слова.
— Дело наше рисковое, ошибаться не рекомендуется— не найдут ведь! — и тут же добавляет: — бросать его не хочется — надо же реку в порядок привести. А достается нам здорово, это верно.
Он берет карандаш и чертит на листке бумаги единицу:
— Во-первых, на реке куда труднее взрывнику, чем на суше. Там, что, ну, к примеру, в шахте. Забурил шпуры, заложил заряд, отошел на безопасное расстояние, крутанул ручку подрывной машинки — и, пожалуйста, взрыв. А у нас? Поди-ка, посмотри, правильно лег заряд на дно — в воде, да еще на быстрине разве что разглядишь.
На листке появляется двойка:
— А потом после взрыва тоже не очень-то поймешь, сколько оторвано породы, куда ее швырнуло. Приходится все дно обшаривать.
Он долго рассказывает о том, каких усилий стоит углубить и расчистить судовой ход даже на небольшой шивере, как взрывники зимой пробивают во льду двухметровой толщины майны — окна, в которые опускают заряды. И ни слова о себе.
Но я уже знаю, что Валерий не однажды сталкивался лицом к лицу со смертельной опасностью. Один такой случай произошел совсем недавно на Аладинской шивере, недалеко от земснаряда, к которому мы подходили на «двадцать восьмой» по дороге из Богучан в Мотыгино.
Вместе с взрывниками опустил тогда Валерий на дно заряд. Подожгли бикфордов шнур, и баржа, на которой они сидели, пошла вниз. Вдруг дно ее загремело по камням. Все вскочили. Баржа медленно развернулась кормой по течению, дернулась несколько раз и застыла.
— В воду, — скомандовал Валерий и первым прыгнул за борт.
Стоя в ледяной воде, Валерий вцепился в борт баржи и толкал ее вниз. Взрывники поняли прораба, тоже навалились на баржу. Шумела вода на перекатах, дно баржи скрежетало по камням, а Валерию казалось, что он слышит, как отсчитывает время секундная стрелка на его ручных часах. До взрыва осталось четыре минуты, а камни все еще не отпускали баржу. Три минуты, две. Кажется, баржа сдвинулась с места. Пошла, пошла! Валерий взглянул на часы — оставалась минута — и крикнул:
— Всем спрятаться за левый борт!
И тут же ухнул с головой в воду. Подхваченная водой, баржа потащила его на глубокое место. Все взрывники укрылись за левым бортом, и только один Валерий плыл у правого, с той стороны, где лежал на дне заряд.
Грохнул взрыв, десятки осколков забарабанили по железной палубе баржи, взбили фонтанчики воды. Но, видно, ребята родились в рубашках — никто не пострадал. А через час Валерий и взрывники опускали на дно новый заряд.
Вспоминая об этом, Валерий грустно усмехается:
— Глотнули мы тогда не только воды, но и страха. Однако не думайте, что так бывает у нас каждый день. — И тут же предлагает:
— А знаете, что? Приезжайте к нам на Татарскую шиверу. Вот и увидите скалоуборку во всей красе.
Пришлось отказаться от этого предложения. Меня ждет Неволин. Договариваемся, что к шивере я приду на пассажирском теплоходе часов в семь утра.
Теплоход уходил на рассвете. Я забираюсь в ходовую рубку, прошу, чтобы меня высадили у Татарской шиверы. Каюсь, проспал целых восемьдесят километров, так и не увидев, какая же Ангара ниже Мотыгина.
Просыпаюсь, когда солнце уже поднялось довольно высоко. У штурвала стоит новый рулевой. С левого борта на берегу у самого обрыва выстроились новенькие, щегольские дома Горевской геологической экспедиции. Дальше видно устье Тасеевы — самого большого притока Ангары. А еще ниже между островами из воды поднимаются мачты буровых станков.
Знаменитое место, о котором скоро заговорят не только в Сибири, но и по всей стране!
Осенью 1956 года мотыгинский геолог Юрий Глазырин у ручья Горевого нашел маленький блестящий камешек. Он сразу понял — свинец. В это время вода на Ангаре сильно упала, и Глазырин заметил, что жилы с рудой уходят вниз по берегу.
Партия Глазырина работала весь следующий год, и находки следовали одна замечательнее другой. Геологи определили — в этих местах залежи полиметаллов.
Однако природа сыграла скверную шутку, упрятав значительную часть залежей под Ангару, которая здесь достигает ширины пять-шесть километров. Что делать, как разрабатывать месторождение? Конечно, есть опыт метростроевцев, которые научились пробивать тоннели под дном рек. Но даже Нева не идет в сравнение с Ангарой. Во сколько же обойдутся такие тоннели? И потом, не затопит ли река эти поддонные шахты?
Есть другой путь — отодвинуть Ангару в сторону. Геологи обратились к гидростроителям. Они предложили обнести район подводного месторождения огромной дамбой и прижать Ангару к правому берегу либо повернуть Ангару в Тасееву и через один из ее притоков поднять к водоразделу с Енисеем. Оттуда Ангара сама пойдет вниз и впадет в Енисей значительно выше Стрелки. Пока еще не решено, какому варианту отдать предпочтение — в каждом из них есть свои достоинства и недостатки. Но и тот, и другой не будут иметь себе равных во всей мировой практике гидростроительства.
