Владлен Викторович и Семен Петрович с самой первой встречи поняли, что, не познакомься они в далеком сентябре девяносто первого незадолго до свадьбы дочери и сына, сон их был бы по-прежнему крепким, а жизнь благополучной. Да что там благополучной – безоблачной, хотя в стране такое, но враг народа после реабилитации добрее и честнее не станет, и никто бы просто так отродье это вороватое сажать не подумал, а Юра в мать весь, человечность у него на первом месте. Пусть невестка и не виновата, девка хорошая, но гены ведь не чертополох, выдернул да выбросил, с ними жить. В стране вой да гул, а им свадьбу играть приспичило. И ведь в городе подавай, а как бы в деревне распировались под яблоньками. И не свернешь, коли батькой назвался, пришлось кататься, со сватом заодно пободались. Ох, и приплыло же к нашему берегу, Юрка вроде на мамку больше похож, Светочке бы не мучиться только, а сват уж такой упертый, кулачком машет да за Сталина попердывает. Ну много ты дитем говна слопал, так ты скрывай, нельзя же все напоказ.
Владлен Викторович, повиснув руками на перекладинах костылей, рассматривал в окно полуприкрытый снегом заспанный двор и серо-коричневую пятиэтажку напротив. Эх, ешкин-матрешкин, хоть бы зверь прошмыгнул или дымок из трубы, все веселее. Понаставили коробов с окнами, а глазу не притулиться нигде, мыкается, как теленок заблудший. И упырь этот щетинится, Кремль его, вишь ли, заняли, в Мавзолее потеснили. А все одно, оба не залежатся.
В середине декабря крепко, с многодневной высокой температурой и злым запойным кашлем заболела Света. Два дня подряд Семена Петровича и Владлена Викторовича навещал Юра: брил, помогал мыться, приносил продукты – баночки кислых йогуртов без добавок, бананы, творог, сыр и колбасу на бутерброды, охлажденную курицу для бульона. Менял наполнитель в кошачьем лотке; кот быстро привык к новой жизни и правил почти не нарушал. Когда с теми же симптомами, что и у Светы, слег Юра, к дедам было решено отправить Вадима с килограммовым пакетом замороженных пельменей. Проинструктированный Светой, Вадим ухнул в кипящую подсоленную воду тяжелую пельменную гальку и, погоняв их шумовкой, добавил в кастрюлю невесомый лавровый лист. Минут через пятнадцать Вадим попробовал помешать пельмени второй раз, но они уже размякли и не хотели отрываться от крепко державшего их раскаленного дна, а мясные шарики выскочили из потревоженных шумовкой белых коконов и самостоятельно барахтались в волнах закипающей воды. Подождав еще десять минут, Вадим поставил перед Владленом Викторовичем небольшую порцию целых пельменей с бульоном (много, как сказала мама, ему нельзя), выловил из кастрюли остатки уцелевших для Семена Петровича, а раздетые мясные катышки положил себе – у покупных тесто все равно невкусное. Вечером того же дня Вадим затемпературил. Стало понятно, что дней пять Семену Петровичу и Владлену Викторовичу предстояло воевать без посторонней помощи.
Войны, однако, не случилось. То ли старость уже успела вырвать все ядовитые зубы и остудить их пожившие головы, то ли инстинкт бывалого бойца не подвел и толкнул объединиться против колющей неизвестности (власть Советов? Все было, и Сталин, вождь и защитник, и лагеря, и за стенкой вон антисоветский элемент костылями стучит, только какой из него, трупердяя старого, теперь враг? Утром бы с кровати встать; а Светочке потрафило, хороший Юрка парень-то, на батьку своего разве внешностью только и похож, и на том спасибо, помирать спокойнее будет), то ли Барсик выгнал из квартиры негативную энергию Ша (говорят, кошки умеют).
Семен Петрович шел по коридору, как обычно держась за стену. Вдруг стена качнулась и оттолкнула его от себя. Он попробовал ухватиться за старые обои в цветочек, но его повело в сторону и вниз, так что он кулем осел на пол, стукнулся головой о тумбочку с вихляющейся ручкой, заскользил еще ниже и удивленно уперся взглядом в кота. Владлен Викторович услышал грохот и напрягся, а потом потянулся за костылями. Неужто там упырь опять с Барсиком воюет?
Семен Петрович, скрючившись в позе уставшего от жизни младенца, лежал посреди коридора, упираясь ногами в стену и бездумно пялясь перед собой. Владлен Викторович встал рядом. Хотел, было, поддеть, но передумал.
– Ты, это, напружинься, может, я тебя подхвачу тут, вытяну?
Семен Петрович поднял от пола голову, уткнувшись ею в тумбочку, попробовал привстать на локте, завозил ногами по стене, но тело, когда-то сильное и устойчивое, затрещало под тяжестью жизни, как натруженная деревянная балка. Семен Петрович задрожал от напряжения, услышал звук выходящих из кишечника газов, вяло выматерился и со стуком съехал вниз.
Владлен Викторович подошел ближе, вспугнул наблюдавшего за происходящим Барсика, развернулся, привалился спиной к стене, немного выставил вперед костыль со стороны здоровой ноги:
– Семен, ты попробуй еще раз того, за палку мою уцепиться и вверх по ней и ногами побрыкайся.
Семен Петрович посмотрел вверх, с силой выдохнул, поелозил по полу локтем, оттолкнул от себя ногами стену, уперся затылком в ручку тумбочки и пополз рукой к резиновому наконечнику. Продержавшись так немного, покачал головой, выпустил костыль, повалился на бок, отдуваясь, переместился на живот, поерзал ногами и приподнялся на локтях. Владлен Викторович попробовал протянуть костыль немного дальше, но под углом без опоры он был все равно что свисающий с потолка шест в спортзале.
