, взмолился:
– П… остите м… я. Простите.
– За что, Вальтер? Вы отличный поварю. У меня нет к вам претензий, – заверил Матвеев.
– Я… я, перед вами очень виноват, господин подполковник. Они заставили меня делать это.
– Кто они?
– Гофре! Рой!
Матвеев сделал вид, что не понимает, о ком идет речь, и продолжил игру:
– Первый раз о них слышу. Кого они представляют?
– Э… э, французскую разведку. Они угрожали мне.
– Угрожали?
– Да! Да! Гофре грозил, если я не стану выполнять, что он говорит, то сообщит вам, господин подполковник, как я служил на Восточном фронте. Но я не воевал против вас! Я никого не убивал. Я повар. Это правда! Правда!
– Успокойтесь, Вальтер! Успокойтесь! Я ни в чем вас не обвиняю.
– Это все Гофре. Он заставил меня делать это!
– Что именно?
– Следить за вами.
– Следить?! Но зачем? Я и мои сотрудники не делаем ничего противозаконного. Мы помогаем советским гражданам возвратиться на родину. Вы это сами видите.
– Гофре утверждал, что вы не тот, за кого себя выдаете.
– Не тот?! – не мог скрыть удивления Матвеева.
– Он говорил, что вы страшный человек.
– Я страшный?! Но почему?
– Гофре не сказал. Он требовал, чтобы я сообщал: с кем вы встречаетесь и о чем говорите. Все! Я не буду делать этого! С меня хватит! Хватит! – сорвался на крик Шток.
– Тише! Тише, Вальтер! – успокаивал его Матвеев.
Штока била нервная дрожь, а с губ срывалось:
– Так как мне быть?.. Как, господин подполковник?.. Они не пожалеют мою семью. Бедная Марта. Бедная Марта…
Глухие рыдания сотрясали Штока. На лице застыла страдальческая гримаса. Волей обстоятельств он стал еще одной несчастной жертвой тайной войны спецслужб. Но Матвеев не имел права на слабость, она могла обернуться слишком тяжелыми последствиями для дела и самого Штока. Французские спецслужбы не простили бы ему отказа от сотрудничества. Наступил решающий момент, когда надо было принимать решение, и Матвеев предложил:
– Вальтер, давайте поступим так, вы продолжите выполнять поручения Гофре. Но…
– Как?! Зачем?! – опешил Шток.
– Вы хотите помочь мне разобраться, какие цели преследует Гофре?
– Да! Да! Говорите, что надо делать!
– Первое – успокоиться и никому не рассказывать о нашем разговоре.
– Да! Да! Конечно! – энергично кивал Шток и торопил: – Так что делать, товарищ подполковник?
– Ничего сверхъестественного. Сообщать мне все, что поручит вам Гофре. Ясно?
– Да, конечно, – подтвердил Шток и, помявшись, признался: – Он платит мне за каждое сообщение. Как быть с деньгами?
– Не отказываться, брать, чтобы не вызвать подозрений.
– Понял.
– Вот и договорились, – завершил разговор Матвеев и предложил: – А теперь сделаем так, все, что от вас требовал Гофре, изложите мне письменно. Это будет ваша страховка от шантажа.
– Да, конечно, товарищ подполковник! Я готов! – заверил Шток.
– Не сейчас, вечером, когда ваши земляки покинут миссию. Поднимитесь ко мне в кабинет, но постарайтесь сделать это незаметно.
– Понял. Я принесу вам ужин, если не возражаете?
– Конечно, нет. Итак, до вечера, – завершил разговор-вербовку Матвеев и согрел несчастного повара теплой улыбкой.
Шток встрепенулся, на лицо возвратилось привычное добродушное выражение, и бодрым шагом направился к подъезду. Матвеев вздохнул с облегчением, и яркий румянец появился на щеках. Его рискованный замысел по перевербовке агента французской спецслужбы удался. Он испытывал одновременно облегчение и радость. У него, наконец, появился первый негласный помощник и не просто помощник, а агент противника. С легким сердцем Матвеев поднялся к себе в кабинет и взялся за текущие дела. Они легко и быстро спорились.
Незаметно к концу подошел рабочий день. Приближалось время ужина, когда в дверь осторожно постучали, это был Шток. В его руках был поднос, а под салфеткой ужин. В тот вечер он и Матвеев засиделись допоздна. История вербовки и сотрудничества Штока с французской разведкой ничем не отличалась от историй других ее агентов из числа немцев. Гофре сыграл на его отцовских чувствах и тяжелом материальном положении семьи. Об этом Шток откровенно написал в своем отчете и затем подробно изложил задания, которые получал от французской спецслужбы. Они касались не только Матвеева, а и других сотрудников миссии. Отчет Штока стал первым документом, который лег в дело агента Смерш «Друга».
Имея в его лице помощника, а не противника, Матвеев сосредоточился на главном – организации работы с Ренатой. Основным препятствием на пути к ней являлась слежка французской спецслужбы. Избавиться от нее он решил с помощью все того же Штока. Для этого им пришлось разыграть небольшой спектакль перед Гофре и Роем. Во французской спецслужбе знали о страстном увлечении Матвеева рыбалкой. Этим он решил воспользоваться, чтобы избавиться от слежки и провести встречу с Ренатой. Невольным актером в этом спектакле предстояло стать приятелю Штока – Минке. Хозяин небольшого озера, он посчитал для себя за честь принять руководителя советской миссии и разрешил рыбачить в «удобное для господина подполковника время».
Матвеев не замедлил воспользоваться предложением Минке и в первый же выходной вместе со Штоком отправился на рыбалку. По пути на озеро он не обнаружил за собой слежки. Это обстоятельство и бешеный клев подняли настроение. Он едва успевал менять наживку на крючках. Прошло два часа, и садок был наполовину заполнен карасями и карпами. Главный же итог рыбалки состоял в том, что Гофре, положившись на Штока, снял с Матвеева наружное наблюдение. В результате он получил в свое распоряжение почти три часа, но не спешил назначать явку Ренате. Во время следующей поездки на озеро Матвеев провел разведку местности. Оставив Штока рыбачить, он проехал в сторону Шварцвальде, где жили ее родители, и выбрал место встречи – на 74-м километре шоссе, в лесу. После этого ему оставалось определиться со способом связи с Ренатой. Перебрав все возможные варианты, Матвеев остановился на том, что использовала она – на обмене записками.
Наступил четверг. Отправляясь в бюро, он заблаговременно подготовил свое обращение к Ренате. Оно содержало двусмысленный характер, и если бы попало в руки Гофре, то скорее вызвало бы подозрение в любовной, чем шпионской связи.
«Можем встретиться на полпути к Вашим родителям, шоссе № 85 на 74 км, в начале Шварц Вальде, поворот вправо, 300 метров. Желательно в воскресный день. Возможно ли это? Напишите».
Спрятав записку в материалы на репатриантов, Матвеев выехал в бюро. Там он уже чувствовал себя как дома и уверенно направился к кабинету Ренаты. И надо же такому случиться, на его пути появился Лонгле. Он пребывал в хорошем настроении и после обмена любезностями вызвался лично оказать помощь в работе над делами репатриантов. Записка для Ренаты выдавала Матвеева с головой. Все решали мгновения. Лонгле открыл дверь к себе в кабинет и склонил голову в поклоне. Этого Матвееву хватило, чтобы вытащить записку из дела и спрятать в карман.