эзотерику познания объективных законов общественных отношений и общественного развития, действующих при становлении промышленной цивилизации, превратить в около научную догматику, используя для этого феодальную Традицию, опираясь на неё, прямо наследуя ей.
Надо ясно отдавать себе отчёт в том, что современная цивилизация есть в первую очередь и главным образом цивилизация промышленная. И зародилась она, развилась как таковая в Средней Полосе Европы. Ни одна великая цивилизация Востока, ни одна цивилизация Юга, азиатская или античная, то есть ни одна цивилизация прошлого нигде и никогда даже близко не подошла к промышленному производству, к той политической проблематике обеспечения непрерывной социологизации общественного сознания, без которой развитие промышленного производства немыслимо! Поэтому обвинения европейского сознания в европоцентризме и европейском империализме, которые в том или ином виде разбросаны по страницам обсуждаемой книжки, отражают совершенное непонимание именно этого факта.
Европоцентризм является следствием той причины, что именно на основе европейской духовной Традиции, - можно даже утверждать, на основе северо-европеоидной расовой духовной Традиции - стало возможным появление промышленного производства, и именно из Европы идут духовные истоки современной промышленной цивилизации. А эта Традиция стала возможной только при диалектическом отрицании монотеистической Традиции и возрождении в принципиально новом качестве античной европейской Традиции и античного материалистического эзотеризма. Что наиболее ярким образом проявилось в эпоху Возрождения, от которой и пляшет современная промышленная цивилизация, современные социология и политология, политэкономия и естественная наука, являющиеся основами технологий рационального и, в известной мере, эзотерического управления нынешними развитыми обществами и даже нынешним миром вообще.
Вследствие вышесказанного, придавать исламской, так называемой, революции в Иране значимость некоего поворотного события в мировой истории, будто бы изменяющего направление мирового развития к исламоцентризму, есть признак нездоровой экзальтации и кабинетного идиотизма. Наоборот, как раз исламская контрреволюция в Иране, которая является лишь одной из разновидностей социальных революций, имевших место в Европе, была прямым следствием современного северо-европеоидного европоцентризма. Она стала прямой реакцией на стремление отсталого, но жизнестойкого, имеющего глубокую историю борьбы за выживание государства любыми мерами вписаться в промышленную цивилизацию хотя бы в её кильватере и тем самым сохранить некую субъектность в защите своих имманентных интересов в современном мире. Эта контрреволюция была бы идеологически невозможной без стремления последнего шаха преобразовать Иран в промышленную державу, что, собственно, и явилось причиной появления иранского исламизма. Она стала следствием прогрессивных преобразований шаха, а не сама по себе возникла на самобытных прогрессивных идеях, целях и идеалах.
Поэтому те, кто, прикрываясь фразами о возвращении к духовной Традиции, пытаются привить в России идеи восхищения происходящим в Иране, а тем более выставлять исламскую контрреволюцию в качестве примера для подражания, - выступают как самые отъявленные реакционеры и мракобесы. Они отвлекают Россию от подлинно прогрессивных преобразований, возможных лишь на основе диалектического отрицания монотеистической Традиции, сопровождаемого синтезом современного духовного состояния России с другой, глубинной Традицией языческих цивилизаций античного мира, Традицией сословно-иерархического структурирования общества.
Нам, русским националистам, надо самым серьёзным образом учиться у Запада материалистическому мировосприятию. Нам надо тщательно изучать опыт современных промышленных держав как раз и именно в рациональном развитии знаний об обществе, о технологиях управления им, чтобы ускорить становление русского социал-капиталистического общества, нацеленного на стратегическую сверхзадачу достижения лидерства в дальнейшем развитии европейской промышленной цивилизации в ХХI веке. Только такое социал-капиталистическое общество и при таких целях способно эффективно решать проблемы современного производства России при переходе к рыночным условиям хозяйствования и при интеграции в мировую экономическую систему. Только в таком обществе возможна реальная защита интересов современного среднего класса горожан, без которого Россия экономически и политически погибнет. Это суровая и жестокая реальность, от которой нам никуда не деться. И инстинкт самосохранения российского государства, самых здоровых социальных сил среди русских раздавит в конечном итоге всех, кто попытается встать на пути этой реальности.
1 декабря 1995г.
От патриотизма к национализму
Сейчас, когда и политические прохвосты клянутся в патриотизме, чрезвычайно важно определить, что есть патриотизм с точки зрения политэкономической, важно обозначить его политические цели, его принципиальные расхождения с национализмом.