– Подожди, я сейчас туда к тебе, ты так пока.
Владлен Викторович осторожно переступил через ноги Семена Петровича, перешел влево и вперед, развернулся и уперся задом в край тумбочки.
– Давай, Петрович, сдаваться-то ведь совсем не дело, нам с тобой как раз это, по костылю на рыло. Проморгали мы свою молодость, а старость не проморгаешь, она сама кому хочешь глаза проест.
Боясь заразить стариков, Юра и Света заказывали им еду и лекарства домой, вызывали клининговую службу и один раз просили зайти соседку проверить микроклимат. Соседка отрапортовала, что открыли быстро, ничего плохого не заметила, один лежит в одном углу, другой сидит в другом, жизнь идет, котик вот у вас ласковый, игривый, если чего надо, обращайтесь.
Тридцатого декабря, окончательно выздоровевшие и отдохнувшие за время болезни, Света и Юра с большим пакетом продуктов из «Ленты» и двумя чахлыми живыми елочками пришли поздравить дедов. Пока Юра искал крестовины (их у них почему-то всегда было больше, чем надо), ввертывал в них худенькие стволы, снимал с антресолей пыльные картонные ящики с игрушками, Света, помыв накопившуюся посуду и убрав за котом, поставила в духовку курицу с яблоками и начала вытаскивать хребет из селедки. Рядом сидел довольный Владлен Викторович.
– Свет, это каждому по елке? Вот придумали тоже, одной бы мы обошлись. Пусть бы себе росла.
– Папа, да их специально для этого выращивают. Видишь, они же не разлапистые лесные, их долго и не держат в земле, воткнут маленькую совсем, а года через три срубают.
– А, ну ладно, пусть.
– Как вы тут без нас?
– Да нам, Свет, что будет? Там полежим, здесь посидим. Соседка приходила, так Барсик уж к ней со всех сторон, мурчал, хвост подымал. У нее там, видно, кошечка. Не знаешь, Свет, есть кошка у нее?
Света отрицательно помотала головой, отметила про себя, что Владлен Викторович говорит сразу за двоих, и улыбнулась.
Юра прилаживал тяжелую фабричную макушку на елку, елка грустно опускала голову, и висящая макушка становилась больше похожа на пузатую розовую сосульку.
– Юра, ты лучше легкую возьми, бумажную, которую вы с матерью делали.
Семен Петрович, наблюдавший с кровати за сыном, погладил тяжелую рыжую голову прикорнувшего рядом с ним кота. Когда Юрка был маленький, елку они всегда наряжали с ним на пару, и с макушкой Семен Петрович каждый раз мучился, увесистая она у них, на взрослую ель, а они почему-то всегда покупали недорослей. Вот Лидия и решила полегче сделать, чтобы не оттягивала.
Юра поперебирал игрушки в коробке и бережно вытащил красно-синий фонарик из бархатного картона с приклеенными к нему пайетками. В Барнауле такого картона не было, отец вез из Москвы.
Юра приладил фонарик и повернулся к Семену Петровичу:
– Ну вы тут как без нас?
Семен Петрович хотел махнуть рукой, но вспомнил про Барсика и, застревая на некоторых согласных, сказал:
– А что тут у нас может случиться? Вон с котом дружбу наладили, Владлен дверь всем открывает.
– Он же спрашивает, наверное.
– Как же, спрашивает он. Соседка приходила, он даже в глазок не посмотрел. Женщина, говорит, чего бояться? Потом вопросы всё про нее задавал, замужем или нет. А я откуда знаю?
Юра хмыкнул и достал небольшой, наполовину красный, наполовину стеклянный шар с разноцветной, как бы порхающей внутри бабочкой. Таких у них было три, еще синий и зеленый, мамины любимые.
– Ну а ты что, соседкой совсем не интересуешься?
Семен Петрович посмотрел на елку, которая из лесного деревца начала превращаться в городскую мохнатую куклу, и сказал:
– Сынок, я свое отбегал.
Юра, не глядя на отца, вытащил из коробки оранжевого, похожего на Винни-Пуха медведя и пристроил его на ветку.
– Да, кстати, помнишь Пашку, который со мной в группе учился? Он же в Израиле уже третий год, родителей перевез. Говорит, там врачи новое лекарство от рака тестируют, стопроцентное излечение.
– Пусть работают, нам не жалко.
Семен Петрович посмотрел в окно на крупные падающие лохматые комочки, которые плотно залепили нижнюю часть стекла, прикрыл глаза и полуулыбнулся. А Юра все-таки на мать похож. И хорошо.
Что общего у Семена Петровича, Владлена Викторовича и моих теток, спросите вы? Ничего. Кроме того, что нас всех беззлобным уколом в сердце найдет когда-нибудь наша собственная старость, подцепит, как спелую маслину, на использованную зубочистку и отправит нехотя в истекающий горькой слюной рот, который небрежно обсосет мякоть и вяло выплюнет кость в ошметках нашей отжившей плоти. И тогда мы поймем, что все, что мы делали, можно было сделать по-другому или не делать вообще и что ничего уже не починить и не исправить. И именно это последнее подарит нам приступ чистейшего счастья, потому что никогда и ни при каких условиях мы не хотели и не захотим вытащить из себя эту крепкую злую сердцевину. И будем в чем-то бесповоротно и беззастенчиво правы.