А изобретательный Петр Телушкин велел поставить себе на шею клеймо с гербом. Щелчок по горлу с тех пор означает предложение налить. Это второе, после выпрямления ангела, и, может быть, даже более гениальное изобретение нашего самородка.
7ПЕТРОГРАДСКАЯ СТОРОНА
Петроградская сторона – тоже остров, но очень большой. От Петропавловки он отделяется речкой Кронверкой, называемой так потому, что уже на петроградском берегу ее выстроен Кронверк, оружейный арсенал. Это могучее сооружение из красного кирпича красуется и сейчас. Петроградская соединена с Петропавловкой не очень длинным Иоанновским мостом. Это первый мост в нашем городе. Некоторое время он был единственным: Петр I не поощрял строительство мостов, заставляя жителей плавать на кораблях.
Потом в Кронверке был Артиллерийский музей, собравший орудия всех времен. Я с отцом пришел туда еще шестилетним и с упоением ползал по могучим пушечным стволам.
Помню, что мое внимание привлек обелиск на небольшом возвышении – но отец, не желая портить настроение яркого солнечного дня, не сказал мне тогда, что тут были повешены пятеро декабристов.
Приятна жизнь свободная, независимая, индивидуальная, но, говорят, что не история для нас, а мы – для истории. Без общей, государственной истории нам и тут не обойтись. Тем более – тут она и началась. Расположенная на Березовом острове (Петроградской стороне), напротив ворот Петропавловки, Троицкая площадь и была поначалу главной площадью города. Неподалеку от нее на берегу Невы стоял самый первый, маленький домик Петра, построенный на голландский манер. Стоит он и сейчас, правда, внутри каменного чехла. Троицкая площадь стала так называться, когда в 1710 году здесь выстроили деревянную Троицкую церковь – первую в городе. Отсюда все и началось. Понимая, что жизнь неоднозначна, Петр сразу же распорядился поставить напротив церкви «питейный дом» и Гостиный Двор для торговли товарами с прибывающих кораблей. Злоумышленники Гостиный Двор подожгли. Вскоре они были изловлены и повешены по углам пепелища.
Остров некоторое время служил строгим государственным интересам – в частности, был местом казни. В 1826 году тут, на Кронверке, повесили декабристов. Гораздо раньше, 27 июня 1749 года, по требованию фаворита Анны Иоанновны Бирона на эшафоте Сытного рынка были казнены «заговорщики», не захотевшие жить под пятой иноземца: кабинет-министр Волынский, советник Хрущов и гениальный архитектор Еропкин, автор трех лучей – улиц, отходящих от Адмиралтейства, – благодаря ему наш город так прекрасен.
Четверть века спустя, 15 сентября 1764 года, на том же рынке был казнен подпоручик Смоленского пехотного полка Василий Мирович, предпринявший попытку освободить из Шлиссельбургской крепости и посадить на престол несчастного сына Анны Леопольдовны, Иоанна Антоновича.
Город разрастался вокруг Троицкой площади. О том, кто селился тут, говорят названия улиц, до сих пор сохранившиеся или заново восстановленные: Большая и Малая Дворянские, Пушкарская, Зелейная (слово «зелье» означало порох), Монетная, Ружейная.
ДВОРЯНСКОЕ ГНЕЗДО
На Дворянских, Большой и Малой, селились вельможи. Традиция эта сохранилась и до последних времен. В тридцатые годы прошлого века над площадью поднялся огромный конструктивистский Дом политкаторжан. Ясно, что те, кто при царе были политкаторжанами, стали в советское время большими начальниками, хотя жизнь в том доме была неспокойная. Из 144 семей 132 оказались выселены. И многие из жильцов снова вернулись на каторги, гораздо более суровые, нежели царские. Однако статус «Дома для начальства» сохранился. Один мой знакомый врач, родом из старой революционной семьи, жил в этом доме этажом выше знаменитого секретаря обкома Григория Романова. Даже фамилия – царская! Жизнь у моего друга была напряженная – то его не впускали в подъезд, то не выпускали: «Подождите минуточку, Григорий Васильевич выйдет». Мой знакомый даже хотел поменять квартиру, но его вызвали в ЖЭК, где какие-то строгие люди объяснили ему, что квартиры в таких домах не меняют.
К этому дому пристроили в 1964 году еще один дом для высшей партийной номенклатуры. По аналогии с бывшей Большой Дворянской улицей и благодаря составу жильцов дом этот прозвали в народе «Дворянским гнездом». Дом этот гордо возвышается над первым домиком Петра, который даже вместе с каменным флигелем, внутрь которого он помещен, кажется крохотным. Кроме вельмож, в новый дом также селили и «отборную» интеллигенцию.
