Похоронен Достоевский на знаменитом кладбище Александро-Невской Лавры.
Когда Достоевского несли туда, весь Невский был запружен народом.
3. САДОВАЯ УЛИЦА
Инженерный замок
От царей до бомжей — так иногда характеризуют Садовую улицу. Начинаясь в парадной части города, у Летнего сада и Марсова поля, она в начале своем «омывает» Михайловский замок, последнее пристанище загадочного императора Павла I. Построен он там, где Мойка вытекает из Фонтанки. По преданию, часовому, охраняющему Павла, ночью явился архангел Михаил и приказал построить на этом месте дворец в честь его, украсив фасад словами из священного писания «Дому твоему подобает святыня в долготу дней». И новый дворец был построен архитектором Бренна, знающим романтические вкусы Павла, в духе старинного рыцарского замка. Павел I здесь прожил недолго и был убит гвардейцами-заговорщиками, недовольными его правлением, в частности его армейскими реформами на прусский манер. Павел задумал многое — в частности старался облегчить участь солдат, боролся со своеволием офицеров — но кончилось это печально. Заговорщики, войдя ночью к нему в опочивальню, проломили ему голову табакеркой и задушили его.
После этого здесь было Михайловское инженерное училище, где, в частности, учились братья Достоевские. Призрак Павла не раз видели в темных коридорах замка. Не исключено, что это были забавы кадетов-михайловцев, но мистический ореол замка существует по сей день.
Обучение Федора Михайловича инженерным наукам проходило тяжело. Помимо всего прочего в училище царила самая настоящая дедовщина, младших всячески унижали, и, возможно, Достоевского из-за его закрытого нелюдимого характера не любили больше других. Учившийся вместе с ним Д. В. Григорович, тоже ставший известным писателем, вспоминал: «Федор Михайлович не принимал участия в играх, сидел, углубившись в книгу, и искал уединенных мест, и вскоре нашел такое место». Провалив экзамены по алгебре и фортификации (и в общем-то не имея способностей к точным наукам), Достоевский уединялся и исступленно зубрил. Одним из таких мест уединения была маленькая угловая комната — там Достоевский был предоставлен самому себе. И, может быть, именно этим объясняется одна из загадок его жизни: он всегда снимал квартиры только в угловых домах. И будучи человеком отнюдь не спокойным, квартиры он менял часто. Все они известны теперь, вся жизнь его досконально изучена.
На другой стороне Садовой, ближе к Невскому, стоит казенное желтое здание Ордонанс-гауза, гауптвахты, где, как мы уже знаем, арестованный Лермонтов встречался с Белинским. Садовая пересекает Невский у Публичной библиотеки и Гостиного Двора.
За величественным зданием Публичной библиотеки (о которой мы рассказывали уже) — маленький домик Крылова. О нем мы тоже уже рассказали.
В этой части Садовой здания еще вполне респектабельны. Чуть дальше от Невского, в глубине усадьбы, за чугунными решетками, красуется Пажеский корпус, выстроенный Растрелли, в котором ныне место пажей заняли суворовцы, продолжая старинное дело служения «Царю и Отечеству». Почти так же красива и величественна усадьба Ассигнационного банка, выстроенная Кваренги. Гостиный Двор, тянущийся галереей вдоль правой стороны Садовой, ставший сейчас местом пребывания высокой моды, после маленькой поперечной улицы сменяется Апраксиным двором, идущим вдоль левой стороны улицы такой же галереей. Но суть торговли тут меняется. Апраксин — это торжище дешевки, поддельных дубленок и джинсов. Судя по их качеству, шьются они где-то в невыносимых условиях. Под напором азартных, порой даже агрессивных черноусых продавцов, иной раз не удержишься и купишь какую-нибудь дрянь, а потом сокрушаешься: где же был твой разум? Дальше дух удалой торговли захватывает Садовую полностью, особенно на подходе к Сенной. Рядами вдоль тротуаров стоят женщины, похожие на бывших учительниц, и предлагают свои «бренды», созданные в основном в наших бывших братских республиках.
Я вышел на Сенную
Сенная, «чрево города», по случаю строительства второй станции метро долго была захламлена. Торговля всяким хламом, преимущественно слесарным, велась с ящиков и даже газеток. Теперь площадь реставрирована под старину и выглядит вполне благопристойно. Хотя «сизолицые» обитатели Сенной, подрабатывающие погрузкой и подноской, часто после пиршества засыпают прямо тут. Собственно — отсюда их уже некуда гнать. Сенная всегда считалась последним приютом обездоленных и обиженных. Здесь в прежние времена были знаменитые «вяземские казармы», последний приют опустившихся людей.
Есть стихи про эти места: «Не ходи в Апраксин двор, там вокруг на воре вор. Отправляйся на Сенную, там обвесят и надуют». Несмотря на абсолютную правдивость этих строк, меня на Сенную неудержимо тянет. Глянцевая зализанная жизнь, которая все более распространяется по городу, никакой вовсе жизнью не является, а настоящая жизнь здесь, хоть и грешная, но трогательная. Бедные старушки продают тут за бесценок свою утварь, и какая-нибудь треснутая чашка говорит сердцу и уму много больше, чем новые, но мертвые сервизы в дорогих магазинах центра.
