— Ошибся?
— Слава Богу, ошибся. Отец выкарабкался. В госпитале он провел несколько месяцев. Там его нашла мама. Она приходила к нему каждый день. А что значит приходила? Она сама-то была полуживая. Отец увидел, в каком она состоянии, и потихоньку от медсестер начал отдавать ей свою еду.
Правда, маму с отцом быстро засекли за этим занятием. Врачи обратили внимание на то, что он теряет сознание от голода. Когда выяснили причину, сделали им внушение, даже перестали маму к отцу пускать на какое-то время. А в результате оба выжили. Только отец после этого ранения так всю жизнь и хромал.
— А сосед?
— И сосед выжил! После блокады он уехал куда-то в другой город. Они с отцом случайно встретились в Ленинграде через 20 лет! Представляете?!
«Это был предел мечтаний»
ВЕРА ДМИТРИЕВНА ГУРЕВИЧ:
Володина мама была очень мягким человеком, доброжелательным, безотказным, сама доброта. Лишь бы Володя был сыт, накормлен. Но чаще-то готовил дома папа, прекрасно варил студень. Мы до сих пор вспоминаем этот путинский студень.
Никогда никто так не варил студень.
Мама у него была не шибко грамотная женщина. Не знаю, окончила ли пять классов.
Она проработала всю жизнь. И дворником, и ночью товар в булочной принимала, и в лаборатории пробирочки мыла. Даже, по-моему, в комиссионном магазине была одно время сторожем.
Папа работал мастером на заводе. Его очень любили, ценили, он вкалывал там столько, сколько нужно. Ему, кстати, долго не давали инвалидность, хотя одна нога у него просто колесом была.
После войны моего отца демобилизовали, и он пошел работать мастером на Вагоностроительный завод имени Егорова. В каждом вагоне метро есть табличка, на которой написано, что этот вагон, номер такой-то, изготовлен на Вагоностроительном заводе имени Егорова.
Ему сразу от завода дали комнату в коммуналке, в обычном питерском доме, в Басковом переулке, это в центре. Двор-колодец, пятый этаж без лифта.
До войны у родителей было полдома в Петергофе. Они очень гордились тем уровнем жизни, которого тогда достигли. Хотя что это был за уровень! Но им казалось, что это чуть ли не предел мечтаний.
ВЕРА ДМИТРИЕВНА ГУРЕВИЧ:
Ужасное парадное у них было. Квартира коммунальная. Без всяких удобств. Ни горячей воды, ни ванной. Туалет страшенный, врезался как-то прямо в лестничную площадку. Холоднющий, жуткий. Лестница с металлическими перилами. Ходить по ней было опасно, вся в щербинах.
Там, на этой лестнице, я раз и навсегда понял, что означает фраза «загнать в угол». В подъезде жили крысы. И мы с друзьями все время гоняли их палками. Один раз я увидел огромную крысу и начал преследование, пока не загнал ее в угол.
Бежать ей было некуда. Тогда она развернулась и бросилась на меня. Это было неожиданно и очень страшно. Теперь уже крыса гналась за мной. Она перепрыгивала через ступеньки, соскакивала в пролеты. Правда, я все равно был быстрее и захлопнул дверь перед ее носом.
ВЕРА ДМИТРИЕВНА ГУРЕВИЧ:
Кухни практически не было. Только квадратный темный коридор без окон. С одной стороны стояла газовая плита, с другой — умывальник. И не протиснуться. И за этой так называемой кухней жили соседи. Потом они с кем-то поменялись и въехали другие люди, семья из трех человек. А другим соседям, пожилой паре, позже дали отдельную квартиру, поскольку их комната была непригодна для жилья. И тогда на этом месте сделали уже настоящую кухню. Хорошую, светлую. У них там стоял большой буфет. Но все равно квартира осталась коммунальной. А сами они занимали одну комнату, правда, по тем временам приличную — метров 20.
В нашей коммуналке, в одной из комнат, жила еврейская семья: старенькие дедушка с бабушкой и их дочь Хава. Она была уже взрослой женщиной, но, как говорили про нее взрослые, жизнь у нее не сложилась. Замуж она не вышла и жила с родителями.
Отец ее был портным и, несмотря на то что казался мне очень старым, целыми днями что-то строчил на швейной машинке. Они были правильными евреями: по субботам не работали, а дед в обязательном порядке с утра до ночи талдычил Талмуд: бу-бу-бу… Как-то я даже не выдержал и спросил его, что он бубнит. Он мне объяснил, что это за книга, и мне сразу стало неинтересно.
Как обычно на коммунальной кухне, не обходилось без стычек. Мне все время хотелось как-то защитить своих родителей, заступиться за них. Надо заметить, что со старичками у меня были очень хорошие отношения — они меня любили, я часто играл на их половине.
И вот один раз я решил вмешаться. Реакция родителей была абсолютно неожиданной и мне непонятной. Они страшно рассердились. Для меня это было полным шоком. Я их защищаю, и вдруг они мне говорят: «Не лезь!» Почему? Я никак не мог понять.
А родители считали, что мои хорошие отношения со старичками, их любовь ко мне гораздо важнее мелких кухонных дрязг.
После этого случая я никогда больше в кухонные перебранки не лез. Как только они начинали ругаться, я просто уходил либо к себе, либо к старикам. Мне было все равно к кому.