Я там бывал с моим приятелем Лешей Лебедевым – в квартире, подаренной властью его отцу, замечательному актеру Евгению Лебедеву. В те далекие шестидесятые квартира казалась непривычно огромной, барской. Тем более что она была соединена пробитой в капитальной стене дверью, соединяющей квартиру Лебедева с квартирой еще более знаменитого Георгия Товстоногова, с которым они были родственниками, поскольку Евгений Лебедев был женат на сестре Товстоногова Натэлле, женщине тоже весьма известной в городе, властностью не уступающей своему великому брату. Все-таки сильные люди неплохо могли поставить себя и в советское время, и даже могли уверенно пробивать по своей прихоти капитальные стены в вельможных домах. Обе квартиры демонстрировали, чего может добиться талант, помноженный на энергию, заслуженный апломб и деловую хватку. По стенам сияли многочисленные портреты двух гениев, исполненные такими же знаменитыми художниками, как и сами портретируемые. Художники были как наши, так и самые известные в нашей стране зарубежные – помнится, я там видел работу Ренато Гуттузо, гремевшего тогда у нас. Кроме того, стены пестрели афишами премьер и гастролей на всех языках, акварелями, экзотическим сувенирами, театральными и ритуальными масками. То был музей таланта, успеха, международной известности, произведший, помнится, на меня неизгладимое впечатление. То было время, когда еще зарубежная роскошь не проникла к нам. Но в эти две квартиры она уже проникла! Помню комфортное, коричневой кожи, кресло Товстоногова. Великие люди у нас были всегда!
Под окнами сверкала широкая Нева, за ней вдали можно было разглядеть великолепную решетку Летнего сада. Прекрасна жизнь в нашем городе – особенно если она удалась.
Однако прелесть Петроградского острова в том, что он сберег статус острова, не стал центром города, сохранил вольный дух, сельский колорит. Все-таки хорошо, что не все замыслы Петра сбылись, в ухабах и рытвинах истории иногда оказывается очень уютно. Все-таки не захотели вельможи при Петре жить на отдельном острове, переехали на континент, да и сам Петр построил себе сравнительно благоустроенный дом на той стороне, в Летнем саду.
Благодаря этому пару столетий Петроградская сторона сохраняла прелесть захолустья, и мы это отчасти еще застали: Петроградская абсолютно не похожа на центр. Бурная застройка ее началась только после строительства Троицкого моста, представляющего собой технический и художественный шедевр. Произошло его открытие в 1906 году, в годы расцвета архитектуры стиля модерн, благодаря чему Петроградская представляет собой волшебное царство великолепного, затейливого, уютного стиля – гораздо более человеческого, индивидуального, прихотливого, гораздо более приспособленного к наслаждениям, нежели государственный и вельможный стиль центра. Жизнь вела меня вглубь этого острова, даже манила. Остров этот не похож на остальной четкий, правильный, расчерченный регулярный Петербург. Петроградская дышит простором, вольностью, манит непредсказуемостью, неправильностью, асимметрией.
Сразу за Кронверком начинается привольный парк с романтическим мостиками, каменным таинственным гротом. Какой-то красивый загадочный дом виден за зеленью. Это Институт ортопедии – одно из самых красивых творений Мельцера, мастера модерна. Фасад облицован цветной плиткой и керамикой. Главное его украшение – майоликовое панно по эскизу Петрова-Водкина «Мадонна с младенцем», которую также неофициально называют «Мадонна с фиалковыми глазами». Когда идешь через этот парк, можно услышать звериное рычанье – на берегу Кронверки поселился зоопарк, но иногда забываешь об этом и вздрагиваешь – «где это я?». Часть Кронверки отгорожена решеткой, и там кишит утиная, гусиная и прочая пестрая плавучая птичья жизнь. Кроме законных обитателей зоопарка там наверняка кормится масса дармоедов. Приятно после каменного Петербурга расположиться на травяном скосе кронверкского берега – одного из немногих, не одетых камнем; разуться, откинуться, греться, любуясь движением жизни в просвеченной солнцем воде.
Однажды мы с двумя друзьями, раскинув богатую закуску на траве, выпили тут и сладко задремали. Когда же мы вышли из забытья, увидели, что от нашей закуски не осталось ни крошки, лишь мокрые растерзанные газеты. А эта, как писал о ней Ильф, «мелкая птичья сволочь», как ни в чем ни бывало пищала и крякала за металлической сеткой, словно она и не касалась нашей закуски и погибает от голода! Петроградская сторона – это почти что джунгли. Впрочем, ради развития цивилизации приходится эти джунгли покидать. Пройдя мимо могучего памятника «Стерегущему», на котором два бронзовых матроса открывают кингстоны, чтоб затопить свой корабль и не отдать его японцам, выходишь на широкий и длинный Кронверкский проспект.
Тут тебя снова встречают роскошные, уютные, созданные не для службы, а для уюта, «дети модерна» – особняк премьер-министра Витте, а также его доходный дом.
ОСОБНЯК КШЕСИНСКОЙ
Но лучший образчик «модерна», стиля сугубо индивидуалистического, приспособленного к мечтам и капризам заказчик,а – особняк знаменитой балерины Кшесинской, встречающий нас прямо при въезде на Петроградскую сразу за Троицким мостом. Возлюбленная Николая II, а после его женитьбы – одного из великих князей, балерина Мариинского театра Матильда Кшесинская и сама была личностью значительной, умела поставить себя в жизни и в балете и, согласно документам, внесла на строительство особняка 88 тысяч собственных трудовых рублей. Дом выстроил один из гениев петербургского модерна с громкой фамилией – Гоген. Внутри особняка весьма уютно, чувствуется, что все сделано для удобства и наслаждения – Зимний сад, уютные гостиные с огромными фигурными окнами (одна из прелестей модерна).