• la maison— «семья», «знатный, прославленный род».
«Moqueuses, denigrantes, jalouses, avares, ces maisons se marient entre elles, se forment en bataillon serre pour ne laisser ni sortir ni entrer personne; les creations de luxe moderne, elles les ignorent» (Les Illussions Perdues). «Насмешливые, злоязычные, завистливые, скупые, эти семьи роднятся между собой и, образуя замкнутую касту, не дают никому ни входа, ни выхода; им неведомы измышления современной роскоши».
Отдельное микрополе образуют единицы, в семантике которых выделяется признак «знатное происхождение»:
• la noblesse— «знать», «дворянство»
«…ils approchaient trop la noblesse de cour pour se commettre avec les niaiseries de la province» (Les Illusions Perdues). «…они были слишком близки к придворной знати, чтобы снисходить к провинциальной мелюзге».
• l’aristocratie— «аристократия».
Любопытно, что до 1798 года словарь фиксирует лишь одно значение слова— «политический режим, при котором исполнительная и законодательная власть принадлежит группе знатных людей». Изменение значения слова «аристократия» мы отмечаем в DAF 1798 года: «каста привилегированных знатных людей, «из бывших» (как называли тогда аристократов эпохи Французской Революции. — Л. П.), противников нового правительства». Лишь в DAF 1835 года мы находим близкое нам современное толкование слова «аристократия» — «1а classe noble» («благородный класс»).
«La reprobation de I’aristocratieparisienne n’etait pas comme celle des souverains d’Angouleme…» (Les Illusions Perdues). «Парижская знать оказывала презрение по-иному нежели ангулемские властелины…»
В семантике следующего микрополя присутствует указание на «избранность»:
• l’elite du beau monde — «элита высшего света», «избранное высшее общество»
«Vous ne refuserez pas une femme charmante, jeune, et chez qui vous trouverez Гelite du beau monde» (Les Illusions Perdues). «Вы, конечно, не откажете прелестной молодой женщине, у которой бывает избранное общество».
• la fleur de I’aristocratie — «цвет аристократии»:
«La fleur de I’aristocratie fut conviee pour entendre une grande oeuvre que devait lire Lucien» (Les Illussions Perdues). «Цвет аристократии приглашен был послушать великое творение, которое должен был прочесть Люсьен».
• l’elite de la compagnie — «избранное общество»
«Ces personnes, qui certes etaient I’elite de la compagnie furent revues par un froid silence et par un respect plein de jalousie, surtout quand chacun vit la distiction de l’acceuil que luer fit madame de Bargeton» (Les Illusions Perdues). «Эти люди, составлявшие, несомненно, избранное общество, были встречены ледяным молчанием и почтительность, исполненной зависти, особенно когда заметили, какой необычный прием оказала новоприбывшим г-жа де Баржетон».
• la creme— «сливки общества»
• la societe d’elite— «элитное, избранное общество»
«…dans le grand salon a la Louis XIV, fait au temps de Louis XIV sur le modele de ceux de Versailles, ou se trouvait cette societe d’elite, la creme de Paris, nommee alors le petit chateau» (Splendeurs et Miseres des Courtisanes). «…в большой гостиной в стиле Людовика, отделанной в ту же эпоху, по образцу гостиных Версаля, где собиралось избранное общество, сливки Парижа, так называемый Малый Двор».
Особый ряд составляет парижское высшее общество, куда помимо лексических единиц monde, haute societe, aristocratie в сочетании с прилагательным parisien входят:
• tout Paris — «весь Париж»
«Le succes enflait les voiles de son esquid, il avait a ses ordres les instruments necessaires a ses projets: une maison montee, une maitresse que tout Paris lui enviait, un equipagen enfin des sommes incalculables dans son ecritoire» (Les Illusions Perdues). «Успех надувал паруса его челна, ему предоставлены были все средства к осуществлению его замыслов: открытый дом, любовница на зависть всему Парижу, собственный выезд, наконец, несметные сокровища, таившиеся в его чернильнице».
• le faubourg Saint-Germain— «предместье Сен-Жермен», «предместье»
«Les manieres, le parler, en un mot la tradition faubourg Saint-Germain est a Paris depuis environ quarante ans…». (La duchesse de Langeais) «Сен-Жерменское предместье co своим говором, манерами— одним словом, особыми традициями, вот уже около сорока лет занимает в Париже то же положение…»
• le Paris des Champs-Elysees— «Париж Елисейских полей»
«Le Paris des Champs-Elysees admira ces deux amants» (Les Illusions perdues). «Париж Елисейских полей восхищался любовниками».
• le Petit Chateau — «Малый двор»
«А cette epoque, la mode commen^ait a mettre au-dessus de toutes les femmes celles qui etaient admises dans la societe du faubourg Saint-Germain, dites les dames du Petit-Chateau, parmi lesquelles madame de Beau-seant, son amie la duchesse de Langeais et la duchesse de Maufrigneuse tenaient le premier rang» (Le Pere Goriot). Парижский свет делился на кварталы: Сен-Жерменское предместье, предместье Сент-Оноре, квартал Шоссе-д’Антен, квартал Маре, что позволяло определять по адресу особняка, к какой из светских «партий» принадлежит его обитатель. Кварталы отличались один от другого нравами, нарядами, манерой говорить, и различия эти были весьма значительны.