Еще в нашей квартире жили пенсионеры, правда, недолго. С ними связано мое крещение. Соседка баба Аня была человеком набожным, ходила в церковь, и, когда я родился, она вместе с мамой втайне от отца, члена партии, секретаря партийной организации цеха, меня крестила.
Через много лет, в 1993 году, когда уже работал в Ленсовете, я поехал в Израиль в составе официальной делегации. И мама дала мне мой крестильный крестик, чтобы я освятил его на Гробе Господнем. Я выполнил ее просьбу, потом надел этот крестик и с тех пор не снимаю.
Ученик«Я же не пионер, а хулиган!»
— Вы помните, как пошли в первый класс?
— Родился я в октябре, поэтому в школу пошел, когда мне было уже почти восемь лет. У нас в семейном архиве сохранилась фотография: я в школьной форме еще старого образца, серой, очень похожей на военную, стою с цветочным горшком в руках. Почему-то не с букетом, а именно с горшком.
— Хотелось в школу?
— Нет, не особенно. Мне во дворе нравилось. Два двора были вместе соединены — колодец такой, — там вся наша жизнь и проходила. Мама иногда высунется из окна, крикнет: «Во дворе?» Во дворе. Вот и хорошо, главное, чтобы никуда не убежал, — не разрешали со двора без спросу уходить.
— И вы ни разу не ослушались?
— Когда мне было лет пять-шесть, я первый раз дошел до угла большой улицы.
Естественно, без разрешения. Это было 1 Мая. Я осмотрелся. Народ ходит, шум-гам, жизнь кипит. Я даже испугался немножко.
А когда уже стал постарше, мы с приятелями однажды зимой уехали за город, не сказав ничего родителям. Пропали, короче. Отправились в путешествие. На самом деле сели на электричку, куда-то заехали. Было холодно. Взяли спички. Кое-как развели костер. Есть нечего. Совсем замерзли. Сели на электричку, поехали назад.
Получили ремня. Больше у нас желания путешествовать не возникало.
— Перестали искать приключений?
— На время перестал. Особенно когда пошел в школу. С первого по восьмой класс я учился в 193-й школе, которая находилась в том же переулке, что и мой дом, минутах в семи ходьбы. Я всегда опаздывал на первый урок, поэтому даже зимой не успевал толком одеться. Вернее, так: одеться, добежать до школы, раздеться — все это требовало кучу времени. И чтобы его сэкономить, я не одевался, а пулей летел в школу без пальто — и сразу за парту.
— Впрочем, и сейчас, мы заметили, вы тоже не всегда пунктуальны.
— Но я стараюсь!
— А в школе вам понравилось?
— Какое-то время нравилось. Пока удавалось оставаться, что называется, неформальным лидером. Школа рядом с моим двором. Двор был надежным тылом, и это помогало.
— Вас слушались?
— Я не стремился командовать. Важнее было сохранить независимость. А если сравнивать со взрослой жизнью, то роль, которую я тогда играл, была похожа на роль судебной власти, а не исполнительной.
Пока это удавалось — нравилось.
Потом стало ясно, что дворовых навыков недостаточно, — и начал заниматься спортом. Но и этого ресурса для поддержания своего, так сказать, статуса хватило не надолго. Нужно было еще и учиться хорошо. До шестого класса я, честно говоря, учился через пень-колоду.
ВЕРА ДМИТРИЕВНА ГУРЕВИЧ:
Мы познакомились, когда Володя еще был в четвертом классе. Их учительница, Тамара Павловна Чижова, попросила меня: «Вера Дмитриевна, возьмите мой класс.
Ребята неплохие».
Я походила к ним на уроки. Кроме того, организовала кружок немецкого языка.
Интересно было посмотреть, кто придет. Пришли человек 10–12. Тамара Павловна потом спрашивает: «Ну, кто был?» Я ей рассказываю: Наташа Солдатова, Володя Путин… Она удивилась: «И Володя? На него не похоже». А он с очень большим интересом сидел на занятиях.
Она говорит: «Ну подожди, он тебе еще покажет». «Почему?» Она ответила, что он слишком шустрый, неорганизованный. Он даже пионером не был. Обычно в третьем классе принимали. А его именно потому, что он такой резвый был, и не приняли.
Одни классы учили английский, другие — немецкий. Английский уже был больше в моде, чем немецкий, и английских классов было больше. Володя попал ко мне. В 5-м классе он еще не очень проявлял себя, но я чувствовала, что в нем есть потенциал, энергия, характер. Я увидела большой интерес к языку, он легко схватывал. У него была очень хорошая память, гибкий ум.
Я подумала: из этого мальчишки выйдет толк. Решила уделять ему больше внимания, не давать возможности с дворовыми мальчишками общаться. У него были во дворе друзья, два брата Ковшовы, и вот он с ними лазил, прыгал по крышам гаражей, сараев. Володиному отцу это очень не нравилось. Папа у него был крутого нрава.
Но так нам и не удалось Володю от этих Ковшовых отучить.
Отец был очень серьезный, внушительный, вид сердитый. Я когда в первый раз к ним пришла, то даже испугалась — какой, думаю, строгий человек. А потом оказалось, что в душе очень добрый. Но никаких поцелуйчиков. У них вообще в доме не было сюсюканья.