— Но раньше десяти ничего же не начнется. Сейчас-то мы чего ждем?
— Не знаю. И не нервируй меня.
— Давай хотя бы выпьем.
— В восемь утра?!
— Да. Я все равно сегодня запланировал напиться. Или на радостях, или с горя — не вижу разницы. Я взял фляжку с собой, там водка.
— Ты, пожалуйста, поаккуратнее, у тебя плохая наследственность.
— По-моему, ты собралась to blow my mind out.
— Вынести тебе мозг? Даже и не думала. Будь уверен — когда я решу это сделать, ты это ни с чем не спутаешь.
— Будешь?
— Нет. Хотя очень хочется.
— Ну так и позволь себе.
— Нельзя.
К девяти наследственность взяла свое, фляжка опустела наполовину, и я перестал нервничать. Вообще. Стал спокоен, как корова после дойки. Ноль эмоций. Потому что все, что можно было сделать, уже сделано. Остается ждать.
Десять, наконец. На экране в зале трансляций Сената появилось изображение. Сенаторы, помощники, секретари проходят, рассаживаются, председательствующий занимает свое место…
Давай. Давай. Что там дальше будет — не имеет значения. Сейчас — держись и вперед, не трусь, мы с тобой. Давай. Как там в этой песне было… ты мне в детстве еще ее все время ставила — там у исполнителя голос был, как у Тома Уэйтса… начало не помню, помню конец — «…не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять».
Давай, мама.
«…находясь в здравом уме и трезвой памяти, твердо осознавая последствия ложных показаний, данных под присягой…»
— Мне кажется, она держится хорошо.
— Да.
«…имею сообщить членам сенатского комитета по разведке следующее.
В тысяча девятьсот девяносто девятом году я и мой муж стали американскими гражданами. В том же году моим мужем была зарегистрирована компания Universal Services LLC. Компания занималась инвестициями в недвижимость и другие активы на территории США. Это были деньги, которые поступали через несколько офшоров и слепых трастов, расположенных в разных юрисдикциях по всему миру. Изначальный источник — средства, выведенные из России и других постсоветских стран — Украины, Казахстана, Азербайджана.
В двухтысячном году мы развелись, муж вернулся в Москву, я с сыном осталась в Америке. Больше мы не встречались и не разговаривали. На это были веские причины.
Это решение мы приняли не добровольно. Нас шантажировали и нам угрожали те люди, которые наняли моего мужа для этой работы, — им нужна была стопроцентная гарантия нашей надежности. Инструментом шантажа стало прошлое мужа. В молодости он совершил мелкое правонарушение и, чтобы избежать ответственности, дал согласие на сотрудничество с КГБ — я вижу в этом зале людей преимущественно в возрасте и надеюсь, они еще помнят, что означала эта аббревиатура.
Спустя двадцать пять лет мужу в Москве показали его расписку и пригрозили, что если он откажется сотрудничать с ними, она немедленно окажется у американских властей. Это означало бы для нас немедленную депортацию, потому что при въезде, отвечая на вопрос о сотрудничестве с правоохранительными или разведывательными учреждениями других стран, он написал — "нет".
Тем же самым угрожали и мне, а в случае неподчинения и возвращения в Россию — тюремным сроком для нас обоих или убийством.
Нашему сыну к тому времени исполнилось два года.
Мы подчинились.
После нашего вынужденного развода компания Universal Services была перерегистрирована, я стала ее единственным учредителем и исполнительным директором. Мне трудно оценить точный объем, но наверняка могу утверждать: за последние десять лет через нее было легализовано более шести миллиардов долларов. Это были криминальные деньги. Деятельность Universal Services прекратилась в две тысячи четырнадцатом году.
Я хорошо понимаю последствия того, что я скажу дальше. Подчеркиваю, что я не строю никаких догадок и предположений, я оперирую только фактами.
Среди наших американских контрагентов были добросовестные продавцы. Но были и те, кто понимал происхождение наших инвестиций. В их числе — люди, занимающие сейчас высшие государственные посты Соединенных Штатов. Как минимум в трех случаях один из них обращался к нам с просьбой о помощи в виде инвестиций в принадлежащую ему недвижимость с целью избежать банкротства. Каждый раз такая поддержка ему оказывалась.
Я признаю себя виновной в мошенничестве и соучастии в легализации средств, полученных противозаконным путем, а также объявляю о готовности сотрудничать со следствием. Все фактические доказательства сказанного мною — номера счетов, отчет о банковских операциях, имена бенефициаров — содержатся в скопированном мною архиве Universal Services.
Я готова предоставить его следователям. Но предупреждаю — это произойдет только после того, как я получу гарантии безопасности для себя и членов моей семьи — Дэвида Каповича и Марии Студёновой. Я настаиваю на том, чтобы этот вопрос был поставлен на голосование сенатского комитета по разведке немедленно…»
На лицах присутствующих ясно читались два чувства. У республиканцев — потрясение, у сенаторов-демократов — хищное наслаждение. Так, как они в этот момент, вероятно, выглядит акула, гнавшаяся за дельфином и внезапно обнаружившая на его месте жирную, не способную к бегству макрель…
— Ну, вот и всё, — сказал я, — можем выдохнуть. Самое страшное позади, нас теперь убивать невыгодно. И поздравляю тебя, кстати, ты только что официально объявлена членом семьи.
