. Удивительно, но Гавриил Романович все-таки умудрился резко поговорить с Павлом, за что был сразу отстранен от новой работы и возвращен в Сенат.
С середины 1790-х годов Державин подружился с Александром Васильевичем Суворовым, крайне нелюдимым человеком, но, конечно же, известным и, наверное, до сих пор самым популярным военачальником, за плечами которого были исключительно победы во всех баталиях, участие в ликвидации остатков пугачевского мятежа, взятие Варшавы и др. Уже при Павле I первоначально гонимый, затем вернувшийся полководец одерживает несколько побед, на которые Державин пишет оды: «На победы в Италии» и «На переход Альпийских гор». Вернувшись из походов, Суворов много времени проводил с Гавриилом Романовичем и умер, можно сказать, у него на руках.
В конце царствования Павла I Державин был вторым министром (высокая чиновничья должность, не путать с руководителем министерства) при государственном казначействе, затем государственным казначеем, затем стал членом Верховного Совета. Карьера, как комета, летела быстро, но кометы, как известно, и быстро сгорают. Причин всегда много.
Павел I был задушен 11 марта 1801 года в собственной спальне в Михайловском замке. На этот раз обошлось без использования военных формирований. Вопрос решился, так сказать, «по-семейному». На трон взошел его сын Александр Павлович – Александр I. 26 марта Верховный Совет был упразднен.
Некоторое время Гавриил Романович был в растерянности, сидел дома, по привычке писал стихи.
Взяв власть, молодой и энергичный император организует Негласный комитет, который фактически и готовил преобразования управления страной. Сенат стал более самостоятельным, но оставался верховным судом и одновременно следил за исполнением законов.
Александр I в манифесте от 8 сентября 1802 года одновременно с учреждением министерств в общих чертах определил «отношения министерств к верховной власти, к Сенату, Совету и между собой»277. В тот же день Гавриил Романович Державин был назначен министром юстиции и генерал-прокурором Российской империи.
Министр юстиции немедленно подготовил инструкции о своем и других министерствах.
Как отмечалось в официальном историческом очерке начала XX века, подготовленном к 100-летию учреждения Министерства юстиции, «ежедневно с 7 часов утра до 10 часов вечера он посвящал все свое время исключительно на исполнение разнообразных своих обязанностей, как то: на поездки во дворец со всеподданнейшими докладами, на участие в заседаниях Сената и Комитета министров, на объявления с обер-прокурорами и чинами канцелярии, на прием посетителей и другие служебные занятия»278. Там же мы читаем: «Хотя Державин, как и все вообще министры юстиции первой половины прошлого века, сосредоточивал все свое внимание по преимуществу на сенатских делах, тем не менее он задавался также стремлением внести некоторые улучшения и в область нашего судопроизводства вообще. Отзывы современников рисуют в крайне мрачных красках судебные порядки того времени и продажность тогдашних судов»279.
Проработав очень короткий срок, буквально через неделю после назначения, Державин стал изобличать высоких чиновников, включая только что назначенных министров, созывая старых и создавая себе новых врагов и недоброжелателей.
Плюс к этому «Державин в заседании Комитета 16 сентября 1802 года указал на необходимость представления ежегодных министерских отчетов не в Первый департамент, а в Общее собрание Сената. Вместе с тем он настаивал на необходимости представления министрами отчетов уже за первый год их министерского управления. Государь одобрил эти предложения, и отчеты министров были своевременно представлены. Тем не менее, по удостоверению самого же Державина, цель установления надзора Сената за деятельностью министерств осталась не достигнутой»280.
Недовольство такой кипучей деятельностью накопилось очень быстро. Ходасевич приводит разговор императора и первого министра юстиции: «Вскоре произошло личное объяснение, „пространное и довольно горячее со стороны Державина“. Александр ничего не мог сказать к его обвинению, как только:
– Ты очень ревностно служишь.
– А когда так, государь, – отвечал Державин, – то я иначе служить не могу. Простите.
– Оставайся в Совете и Сенате.
– Мне нечего там делать»281.
Указ об отставке был подписан 8 октября 1803 года.
Гавриил Романович Державин прослужил министром год и один месяц. Безусловно, можно даже за месяц сделать столько, сколько другим и за пять лет не сделать. Державин организовал работу Министерства юстиции, которое существовало после 1802 года (за исключением времени правления Н. С. Хрущева) всегда.
Дискуссии о русском языке, о возможных и невозможных иностранных заимствованиях, и если таковые возможны, то об их пределах (знакомо, не правда ли?), проходили с начала XIX века.
