Время пришло.
До сих пор санкции затрагивали малозначимые российские компании второго и третьего ряда. Теперь, по сведениям, поступающим из надежных источников, под ударом окажутся священные коровы российской экономики — доверенные, приближенные к государству (и бюджету) банки. Первым среди них может стать один из столпов отечественной банковской системы — Global Access, который подозревается в выводе и легализации незаконно нажитых активов на десятки миллиардов долларов. Длинный шлейф дурно пахнущих сделок тянется за этой компанией еще с тех пор, как она называлась "Красной горкой". Но, как говорится, сколь веревочке ни виться…
Вряд ли рядовым вкладчикам Global Access стоит переживать за судьбу владельцев банка. Нет сомнений, что им не дадут пропасть, — за счет, разумеется, средств налогоплательщиков. Но какая судьба постигнет их вклады и депозиты? И как это все отразится на общем состоянии экономики, и без того переживающей не лучшие времена? Об этом стоит задуматься и простым людям, и власть имущим. Выборы не за горами, и скоро вкладчики превратятся в избирателей. Готовы ли они будут в очередной раз затянуть пояса и продемонстрировать безропотное терпение?»
Я был первым читателем этого текста. На меня, конечно, произвело сильное впечатление то, как быстро он был написан — минут за двадцать, в перерывах между готовкой супа и вычесыванием колтунов из Берни.
— Как тебе? — спросила автор.
— Честно говоря, мам, не очень. Во-первых, банально, все это уже сказано много раз, мне кажется. И, во-вторых, как-то очень… pathetic — как правильно сказать?
— Пафосно.
— Пафосно, вот.
— Отлично. Цель достигнута. Мы же не Пулитцеровскую премию хотим получить, нам надо попасть в стиль автора, чтобы узнаваемо было. Пафосно, многословно, и за каждой буквой видна заказуха — вот это ровно так, как теперь Мария Александровна и пишет.
— А раньше? — спросила Маша, прочитавшая текст вслед за мной. — Ну, тогда, когда вы еще дружили…
— В мезозое, ты хочешь сказать? — расхохоталась мама. — Не знаю, честно говоря. Она была моей лучшей подругой, жила у нас, когда ей деваться было некуда. И потом время было такое… как тебе точнее сказать… простое. Если ты за Ельцина и против коммунистов — значит, ты свой. Одна вещь меня в Машке, правда, всегда смущала. Ее из всех тем на свете по-настоящему интересовала одна — она сама. И вот она всегда с этим носилась — то со своим еврейством, то с нетрадиционной ориентацией, то она оппозиционерка, то, наоборот, двумя руками за правительство и президента. Но вот чего за ней никогда не водилось — это чтоб работать за идею. Все у нее имело свою цену. Вот и я, как выяснилось, тоже.
12.07.2018 13:27
В стиль попасть удалось.
— Сука, — сказал Аркадий Самойлович. — Я же ее своими руками сделал главным редактором, когда нас заставили «Курьер» этот гребаный купить.
Илья Ильич мрачно молчал.
— Да ладно вам, — говорю. — каждый зарабатывает, как умеет. Бизнес, nothing personal. Вы же «Курьер» подержали и похоронили, вот Мария Александровна с тех пор и находится на freelance. Деньги, кстати, за свои услуги берет небольшие. Подписчики очень ценят ее смелость и гражданскую позицию. Но думаю, если бы она жила здесь, возможно, слова бы подбирала поаккуратнее…
— А где? — в унисон спросили Аркадий Самойлович и Илья Ильич.
— Если мы договоримся по основному вопросу, то координаты Марии Александровны вам достанутся в качестве бонуса. Если договоримся. У нас осталось пятьдесят минут, господа.
— Выйди, покури, — сказал старший. — Нам надо посоветоваться.
Я не курю, но дежурное предложение Аркадия Самойловича вдруг разбудило во мне эту тягу.
— Есть сигарета?
Младший достал из кармана пачку Rothmans и зажигалку и протянул мне. Правильно, когда людей связывают общие бизнес-интересы, они должны поддерживать друг друга. А потом разберемся.
Советовались они минуты две. Телефоны при этом в руки не брали.
— Поехали, — сказал Аркадий Самойлович.
— Поехали. Только давайте мы продемонстрируем друг другу добрую волю и готовность к равноправному сотрудничеству. Пусть Илья Ильич возьмет весь наш арсенал и положит его пока в багажник. Всем будет спокойнее.
СМС на (942) 5901711
«Поверили»
СМС на (917) 5976115
«Лохи)))»
Нашла время для шуток, ничего не скажешь. Но как-то мне от этого ответа стало не то чтобы веселее, но спокойнее, да.
12.07.2018 16:20
СМС на номер (903) 1171929
«Едем»
Всю дорогу до Лефортово молчали. Исчерпали стороны темы для разговоров. И сосредотачивались перед следующим. Последним. Так я надеялся. Так же в молчании припарковались во дворе, зашли в подъезд, поднялись на четвертый этаж. Остановились перед дверью. Тут Илья Ильич нарушил тишину:
— Ясно. Место знакомое.
Я не ответил, возился с замком. На самом деле — не мог говорить, волновался. Ну правда же, не каждый день такое с тобой случается.
Дверь открылась без скрипа. Хотя утром она издала противный визг. За то время, что меня здесь не было, петли смазали. Заботливые и, будем надеяться, хозяйские руки.