Слово патриотизм происходит от Patria, то есть Земля Отцов, Отечество. Уже, исходя из этого, понятно, что патриотизм нацелен на сохранение традиционных почвеннических ценностей, того почвеннического мировосприятия, что было и у отцов, дедов, прадедов. Он земледельческий по происхождению, хранитель традиций феодального прошлого. И отнюдь не на пустом основании политический патриотизм, в том числе и коммунистический, тянулся и, в общем и целом, продолжает тяготеть к ортодоксальной православной традиции имперского мировосприятия, к той русскости, которая была характерна для имперской православной России. Коммунистический народный патриотизм доказывает тем самым, что он феодальный по происхождению и выступает, как социал-феодализм. Но ведь именно в имперской православной России Екатерина Вторая сделала довольно циничное замечание, что-де не следовало бы мусульман в России отучать от многожёнства, потому что многожёнство обеспечивает больший прирост подданных. То есть, традиционный русский патриотизм вовсе не означает собственно выделения кровных интересов русских и их безусловную защиту. И вовсе не случайно, что самая-самая официозно патриотичная организация в нынешней политической обстановке в России, а именно Конгресс Русских Общин, напичкана инородцами едва ли не больше, чем русскими.
Традиционный патриотизм в России был народным патриотизмом, добуржуазным в своей глубинной сути. Он был феодальным и коммуно-феодальным, но так и не успел или не смог подняться до буржуазного национализма. Для русского традиционного патриотизма гораздо важнее имперство, то есть территория государства, нежели русский государствообразующий этнос. Этот патриотизм вполне сложился за последние сотни лет, когда русских было меньше половины населения государства, приспособился к постоянной ассимиляции инородцев и не может быть собственно русским, как бы не хотели этого его идеологи. В политическом смысле он в состоянии быть только и только российским патриотизмом.
Однако неверно полагать, будто такое положение дел характерно только для России. Всякая буржуазная революция порождала проблему мучительного избавления от полиэтнического патриотизма в пользу буржуазного национализма государствообразующего этноса. К примеру, в период после Великой Французской революции первым генералам, которые побеждали интервентов, присваивался Конвентом титул “Спасителей Отечества”. Но уже через несколько лет политическая эволюция становления нового буржуазно-капиталистического государства привела к тому, что из глубочайшего кризиса страну смог вытащить лишь режим власти с идеологией французского шовинистического национализма. Вовсе не случайно Наполеона Бонапарта, олицетворявшего этот националистический режим, объявили не “Спасителем Отечества”, но Спасителем Нации. То есть уже во Франции, стране классической буржуазной революции, происходила та же самая эволюция политической борьбы, которая имеет место у нас. Сначала побеждали те, кто провозглашали космополитические лозунги либерализма: “Свобода, Равенство, Братство”. Затем их вытеснял политический патриотизм. А уже патриотизм подавлялся и даже искоренялся национализмом.
Мы ещё не доросли до русского национализма, как главного субъекта политических игр, но идём к этому самым прямым направлением. Сомневающиеся убедятся в этом очень и очень скоро.
Почему же патриотизм и национализм оказывались и оказываются по разные стороны политической борьбы?
Потому что эта борьба обнаруживала и обнаруживает себя, в конечном итоге, как борьба принципиальная, борьба между старым и новым, борьба исторически отживающего и исторически нарождающегося. У национализма в этой борьбе нет традиций, он именно в такой борьбе эти традиции порождал и создавал!! Поэтому для него в известном смысле становилось бессмысленным слово Отечество, но гораздо, неизмеримо более значимым оказывалось слово Государство, то есть инструмент абсолютного насилия, инструмент создания новых традиций! Если для патриотизма главную ценность представляет Отечество, дым которого в любом случае сладок и приятен, священна территория, и даже в их патриархальном отсталом обличье, то для национализма абсолютной ценностью становится национально-корпоративная общность, которая обеспечивает Государству единственную возможность создать самый эффективный инструмент насилия в современном мире. А так как сильная нация возникает только тогда, когда она порождается и создаётся из сильных людей, то прямая задача националистического государства культивировать Сверхчеловека, сильного Волей, национально-корпоративным Духом, национальным эгоцентризмом.
Национализм и патриотизм в результате оказываются разделёнными непреодолимой идеологической пропастью. Их нарастающая вражда неизбежно принимает характер непримиримой борьбы между старым и новым, между остатками деревенской патриархальности и появляющейся рациональной городской цивилизованностью, между хозяйственными пережитками феодализма и жёстким капитализмом, между пережитками феодального патернализма власти и нарождающейся буржуазной личной ответственностью за собственное материальное благополучие, между консерват