Подводя итог анализу лексико-семантического поля «высшее общество», отметим, что при изучении словарных дефиниций слов обозначенного поля был выявлен ряд опорных компонентов определений, такие как: richesse, bonnes manieres, education, dignites, pouvoir. Многочисленны случаи, когда актуализируются второстепенные значения слова, т. е. то значение, которое в первой половине XIX века занимало далеко не первое место в семантической структуре слова, становится доминирующим.
Стендаль и музыка(описание как артефакт)
Не все любители творчества Стендаля (Пьера-Анри Бейля), автора «Красного и черного», «Пармской обители» и «Итальянских хроник» могут вообразить себе его как искусствоведа, как создателя определенных художественных вкусов, как популяризатора незнакомой музыки и живописи. Однако судьба этого писателя складывалась так, что знакомство с новыми видами искусства за границей, в Италии, продиктовало ему свои идеи и свои правила, формируя его литературные принципы. Сначала его взволновали живопись (незнакомые французам итальянские шедевры) и музыка (симфонии, опера), потом «письмо» письма (отточенные образцы эпистолярного жанра) и театр (живость и точность диалогов, творчество либреттистов). Наследник просветителей, поклонник романтизма, он живой участник истории и дипломат, а значит — политик. В своих романах он суше и аскетичнее ранних французских романтиков, но оптимистичнее тех, кого называют критическими реалистами, вроде Бальзака и Флобера. Читая любые итальянские заметки Стендаля («Рим, Неаполь, Флоренция», «Прогулки по Риму», «История живописи в Италии», «Письма об итальянской музыке», «Жизнь Гайдна, Моцарта, Метастазио», «Жизнь Россини») переполняешься его настроениями и абсолютно ему доверяешь, хотя со времени создания этих заметок прошло немало времени. Италия была источником вдохновения для всех европейских авторов, начиная с эпохи романтизма и продолжает оставаться таковой и по сю пору. Очевидно поэтому записки Стендаля об Италии и специфике ее всепокоряющего искусства в музыкальной композиции и живописи не утрачивают своего значения в наши дни.
В своих дневниках Стендаль не раз заявлял, что вкус к познанию Италии как страны величайших творцов, ему привила Жермена де Сталь, создавшая роман «Коринна или Италия»81, где простой романтический сюжет перенасыщается наблюдениями искусствоведческого порядка. Многочисленные описания памятников архитектуры, живописи, музыки и поэзии заслоняют любовную историю. Она менее интересна, чем наблюдения писательницы, повествующей об искусстве и архитектуре. Кроме того, де Сталь противопоставляла «южную» литературу «северной». Литература Юга вдохновляется античными образами, подчиняющимися условным правилам, литература Севера (английская, немецкая, скандинавская) проникнута чувствительностью, меланхолией, порожденной ощущением неполноты и несовершенства жизни. Поэты Севера находят образы в своем воображении, поэты Юга многое заимствуют у древних. Эти размышления тоже нравились Стендалю, думавшему об Италии, как о стране запрограммированного счастья. Зеленые долины, яркое солнце, синее небо сами по себе способствуют постоянно хорошему настроению, не то, что дождь и холодные ветры туманного Альбиона. В эссе «О любви» он пишет о том, что в Италии люди влюбчивы, они следуют вдохновению данной минуты, а затем их чувство колеблется между ненавистью и страстью. Безмятежный досуг под ясным небом делает людей чуткими к восприятию красоты.
Совершенно в духе современной теории межкультурной коммуникации он отмечает в своих записках характерные черты итальянцев и противопоставляет их французам. Поведение итальянцев, пишет он, всегда отражает их душевное состояние. Они любят музыку, которая порой заставляет их грустить, но все же облегчает тоску. Французам музыка не приносит утешения, у них вообще все, что связано с чувством, воспринимается прохладно. Они огорчаются от тщеславия, а их скуку может рассеять только разговор, остроумная беседа, словесная игра. Именно последняя для них источник всего наиболее важного. «У двадцати беззаботных итальянских оборванцев, т. е. ладзарони, распевающих по вечерам на набережной Кьяйи, пожалуй, больше любви к музыке, чем у всей шикарной публики, которая собирается по воскресеньям в Консерватории на улице Бержер».82 Рассуждая о музыке, Стендаль явно и скрыто подражает Де Сталь, которая в отдельные главы выделила свои наблюдения о народном празднике и итальянской музыке. Она отмечает, что музыка сильнее всех других искусств влияет надушу. Христиане, как и язычники, распространили власть музыки и на загробную жизнь. Даже Данте в «Чистилище» встречает одного из лучших певцов своего времени и просит его спеть одну из дивных арий. Кто не слыхал итальянского пения, тот понятия не имеет о музыке, пишет она. Наслаждение, доставляемое музыкой, непродолжительно, но музыка умножает духовные силы. Музыка ласково снимает бремя с души у того, кто умеет глубоко и серьезно чувствовать. О действии музыки может отчасти дать представление взгляд влюбленного человека. Иногда с