После отставки с поста министра юстиции Державин подключился к подобным дискуссиям с особым энтузиазмом. Но об этом чуть дальше.
Державин периодически ездил в Царскосельский лицей на публичные экзамены. Он понимал и принимал роль свадебного генерала, дремал, периодически отлучался, но каждый приезд был, безусловно, праздником и событием, к которому специально готовился весь лицей, а тем более сами экзаменуемые. В этот день «экзамен очень утомил Державина. В красном мундире, украшенном орденами, сияя бриллиантовою короной Мальтийского креста, сидел он, подперши рукою голову и расставив ноги в мягких плисовых сапогах. „Лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвислы“. Он дремал все время, пока лицеистов спрашивали из латинского языка, из французского, из математики и физики. Последним начался экзамен русской словесности. „Тут он оживился: глаза заблистали, он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи. Он слушал с живостью необыкновенной“. Наконец вызвали Пушкина.
Лицеист небольшого роста, в синем мундире с красным воротником, стоя в двух шагах от Державина, начал свои стихи. Никто никогда не мог бы описать состояние его души.
Бессмертны вы вовек, о росски исполины,
В боях воспитаны средь бранных непогод;
О вас, сподвижники, друзья Екатерины,
Пройдет молва из рода в род»282.
Наверное, следует обратиться к самому Пушкину:
«Державина я видел только однажды в жизни, но никогда того не забуду. Это было в 1815 году, на публичном экзамене в Лицее. Как узнали мы, что Державин будет к нам, все взволновались. Дельвиг вышел на лестницу, чтоб дождаться его и поцеловать ему руку, написавшую „Водопад“. Державин приехал. Он вошел в сени, и Дельвиг услышал, как он спросил у швейцара: „Где, братец, здесь нужник?“ Этот прозаический вопрос разочаровал Дельвига, который отменил свое намерение и возвратился в залу. Дельвиг это рассказывал мне с удивительным простодушием и веселостию. Наконец вызвали меня. Я прочел мои „Воспоминания в Царском Селе“, стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояние души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом.
Не помню, как я кончил свое чтение, не помню, куда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел меня обнять. Меня искали, но не нашли»283.
Вечером Гавриил Романович сделал в своих записях отметку: «Пушкин на лицейском экзамене». Вплоть до смерти Державин постоянно вспоминал юном поэте. В своем творчестве Пушкин, как и Державин, продолжил модернизацию русского языка.
После петровских реформ, при оживленных контактах с западноевропейскими странами, необходимости обозначения новых понятий, потребных для дальнейшего развития науки, техники, морского дела, образования и пр., русский язык претерпевал постоянные, причем весьма хаотичные изменения, а потому нуждался в определенной организации.
Просторечные формы соседствовали с книжными, заимствования из немецкого, французского, голландского, английского языков, латыни, подчас принимавшие характер неуправляемых нагромождений, затруднявших понимание смысла сказанного, употреблялись наряду со словами, изобретенными для их замены. Увлечение высших слоев общества всем иностранным повело к тому, что язык простонародный, крестьянский стал сильно отличаться от их языка. Вместе с тем нельзя было остановить естественно начавшуюся эволюцию языка; нельзя было насильно вернуть в употребление уже устаревшие выражения.
В начале XIX века возникла острая полемика относительно реформации или консервации русского языка. Реформаторское направление возглавлял Н. М. Карамзин, а консервативное – известный в то время государственный деятель А. С. Шишков. В 1811 году А. С. Шишков основал общество «Беседа любителей русского слова», членами которого были, с одной стороны, не чуждые реформаторству Державин, Крылов и др., с другой – консерваторы Хвостов, Шаховской и др. Четырьмя годами позже, в 1815 году, возник знаменитый «Арзамас», куда входили такие известные люди, как Василий Андреевич Жуковский, Петр Андреевич Вяземский, Константин Николаевич Батюшков, Василий Львович Пушкин и его племянник Александр Сергеевич, отстаивающие необходимость избавления русского литературного языка и русской литературы от архаических традиций. Державина огорчали эти распри, он хотел бы примирить «беседовцев» и «арзамасцев», но молодые, да и солидные писатели слишком увлеклись взаимными нападками и насмешками.
Апофеозом консерваторов было возвышение в 1812 году Шишкова, когда его назначили государственным секретарем вместо М. М. Сперанского. В официальных документах опять появились подзабытые уже слова и выражения.