Он стоял в коридоре. Рослый, поджарый мужчина. Короткие седые волосы. Не лысый, с внезапным облегчением подумал я. В критических ситуациях человека иногда посещают довольно идиотские мысли. Организм так реагирует на стресс.
— Всё в порядке?
Вопрос был адресован мне.
— Да.
— Отлично. Приветствую, Аркадий Самойлович. Здорово, Илья.
Они молчали.
— А, ну да. Всё правильно. Сначала дело, потом дружеские объятия и трогательные воспоминания.
Он поднял правую руку, в которой держал телефон, экран светился. Открыт был мессенджер. Адресат — Едалова М.А. Сообщение состояло из одного слова — «Отбой». Он нажал на стрелку, появилась надпись «Доставлено».
— Дэвид, чтобы не возникало никаких сомнений, могу я тебя попросить взять планшет, открыть страницу нашего контрагента и продемонстрировать Аркадию Самойловичу и Илье Ильичу, что все чисто.
— Секунду. Вот, прошу.
На странице Едаловой М.А. все действительно было чисто. Слоган «Правда или смерть», отфотошопленная картина Делакруа «Свобода приходит нагая» с телом оригинала и лицом автора страницы, последняя публикация — двухдневной давности перепечатка какой-то мутной истории про рейдерский захват ликеро-водочного комбината в Челябинской области. Пафоса, как всегда, много, суть не ясна.
— Все довольны? Можем приступать к делу?
— Можем, — ответил Илья Ильич. — Излагай дело.
— Слушайте внимательно, — сказал мой отец.
Если бы я не знал в подробностях, о чем идет речь, то никогда бы не понял того, что было сказано дальше. Вроде и слова все русские, а употребляются они так странно, что всякий смысл теряется. Язык, на котором разговаривают tough guys. Слава богу, подумал я, это мне осваивать не придется, не пригодится мне это лингвистическое знание…
— Слушайте внимательно. Лохов здесь нет. Все знают всё про всех, никого кинуть не получится. Пять лет назад мы разбежались, и с тех пор проблем не возникало. Но произошло непредвиденное — в Москве появился Дэвид и случайно нашел меня. С этого момента, как мы все понимаем, понятийные договоренности действовать перестали. Схема перестала быть рабочей. Я ее спалил. И вы бы на моем месте поступили так же, потому что тот конвой, который за нами присматривает, шуток не имеет совсем. Вам это известно лучше, чем мне. Это вводная.
— Дальше, — тяжело произнес Аркадий Самойлович. Это были первые слова, которые я от него услышал за последние полтора часа.
— Дальше вот что. Ситуация пошла по беспредельному варианту. Более того, она будет развиваться не здесь. В Штатах. Но брызги сюда долетят. И такие, что мало не покажется никому. Сейчас все участники пробега начнут прятать концы, а как они это делают — не мне вам рассказывать. Начнут с крайних. Это вы и я.
— Расклад мизерный. И что ты предлагаешь делать?
— Валить отсюда, и чем быстрее, тем лучше. Потому что выбираем мы вот из чего: либо там мы уходим под программу защиты свидетелей, либо уходим здесь — жмурами на кладбище.
— Ясно. Объясни только одно. С какого бодуна ты так о нас заботишься? Что тебе мешает свалить вместе с ним и сдать там нас с потрохами?
— Вот мы и подошли к сути базара, Аркадий Самойлович. Все правильно, есть у меня интерес к вам. Но и мне есть что предложить.
— Так не тяни кота за яйца.
— Дело нехитрое. Мне нужны имена тех, кто курировал мое дело тогда, когда вы меня разводили на Нью-Йорк. И исполнителей, и того, кто приказ отдавал.
— Товар недешевый. Что взамен?
— Не поскуплюсь. Взамен — месяц. Этого времени вам хватит на то, чтобы обнулить здесь все дела и безболезненно свалить.
— А если не договоримся?
— Сдам сегодня же. Кто командует «отбой», тот может сказать и «фас». И иллюзий не надо. Не я это сделаю, так другой человек — думаю, вы догадываетесь, кто. Двойная страховка это называется, Аркадий Самойлович.
— И какие гарантии, если я соглашусь?
— Слово. А вы меня знаете.
— Знаю. Но ты же нас ненавидишь.
— Других гарантий нет. И не будет.
Я перевел взгляд на Илью Ильича. И отвернулся. Неприятно видеть, когда люди трусят. Но когда у людей жестких и циничных от страха начинают дрожать губы — это тяжелое зрелище.
Старший держался твердо. Он надолго замолчал, уставившись в пространство. Думал. Считал. Прикидывал риски. Наконец пришел к какому-то выводу, взгляд снова стал осмысленным. Аркадий Самойлович достал из внутреннего кармана блокнот и ручку, что-то написал, показал написанное отцу и порвал листок в мелкие клочки.
— Это шестерки, — сказал отец. — Мне нужен главный.
Они так долго смотрели друг на друга совершенно мертвыми, пустыми, ничего не выражающими глазами, что мне стало не по себе. И вдруг отец сделал что-то странное. Внимательно глядя на собеседника, он провел перед лицом открытой ладонью, поднял вверх указательный палец и вопросительно посмотрел на Аркадия Самойловича. Я тоже перевел взгляд на него, но не увидел никакой реакции, тот только моргнул.