Обратившись в повести «Мартышка» к мальчику совсем нежного возраста, Мориак показал насколько сложен контакт человека с миром, какие стадии он проходит прежде, чем огрубеет его душа, и он придет к твердому убеждению в необходимости защиты человеческого достоинства с помощью религии, традиций, обычаев, заведенного порядка вещей. Хаос в общих концепциях, неизбежное погружение в них юных существ всегда разрушительно и чревато необратимыми последствиями. Ребенок в этой повести погибает. Покончил ли он сам жизнь самоубийством, «помог» ли ему в этом отец, бросившийся в воду вслед за ребенком, одинаковые ли чувства руководили отцом и сыном в трагический момент, читатель этого не узнает. Он вместе с писателем и участниками истории может только строить предположения. Однако читатель может быть твердо уверен в том, что основания покончить счеты с жизнью были и у того, и у другого. Струны души юного Гийу были натянуты до предела. И не только потому, что его слезы и не вполне привлекательный вид вызывали раздражение у матери, у служанки, у знакомых детей. Такое случается. Ребенку оказалось трудно, не по себе в неразгаданном им мире лицемерия, расколовшемся на две половины, противостояние которых осознать в стране уходящих традиций чрезвычайно трудно.
Неоправданной жестокостью отмечено поведение другого героя Франсуа Мориака — подростка из позднего романа «Подросток былых времен». Юноша постоянно издевается над наивной и робко влюбленной в него девочкой, которая, в конце концов, трагически погибает. Мастерство писателя в этом произведении заключается в том, что он сумел показать, как в душах людей, проявляющих себя с отрицательной стороны проклевываются добрые ростки: способность к нравственному перерождению и душевному сочувствию чужой беде. Эти ростки могут засохнуть, но могут и победить злые побуждения. «Подросток былых времен» по имени Ален Гажак убежден, что от других мальчиков его отличает глубокая религиозность. Он верит в бога, ему «нужен этот поплавок, чтобы удержаться на поверхности нашего страшного мира и не пойти ко дну». Но подобно всем он испытывает влечения плоти, которые в его сознании вступают в вопиющие противоречия с предписываемой религией «чистотой». В этом романе Мориак с новой силой продемонстрировал, что человеку, не отступая от десяти заповедей, необходимо еще и мыслить самостоятельно, быть личностью, и, преступая божье на земле заслужить, быть может, «вечное спасение».
Английский писатель Ивлин Во стал знаменитым, опубликовав роман о «золотой молодежи» «Мерзкая плоть» (1930). Молодыми отвергнуты и списаны все нравственные нормы, которых придерживались их отцы и деды. Они веселятся, хорошо, элегантно одеваются и ведут вызывающе паразитический образ жизни. Не оперившись, не став людьми, они ищут приключения, вступают в случайные связи и даже рожают детей, не понимая, зачем это делают. Поэтому реплика «Слава богу!» одной из героинь, узнавшей о гибели своего сына, звучит нарочито двусмысленно, и читатель должен догадываться, то ли героиня рада тому, что погиб ее сын, а не любовник, то ли она чувствует облегчение оттого, что со смертью сына устраняется последняя причина, препятствовавшая тому, чтобы она покинула родовое гнездо. Можно допустить, что в ее голове проносятся и еще более страшные мысли. «Упадок и разрушение» традиционного существования английской аристократии находят в романах Ивлина Во разнообразное отражение. Прежде всего, мы его замечаем в кризисе самой идеи Дома, домашнего очага, родового гнезда. Старинные дома и усадьбы в эпоху И. Во изуродованы, перестроены, загрязнены, заражены ненавистным торгашеским духом.
В семидесятых-восьмидесятых годах прошлого века много спорили о том, следует ли говорить о писателях— католиках, о верующих, водящих пером, или просто о католических писателях, проводниках официальной веры. Останавливались на первом и последовательно критиковали второе. Однако все, что было свойственно религиозной идеологии активно проникало в романы, заводя порой в тупик рецензентов, представляющих епископат.
