Борис не обратил на его тихий голос никакого внимания. Он не знал, что такой голос означает, что Долгов злится, и потому не обратил.
– И все-таки мы покатаемся, – заключил он совершенно неожиданно для Долгова. – Сколько сейчас? Полдевятого? Как раз уже дороги свободны, можно позволить себе немножко похулиганить, а, доктор? Если бы вы знали, как я люблю машины! Света! Позовите Сергея, у него должны быть ключи!
– Ключи в зажигании, Борис Исидорович!
– Ах, да! Тогда откройте нам ворота. Мы проедемся немного.
Потом Долгов так и не мог себе объяснить, почему все же согласился «хулиганить», да еще в обществе владельца автосалона, которого едва знал. Машина притягивала его неудержимо, ее ярко-алый лак и полированное дерево руля раздражали и завораживали его, и он ничего не мог с собой поделать.
Когда одна стена этого необыкновенного дома для машин вдруг стала сама собой подниматься вверх и открылся простор заасфальтированного двора, Долгов нажал на газ, и его «lady in red», шурша широкими колесами, осторожно и грациозно двинулась вперед, пока еще не слишком быстро, еще осторожно, как парижанка, пробирающаяся сквозь толпу на бульваре Сен– Жермен, Долгов почувствовал, что улыбается. Он улыбался все время, что они «хулиганили» втроем – с Борисом и с этой самой «леди в красном»!..
Как мальчишка, Дмитрий Евгеньевич позабыл обо всем – о времени, о докладе, который ему предстоит всю ночь писать, о том, что нужно бы в магазин зайти, дома нет ни сыра, ни хлеба!..
А потом Борис сказал, что Долгов может забрать у него эту машину.
Дмитрий Евгеньевич упал с небес на землю. Прямо-таки шмякнулся со всего размаху.
Всю жизнь он старательно избегал унизительных положений.
– У меня нет денег на такую машину, – повторил он, выбираясь из низкого кресла. – Я всего лишь врач. Ключи оставить в зажигании?..
– А сколько денег у вас есть? – Борис спрашивал как-то так, что ответить было почти не стыдно.
Долгов пожал плечами:
– Тысяч пятнадцать, не больше. Так что…
– Ну и хватит. – Тут Борис подмигнул ему заговорщицки, будто вовлекал в некий союз. Долгов смотрел на него во все глаза. – Это, конечно, немножко не по правилам, доктор, но иногда можно… нахулиганить! А?!
Долгов молчал.
– Или вам она не понравилась? – Борис любовным, очень мужским движением провел по алой полированной скуле. – Мне показалось, что вы просто созданы друг для друга!..
– Что? – растерянно спросил Долгов.
«Lady in red» стоила никак не пятнадцать тысяч. Да и эти самые тысячи – все, что у него есть, и неизвестно, будут ли следующие, и если будут, то когда!.. Даже если – ну, допустим, просто допустим! – отдать их за нее, жить опять станет не на что. То есть совсем.
…Эта машина мне не по карману. Мне по карману те, которые стоят на асфальтовом полигоне от края до края, похожие друг на друга как две капли воды и, словно эти самые капли, одинаково унылые.
…Куда я на ней поеду?.. В двести девятнадцатую больницу, где у меня даже нет кабинета?! На кафедру?! В шестую поликлинику?!
…Мне не хватит денег на прочие шуры-муры – всякие разные страховки и хоть какую-нибудь охранную систему! И вообще мне негде ее держать!..
…Я разорюсь на бензине – никакой зарплаты не хватит, чтобы поить «lady» первосортным бензином так часто, как ей захочется, а у нее объем двигателя втрое больше, чем у тех самых, которые простаивают на асфальтовом полигоне!..
…И вообще, я не приемлю никакой благотворительности в свой адрес, а этот чужой богатый человек, похоже, собирается меня именно облагодетельствовать, или, хуже того, предлагает взятку!..
Нет. Ни за что на свете.
– Спасибо вам большое, Борис, но у меня правда всего пятнадцать тысяч, и… вообще все это ни к чему.
Борис посмотрел на Долгова. У него были веселые карие глаза.
– А как же безумные поступки, доктор? – вдруг шепнул он и оглянулся по сторонам, словно проверяя, не подслушивает ли кто. – Небольшие безумства всем только на пользу, уверяю вас!
– Да… но я не могу их себе позволить.
Борис придвинулся еще немного ближе:
– Что же это за безумства, если их можно себе позволить?! В этом вся соль безумств! Их никак нельзя себе позволить, но мы позволяем! Ну, хоть изредка, доктор! Ну, хоть иногда!
Он его уговаривал!..
Долгов знал, что нельзя – ну нельзя, и все тут! – и все-таки вечером рассказал об этой машине Алисе.
Алиса слушала его очень внимательно, не отводила взгляда, и когда Долгов рассказывал, как он «хулиганил» на этой машине на смирных вечерних московских улицах, весело ужасалась и делала большие глаза.
– Красивая машинка. Ну… очень красивая! Даже… сексуальная какая-то. Конечно, мы не будем ее покупать.
– Конечно, не будем, – согласилась Алиса, а потом вдруг предложила, подумав: – Давай завтра ее посмотрим. Ну, просто так. Поедем и посмотрим.
– Зачем?
– Ну, для удовольствия. Не станем же мы ее покупать!
– Не станем, – твердо сказал расчетливый и хозяйственный Долгов, кузнец своего счастья.