Именно на Сенной одичавшие люди однажды устроили «холерный бунт», обвинив в эпидемии врачей и расправившись с ними. Прибывший сюда Николай I на глазах у разъяренной толпы выпил склянку того самого лекарства, которым, как считалось, врачи заражают народ. Толпа утихла.
Поскольку тут было больше всего грешников, пьяниц, воров и проституток — тут же их и наказывали. Чаще всего — секли кнутом.
«Вчерашний день, часу в шестом, я вышел на Сенную. Там били женщину кнутом, крестьянку молодую. Ни стона из ее груди — лишь бич свистел, играя. И Музе я сказал: „Гляди! Сестра твоя родная!”» — слова Некрасова.
Чуть вправо за Сенной, отражаясь в глади извилистого Грибоедовского канала, краснеет огромный старый домина, несколько даже подавляющий своими размерами. О нем писал Гоголь в «Записках сумасшедшего». «Этот дом я знаю, — сказал я сам себе — то дом Зверкова. Эка машина! Какого в нем народа не живет: сколько кухарок, сколько приезжих, а нашей братьи чиновников — как собак, один на другом сидят. Там есть и у меня один приятель, который хорошо играет на трубе». Начиная отсюда и разыгрываются безумные события этого ужасного, но гениального рассказа.
За этим огромным домом — переплетение узких улочек, где жили в те времена «униженные и оскорбленные» — ремесленники, кухарки, торговцы, мелкие чиновники. Это — «царство Достоевского». Здесь он долго жил, окруженный героями своих сочинений. И до сих пор улочки эти вызывают всеобщий — даже всемирный — интерес, в основном как место действия его романа «Преступление и наказание». Вымысел гения победил реальность — дома тут называют не именами реальных жителей — именами героев Достоевского: «Дом Раскольникова», «Дом старухи процентщицы», «Дом Сонечки Мармеладовой». Идут ожесточенные споры — причем даже среди больших ученых: в этом ли доме жила процентщица или — в другом? — так, будто это происходило в реальности. Сочиненное оказалось убедительнее реальности!
Достоевский писал «Преступление и наказание» в доме 9/14 на углу Малой Казначейской и Столярного переулка. Здесь он написал «Игрока» (познакомившись со стенографисткой Анной Сниткиной, ставшей второй его женой), а также и «Преступление и наказание». Своего героя — убийцу Родиона Раскольникова — он поселил в доме на углу Столярного переулка и Гражданской улицы. Из угла теперь выступает скульптурная композиция — ступеньки узкой винтовой лестницы и фигура человека, напоминающего и Раскольникова, и Достоевского. Под этим — каменная плита с надписью: «Трагические судьбы людей этой местности Петербурга послужили Достоевскому основой его страстной проповеди добра для всего человечества».
Похоже, много ученых людей ломали голову над этой надписью — чтобы она имела какое-то отношение к Достоевскому и его роману, и в то же время — чтобы не было ничего из того ужасного, что есть в романе. Сочинили все-таки, извернулись: и Достоевского упомянули, и городское начальство ничем не огорчили.
Достоевский не зря выбрал этот дом для проживания — по какой улице ни посмотришь, создается ощущение безысходного тупика. Вокруг гения всегда возникает бурление страстей — он умеет такое закрутить, что держит внимание через много веков. И просто поклонники Достоевского, и ученые яростно спорят почти о каждом эпизоде великого романа — правильно ли поняли его. Например, Раскольников называет точное количество шагов до дома процентщицы — 730 шагов, этот путь для него слишком важен — он должен в конце убить, перевернуть свою судьбу! А дом, который снял режиссер Кулиджанов в своей талантливой экранизации, как дом процентщицы, имеет адрес канал Грибоедова, 104. Но до него значительно больше шагов от дома Раскольникова! Многие — и просто читатели, и серьезные ученые — прошагали, просчитали! — шагов получается значительно больше! Зато подходит другой адрес — канал Грибоедова, 98 — тут количество шагов почти сходится. Такой же спор вокруг адреса дома Сонечки Мармеладовой — Достоевский словно специально пишет так, чтобы спорили. Спорят, пишут диссертации, опровергают друг друга. Умеют гении удерживать интерес к себе на протяжении веков! Достоевский с нами. За него можно не беспокоиться.
Вернемся на Сенную. И здесь он с нами. Именно по Сенной предпочитал разгуливать Раскольников — здесь его лохмотья не выделялись, не привлекали внимания. Здесь наблюдал он жизнь дна, жизнь «тварей дрожащих» — и делал свои убийственные выводы. Именно на Сенной, как пишет Достоевский, Раскольников принял решение о убийстве старухи-процентщицы.
Уже написав роман и переехав в другое место, Достоевский однажды вернулся сюда — возвращен был силой злого рока. На краю Сенной стоит желтенький домик — еще одна городская гауптвахта — уже вторая на Садовой. 21 и 22 марта 1874 года Достоевский находился здесь под арестом «За нарушение порядка публикации», напечатав статью, вызвавшую негод