Вскоре Виктор провел плот через шиверу. И тут же вверх по реке пошла нефтеналивная баржа, в рубке которой стояла Тамара Семеновна.
Больше суток она без сна провела на Брянке и добилась своего — движение по реке налажено. Только после этого она возвратилась в полуглиссер и скомандовала:
— Домой!
Мы так и не догнали «Ману». Виктор торопился и даже не остановился в Богучанах. Тамара Семеновна обещает по рации попросить его оставить мой чемодан на пристани в Мотыгино. Мы прощаемся с ней на высоком берегу Ангары у маленького домика, где помещается контора порта, радиоцентр и ее квартира.
Нечасто можно встретить на больших реках начальника пристани женщину. Трудная это должность, «классически» мужская. Не потому, что тяжело физически, нет. Трудно потому, что надо уметь командовать и в то же время ладить с людьми. Предшественник Расстегае-вой в основном справлялся с делом посредством водки — можно представить, как «процветало» это дело. Он пил с клиентами, которые задерживали разгрузку барж и не думали платить штраф, пил с капитанами буксиров, бросавших на волю волн плоты и догонявших их иной раз к концу дня. И все его «любили», «уважали». Вместо него прислали молодую, двадцативосьмилетнюю женщину. О ней знали одно — работала старшим диспетчером на Стрелке.
Сначала все шло хорошо: улыбались получатели грузов, улыбалась и Тамара Семеновна. Но вот однажды она отстранила капитана одного буксира, который напился на пристани, и оштрафовала на две тысячи рублей Райрыбловпотребсоюз за простой барж под разгрузкой. Взбешенный «бабским» самоуправством, капитан уехал на Стрелку с жалобой, а председатель правления Рай-рыбловпотребсоюза Агапов пришел выяснять отношения. Рассчитывая быстро сломить упорство молодой начальницы, он предложил отменить распоряжение. Тамара Семеновна отказалась. Агапов пустил в ход все красноречие, но Тамара Семеновна стояла на своем. Он пошел с жалобой в зональный партком. Агапову и там посоветовали уплатить штраф. Тогда он понял, что с Тамарой Семеновной шутить не стоит.
Скоро это почувствовали и другие, так или иначе связанные с пристанью, — капитаны теплоходов и барж, получатели и отправители грузов, работники леспромхозов, руководители районных учреждений. Особенно удивлялись ее дотошности, умению быстро разобраться в экономической стороне перевозок. И никто не подозревал, что ей, водному технику-путейцу, как раз труднее всего именно эта часть дела. Тамаре Семеновне пришлось просиживать в конторе до глубокой ночи, разбираясь во всяких накладных, грузовых ведомостях, чтобы понять, кто же виноват в больших простоях судов под разгрузкой. Лишь маленький сынишка сетовал. Жили на Стрелке, маме на работу было далеко от дома, но он ее видел чаще, чем здесь, где от квартиры до конторы всего двадцать шагов.
Несколько лет назад, вскоре после окончания техникума, Тамара Семеновна уехала на Амур. Но недолго пробыла там, затосковала по дому, по Ангаре. Вернулась и почувствовала, что ей ничего, кроме Ангары, не надо. Она хочет видеть родную ангарскую землю богатой и цветущей. Поэтому, вероятно, недосыпает ночей, носится на полуглиссере по реке, ликвидирует заторы, воюет с разгильдяями. И эта будничная, тяжелая работа, забирающая все силы, ей в радость.
…В каждом районном центре есть гостиница. Иногда над ее крыльцом висит железная вывеска: «Дом приезжих», иногда — стеклянная доска, где золотом написано: «Волга» или «Иртыш». Но какая бы ни была вывеска, вы попадаете в маленький дом, где несколько комнат заставлены кроватями так тесно, что с трудом можно протиснуться между ними. Встречает вас добродушная немолодая женщина, одновременно занимающая должность директора, администратора и дежурной, живет она в самом дальнем углу коридора и никогда не уходит с работы. Чаще всего она одинока и потому всю свою женскую заботливость переносит на людей, которые останавливаются в этом доме, стараясь, чтобы им было хорошо и спокойно. А в награду обязана терпеливо выслушивать рассказы своих постояльцев. Один жалуется на какого-то Мельникова, который погнал его за сто километров получать автомашины именно в тот день, когда жену положили в родильный дом; другой чертит схемы залегания пластов угля, только что открытых его партией, и заставляет оценить качество черного, блестящего камня, который тут же сует ей в руки; третий, не в меру хватив спиртного, куражится, что он очень большая фигура, чуть ли не самая главная в районе. Она внимательно слушает всех, согласно кивает головой, что-то советует, когда нужно, успокаивает. И если вы после долгой и тряской езды по районному большаку ночью постучитесь к ней в окно, неважно, что заняты все кровати, она обязательно что-нибудь придумает, найдет местечко да еще вскипятит самовар и будет смотреть, как вы греетесь чаем, вздыхать и приговаривать: «И куда только люди не ездят».