Когда назавтра они стояли возле «lady in red», Долгову уже казалось, что она ему улыбается. Так, чтобы Алиса не заметила, он погладил ее по скуле, как давеча погладил Борис, и почувствовал ладонью ее гладкую прохладу.
– Ну вот, – сказал Долгов неловко, словно знакомя их. – Это она.
– Привет, – поздоровалась Алиса.
Они стояли и смотрели на машину. Потом глянули друг на друга и разом отвели глаза.
– Она же такая дорогая, – выговорила Алиса негромко. – Гораздо дороже пятнадцати тысяч!..
– Вот именно. Зачем мне чужая благотворительность!
– Совершенно не нужна, – согласилась Алиса.
– Абсолютно, – подтвердил Долгов. – И потом, даже если и пятнадцать тысяч!.. У нас же ничего не останется.
– Ничего, – опять согласилась Алиса. – Ни копья!.. На одном бензине разоришься.
– Это точно.
– А еще всякие страховки! И держать нам ее негде.
– Совершенно негде. Во двор такую не поставишь.
– Да нет, конечно.
Они опять помолчали и опять быстро взглянули друг на друга.
Пятнадцать тысяч, думала Алиса. Все, что у нас есть.
Тебе нужен компьютер, а мне бы маму в санаторий отправить, у нее давление и с сердцем не очень. И очень хочется туфли, которые я мерила в шикарном магазине на Садовом, решив хоть немного пожить «красиво» – ведь у нас теперь есть деньги на красивую жизнь!
Но я никогда не видела, чтобы ты так смотрел на машину, и гладил бы ее, как живую, и чтобы при этом глаза у тебя сияли от удовольствия!..
– Поедем домой, – вдруг предложил Долгов.
– Мы же хотели на ней прокатиться!
– Не будем кататься, – мрачно сказал Дмитрий Евгеньевич. – Я уже вчера катался, и вообще, зря мы сюда приехали!
Алиса посмотрела на него.
Все было ясно.
Она поднялась на цыпочки и сунулась к его уху.
– Дим, – прошептала она в это самое ухо, – Дим, давай сейчас же заберем ее домой, а? Где этот твой Борис, который тебе обещал продать ее за наши пятнадцать тысяч?
– Ты сошла с ума, – выпалил Долгов.
Почему-то он точно знал, что именно она скажет, и даже был к этому готов.
– Дим, вы просто созданы друг для друга! Ты и эта машина! Ну, посмотри же на нее! Ну, она прямо твоя. Она больше ничьей быть не может.
То, что Алиса говорила теми самыми словами, которыми Долгов думал, его потрясло. Он даже себе не смел признаться в том, о чем думал, а она произнесла вслух.
А как же… нормальная жизнь, которая должна грянуть, когда закончатся гормоны?! Гипофиз и лобные доли?! Быть может, надпочечники?! Он же все знает о жизни, он врач, ученый и окончательный, бесповоротный материалист!
– Мы не можем ее себе позволить, – пробормотал Долгов. В конце концов, он никогда не сдавался без боя. – У нас даже на ужин не останется!
– У нас останется моя зарплата! – Она потянулась и поцеловала его. – А на ужин мы купим три литра кефира и выпьем! Дим, ну что ты ломаешься?! Мы должны ее забрать! Лучше всего прямо сегодня.
Он заплакал бы, или подхватил бы ее на руки, или прижал к сердцу, или опустился перед ней на одно колено – если бы он все это умел. Но он не умел.
В эту минуту он отчетливо понял, что все и всегда будет хорошо – и к черту гипофиз и лобные доли вместе с надпочечниками! Гормоны тут ни при чем.
Теперь я точно знаю, что такое любовь!..
– Дим!
– Я тебя люблю, – сказал он неловко. И от первого до последнего слова эта незамысловатая и не слишком новая фраза была чистой правдой. – Поняла?
– Поняла, – согласилась Алиса, глядя ему в глаза.
Долгов проездил на этой машине года три. Потом были другие, и ни одну из них он не обожал так, как свою «lady in red», в присутствии которой он раз и навсегда поверил в то, что любовь есть.
И доказательств никаких не нужно. Просто она есть, и все тут!..
По дороге он заехал к Абельману. Тот оперировал, и на месте его не было.
– Дмитрий Евгеньевич, – удивленно сказала секретарша Анна Ивановна и в волнении поднялась ему навстречу. – А Эдуард Владимирович в больнице! Его сегодня вообще не будет, он не собирался сюда!..
Прием Абельман вел в новеньком, с иголочки, медицинском центре на Сретенке, где были бесшумные лифты, светлые коридоры, ковры, вазы и охранники.
– Я знаю, – Долгов улыбнулся секретарше, которая с окружающим великолепием никак не вязалась, была простенькой, седенькой, с натруженными руками в синих венах. – Я, собственно говоря, именно к вам, Анна Ивановна!
– Ко мне?! – переполошилась она и прижала руки к груди, словно намереваясь помолиться. – Как же это вы… ко мне, Дмитрий Евгеньевич?!
Он продолжал улыбаться, и она вдруг засуетилась, выбежала из-за стола и стала спрашивать, не хочет ли профессор кофе или, может быть, поесть. Она не знала, что Эдуарда Владимировича не будет, и приготовила ему обед, потому что он приезжает из больницы страшно голодный! Она всегда ждет его с обедом, хотя ему и поесть некогда, он только заходит, а у него уже очередь сидит!