— Кто тут кого должен поздравлять — это еще вопрос, — ответила Маша. — Я, похоже, в этой семье — единственный законопослушный человек. И на этом основании имею право спросить — мы что дальше-то собираемся делать? Ну, так, вообще…
— Ты, — говорю, — меня опередила буквально на минуту, как раз собирался тебе рассказать. Не знаю только, обрадую я тебя этим сообщением или огорчу. Первым делом мы женимся. Потом мне надо съездить в одно место.
— Куда?
— В Москву.
— Зачем?
— По двум причинам. Здесь, во-первых, становится скучно, все злодеи, считай, побеждены. Осталось, правда, разгадать одну тайну, но не уверен, что получится, потому что из мамы что-нибудь добыть, если она не хочет говорить, — легче синхрофазотрон в гараже собрать. Вот как она догадалась обо всем? — этого я не понимаю, у нее же ни капли сомнений не было в тот вечер…
— Тоже мне тайна, это я ей рассказала.
— Ты?! Мы же договаривались…
— Не переживай, мне доверять можно. Просто тогда деваться было некуда.
— Но почему?
— Код доступа. Ты сверху спросил — я ответила. Когда она его услышала, дальше отпираться было бессмысленно… о господи, я как вспомню, так до сих пор нехорошо, ты себе не представляешь, как она побледнела. Я думала — все, инсульт. Это номер телефона квартиры, в которой они жили в Москве, в Лефортово. Все ясно? А теперь давай — услуга за услугу. Раз уж я тебе глаза открыла, то и я тебя кое о чем спрошу. Другая причина — она в том файле, втором? Просто скажи «да» или «нет», и я больше к тебе приставать не буду.
— Да. Но только ты должна ясно понимать главное. Если ты скажешь «нет», я никуда не еду. Что бы там ни было, что бы ни происходило, для меня самое важное — что мы с тобой вдвоем.
— Ты едешь, — сказала Маша, так задумчиво уставившись в пространство, что мне даже обидно стало, — серьезные же вещи обсуждаем, а у тебя такое выражение лица, как будто о пустяках речь….
Только насчет вдвоем, добавила — это ты можешь забыть. Я тут у доктора была — он утверждает, что уже втроем.
Второй файл
12.07.2018 07:42
Белорусский вокзал, которого я раньше не видел, мне понравился. Легкая какая-то архитектура, даже легкомысленная, не то что угрюмый Grand Central в Нью-Йорке, и настроение создает не депрессивное, а, наоборот, беззаботное.
Это впечатление не испортила даже огромных размеров женщина, вдруг возникшая рядом, как только я вышел из арки вокзала на мокрую от недавнего дождя площадь. Еле слышным голосом, но явно обращаясь ко мне, она начала что-то бормотать. Невозможно было разобрать ни слова.
— Что, извините?
Женщина заговорила чуть погромче, и я начал различать отдельные слова — «…девушки… сауна… все условия… недорого… отдохнуть с комфортом…»
Ага, теперь понятно. Нет, говорю, спасибо, не устал.
— Да? — раздраженно и уже вполне членораздельно сказала она. — А выглядите плохо.
Я расхохотался. Русский сервис все-таки не спутаешь ни с чем.
Но надо было признать, что основания у этой — тут я с гордостью вспомнил слово tyotka — так судить о моей форме были, конечно: небритый, невыспавшийся, в мятой одежде и голодный к тому же как собака. Но пусть кто-нибудь попробует совершить такое путешествие, как я, и остаться свежим и бодрым, а я на него посмотрю.
Чуть больше суток назад я вылетел из Нью-Йорка и через десять часов приземлился в Минске. Это была самая легкая часть пути. Дальше — автобусом до Могилева, оттуда на двух marshroutka до Смоленска и проходящим поездом в Москву. Здравствуй, историческая родина, давно не встречались. Честно говоря, такой России я действительно не видел. Полезный опыт. Но не ради него, конечно, я выбрал этот странный маршрут…
«…Наша трудность состоит в том, что мы ничего не знаем о противнике. Ищут ли меня? Насколько активно? Или утратили интерес? Ждут ли тебя?
На что готовы? Ни на один из этих вопросов ответов у нас нет. Поэтому мы должны действовать так, как будто все они утвердительные. Исходя из этого:
1. Выбери максимально странный, нелогичный, дурацкий способ добраться до Москвы. Я бы рекомендовал через Минск.
2. Помни, что на всё у тебя есть максимум сутки. Формально Белоруссия и Россия состоят в союзе, но бюрократию никто не отменял. Пока информация о том, что ты пересек границу, попадет от одних коллег к другим, пока ее обработают и она окажется у тех, кто в ней действительно заинтересован, пройдет время. Это — твой гандикап. Но он составляет всего лишь двадцать четыре часа.
3. Не рассчитывай, что смена фамилии тебе существенно поможет. Систему распознавания лиц они наладили».