И не представляешь себе поездки без ночевки в таком доме, без встречи с его хозяйкой. Сколько их на нашей земле, как было бы трудно, просто невозможно жить без них тем, кто всегда в пути, всегда на колесах. И очень хочется, чтобы когда-нибудь появилась книга, хорошая, добрая книга, которая рассказала бы о таком доме, его обитателях, и его хозяйке.
Гостиница в Богучанах мало чем отличается от других районных домов для приезжих. Ко всему обязательному в них — тесноте и чистоте, умывальнику с несколькими сосками и большому самовару — добавилась лишь темная комната с большим старым столом, на двери которой была прибита табличка с неожиданной надписью: «Фойе». Комната эта одновременно гостиничный ресторан и клуб. Когда постояльцы, сорвав голоса от бесконечных и долгих разговоров по телефону с далекими лесоучастками, партиями и сельсоветами, наконец возвращаются домой, в «фойе» становится тесно. Еще не остывшие от споров в районных учреждениях, люди испытывают потребность договорить недосказанное. Наливают в стаканы чай, усаживаются за большой стол. И начинается разговор. Даже самый обстоятельный доклад председателя райисполкома о жизни района не дал бы десятой доли тех сведений, которые можно почерпнуть за один вечер, сидя за этим столом.
В доме обитают геологи, биологи, лесоводы, лесорубы, завхозы, директора школ, летчики и шоферы. Каждый говорит о своем: открыто месторождение бокситов, заканчивается строительство интерната, через какую-то речку наконец перекинут вполне надежный мост, идут снизу по Ангаре баржи с такелажем для плотов. Слушаешь все это и представляешь, как работают где-то в таежной глуши геологи, как готовятся родители отправить детей в новую школу, как пробивают дорогу через бурелом и болота. И понимаешь, что все это непросто, что людям тяжело, не хватает машин, гвоздей, тросов, тетрадей, книг, но они как-то обходятся без многих необходимых вещей, работают в тайге, мучаются и радуются.
От большого стола в «фойе» тянутся нити не только к самым далеким займищам и деревушкам района, эти нити связывают таежный край с Москвой, Ленинградом, Новосибирском, Красноярском и десятками других промышленных центров, где ученые, инженеры, конструкторы уже живут завтрашним днем, где на листы чертежной бумаги ложатся линии железных дорог и автотрасс, прямоугольники заводов и кварталов городов. За столом идет речь о смелых проектах освоения Приангарья, проектах, в которых уже сегодня видны контуры будущей жизни в этих краях.
За этим столом я впервые услыхал о медицинской географии. Об этой важной науке люди знают мало. Даже в Большой Советской Энциклопедии для нее не нашлось места. Но это не вина медицинской географии. Чем занимается эта наука? Она изучает влияние природных и социально-экономических условий на здоровье человека и продолжительность его жизни.
Самое удивительное, что наука эта вовсе не молодая. Она возникла давно, когда европейцы стали осваивать, а вернее, завоевывать заморские земли. Позже ею занялись военные моряки, им особенно важно было знать, как перенесет человек пребывание в далеких странах с непривычным для него климатом, диковинной растительностью, сохранится ли его работоспособность, а главное, боеспособность в новых условиях. Видимо, поэтому работы медико-географов не получили широкой известности.
В наши дни наука переживает второе рождение. На восток едут и едут люди всех профессий, из самых разных уголков страны. Они строят города и заводы, забираются все дальше и дальше в тайгу и тундру, переделывают, подчиняют себе природу. Но и природа, оказывается, влияет на них, «переделывает» их организмы. Житель южных областей Украины, отправляясь в Якутию, волнуется — как-то он приспособится, перенесет сильные морозы. Но кроме морозов ему приходится привыкать и к воде, и к тайге, и к тундре, и даже к новым болезням. Об этом и думают медико-географы.
Представляет медицинскую географию в «фойе» Борис Ларионов; он не живет в гостинице, но по вечерам регулярно появляется за большим столом. Молодой ученый убеждает нас, что нет на свете важнее и труднее профессии медицинского географа.
— Нас не позвали, когда составляли проекты Братской и Усть-Илимской ГЭС, когда решался вопрос о создании Братско-Тайшетского промышленного района. И, пожалуйста, результаты не заставили себя ждать. В Братске появился эндемический зоб, болезнь, вызванная недостатком йода в природной среде, и прежде всего в воде. Местные жители им не болеют — их организм приспособился к составу ангарской воды. А приезжие болеют. Побывай медико-географы лет десять назад на Падуне, и не было бы сейчас этой болезни.
Или возьмите кариоз зубов — кто из вас представляет, какая это опасная болезнь? Сама по себе она не может убить человека, но из-за нее мы страдаем гастритами и язвой желудка, даже на сердце она губительно влияет. От чего возникает кариоз зубов? От недостатка фтора. Мы-то это знаем, и знаем, как восполнить недостаток фтора.
Борис останавливается, оглядывает сидящих за столом, а потом заканчивает:
— Нет, теперь мы уже не будем ждать приглашений, не прозеваем создание Богучанского промышленного комплекса. Мы уже здесь и работаем!