…Рулевой нажимает кнопку сирены и, стараясь перекричать ее вой, объявляет:
— Подходим к Татарке, вызываю за вами бакенщика.
Маленькая лодочка подходит к теплоходу минут через пять. Черный, как цыган, бородатый, с молодо сверкающими глазами, бакенщик кричит:
— Давай, дядя, прыгай быстряй.
Теплоход уходит к правому берегу, а наша илимка, пришпоренная моторчиком, несется к левому, где стоит целый флот барж и катеров речных путейцев. На борту «Бекаса» — флагмана этого флота встречаю знакомых уже мне Валерия Воропанова и начальника Ангарского технического участка Иннокентия Семеновича Матонина. Небольшого роста, почти квадратный, краснощекий, в форменной куртке и фуражке с крабом на околыше, Матонин производит впечатление бывалого морехода. Говорит он степенно, делая многозначительные паузы, двигается медленно, несколько торжественно. Но за всем этим скрывается человек работящий и умный.
— Прибыли точно, к самой обедне, сейчас будет взрыв, — говорит Матонин, взглянув на часы.
Стоявшие на палубе «Бекаса» повернулись к шивере. В километре от нас на волнах чуть заметно покачивается большая землечерпалка, а к ней изо всех сил спешит маленький катер. Едва он успевает прижаться к высокому борту землечерпалки, как на реке взметывается высокий белый водяной столб. Он растет и растет, на его верхушке появляется серо-черная шляпка гриба, и лишь тогда до нас долетает приглушенный, урчащий звук взрыва. Столб на несколько секунд застывает в воздухе и падает в реку.
Взрыв на реке? Для чего он? Матонин ловким щелчком сбивает фуражку на затылок и медленно, как учитель на уроке, начинает объяснять смысл и назначение скалоуборки.
Из года в год растет поток грузов по Ангаре, с ранней весны и до поздней осени по реке идут караваны барж. Идут медленно, часто простаивая под порогами и шиверами, уступая дорогу встречным судам. Река не балует местных капитанов — широкая, в несколько километров, она оставляет для движения судов узкую, извилистую дорожку в тридцать — сорок метров. Волжане, донцы, днепровцы удивятся, узнав, что ангарцы рады, когда под днищами их барж и теплоходов есть метр воды. Весь флот на Ангаре мелкосидящий, приспособлен к плаванию в таких условиях.
— Получается у нас, — жалуется Матонин, — будто одноколейная железная дорога. Караван идет через шиверу, остальные стоят «на разъезде», ждут своей очереди. Разве так обеспечишь Приангарье необходимыми материалами и товарами? Вот и решили мы вторую нитку «прорубить» в реке — расширить и углубить судовой ход.
На любой другой реке, где дно песчаное, глинистое или гравийное, сделать это земснарядом и землечерпалкой нетрудно. На Ангаре дно углубить можно только взрывом. Поэтому здесь и появились взрывники.
Опыта подводной скалоуборки на реках у них тогда не было, да и поучиться за рубежом не у кого. Только шведы с помощью бурильных установок успешно разделывались с порогами на своих реках. Но что это были за реки? Раз в десять меньше Ангары.
Сначала применили донное бурение. Пробивали в скалах шпуры, закладывали заряды и подрывали их. Но быстро убедились в малоэффективности этого способа: много часов уходило на бурение, а после взрыва начиналось сущее мучение — водолазы, борясь с быстрым течением, ползали по дну и руками собирали в корзины осколки камней.
Помогли ученые Сибирского отделения Академии наук СССР: они предложили применить накладные пороховые заряды. Метод простой: в марлевую «колбасу» набивают порох, устанавливают запал и опускают на дно. Потом взрывают. И опять Ангара, проявив характер, внесла поправку. Уложить накладной заряд в реке с медленным течением нетрудно. А вот на ангарских порогах и шиверах это непросто — вода утаскивает заряды.
Как быть? Сперва опускали заряды с палубы баржи, придерживая их веревкой. Получалось и медленно и неточно. Соединили общим настилом две лодки. В нем устроили двухстворчатый люк, в который стали опускать пороховые «колбасы», дело пошло на лад, ошибались редко.
И все-таки до настоящего успеха было еще далеко. Оставалась нерешенной самая трудная часть задачи — как быстро извлекать оторванную взрывом породу. Пробовали использовать земснаряд — не вышло, он захватывал только мелкие осколки. Землечерпалка тоже не помогла — ее черпаки очищали узкую полоску дна.
Вот тогда-то и появилась идея подводного «бульдозера». Работая в низовьях Енисея, Матонин видел гребелки — нечто вроде грабель, собиравших камни на дне. У него мелькнула мысль использовать принцип гребелки, только заменить ее разрозненные зубья сплошным ножом, как у бульдозера. Нет, пожалуй, не ножом а своеобразным совком. В окончательном виде «изобретение» имело такой вид: между лодками катамарана на балках укреплен совок высотой два метра, длиной четыре, шириной метр. Катер подводит «бульдозер» к месту взрыва, тащит его вниз по течению, совок опускается и захватывает все осколки — маленькие и большие.
Матонин ведет меня на нос «Бекаса» и показывает:
— Вот он, наш помощник. Неказист, правда, зато сноровист. Сейчас посмотрите его в деле.