Современник на пути к Богу — сложное существо. И самое элементарное, и самое потаенное вступают в нем в рискованные отношения. Божественное в героях писателей-католиков не просто подмешанная приправа. Католическое мироощущение разлито в воздухе их произведений, не переставая выглядеть реально и быть правдоподобным. Герои вынужденно, в согласии и противоречии со своей совестью, решаются на те или иные поступки. Они могут думать о достижении «совершенства» (социального или морального?) на земле и потому им жить мучительно. Они могут не думать об этом вовсе, однако это не означает, что жизнь не столкнет и тех и других со сложными ситуациями выбора, зрелого решения. Мир постоянно испытывает человека на прочность, мало, кто выдерживает эти испытания, ибо на пути к Богу встает слишком много преград. «Холодная душа, — пишет Франсуа Мориак, — восхищается собственной холодностью, не задумываясь над тем, что ни разу в жизни, даже в самом начале своих поисков путей к совершенству, она не испытала и тени чувства, которое хотя бы отдаленно напоминало любовь, и что она всегда обращалась к господу только для того, чтобы призвать его в свидетели своих «необыкновенных достоинств». Люди тщеславны и честолюбивы, не давая себе труда размышлять о ближнем, они совершают много непоправимых ошибок. Особенно в последнее время, когда они начали заменять религиозное чувство эстетическим переживанием.
В романе «Агнец» двадцатидвухлетний юноша, едущий из Бордо в Париж, чтобы поступить в семинарию, вмешивается в судьбу мужчины, имеющего дурную репутацию, «чтобы наставить его на путь истинный». Ему этому это не удается, и, более того, своими наставлениями он доводит его поведение до абсурдного, из-за чего в итоге пропадает сам. Читателю только остается догадываться, произошло ли в данном случае убийство или самоубийство? Мориак пытается разобраться в ситуации, обозначаемой им словами учителей своего героя как «искушение другими». Юноша чувствует себя ответственным за судьбу встреченных им людей. Однако, как юноша «чистый», он обречен на неуспех, он агнец, которого судьба приносит на заклание, при этом, в сущности, не меняется дальнейший ход событий.
В повести «Галигай», 1952, молодые люди, Николя Плассак и его друг Жиль, чувствуют себя настолько взаимно преданными и настолько близкими Богу, что им трудно помыслить об отношениях с женщинами. Однако пути их складываются по-разному. Жиль счастливо влюбляется и готов к браку. По-другому развивается интеллектуальная сенсорика Николя. Делая первые шаги на пути плотской любви, он сначала подсознательно, а затем все более осознанно отталкивается от присутствия женщины в его повседневности. Его смущает не пробудившееся в нем вожделение, оно минимально, и потому бессмысленной кажется рутина сближения с существом противоположного пола. Он не может сказать, что ему нужна женщина непременно богатая и родовитая, но и ожидающая его честная и бедная женщина тоже ему не нужна.
Роман Мориака «Тереза Дескейру», в сущности, обширный монолог преступницы, хотя писатель присоединяет к нему свой голос, иногда настолько близко, что порой их невозможно отделить. Мориаковская героиня начисто лишена всякого самолюбования и надеется искренностью признания заслужить у себя самой право начать новую жизнь. В эпиграфе роман звучат слова Бодлера: «Боже, сжалься над безумцами, над заблудшими! Заклеймит ли их словом “чудовища” тот, кто знает, почему они существуют, как они стали такими и что было нужно, чтобы спасти их от безумия». Возможно поэтому Тереза мысленно пробегает всю прожитую жизнь, останавливаясь не столько на ее внешних фактах, сколь на истории своей души. У ортодоксальных католиков возникло даже против него обвинение в скрытом фрейдизме, в оправдании злостных преступлений, в небрежении христианскими ценностями. Но тем и притягательно мышление страстотерпца Франсуа Мориака, что он разрушает готовые шаблоны, предъявляющих ему претензии косных пуристов. Литературные приемы писателя формировались под воздействием лучших классиков XIX столетия. Мориак, по его собственному выражению, хотел соединить французскую риторику и русскую сложность. Может, поэтому его романы так глубоки и афористичны.
Католицизм, изображенный в романе Ивлина Во «Возвращение в Брайсхед» — это религия бесконечных страданий и бессмысленных жертв, а вовсе не умиротворения и благодати, как ее чаще представляют. Фанатическая религиозность леди Марчмейн не принесла счастья ни ей самой, ни ее близким. Дрожащий огонек лампады, горящий в жестокие военные годы в часовне Брайсхеда, символизирует для рассказчика в романе и, наверное, для автора также незыблемость этических и эстетических ценностей прошлого, подчинение условностям, соблюдение неписаного кодекса поведения, традиционные ритуалы аристократического стиля жизни. По выходе книги даже среди критиков-католиков мнения разошлись. Одни видели в книге прославление религии, другие двусмысленную интерпретацию религиозной темы. Правы были и те, кто увидел в «Возвращении в Брайсхед» «некролог обреченному высшему свету Англии».
Леди Марчмейн, принадлежащая к земельной католической аристократии, хранительница очага и ревнительница чести дома, ни за что не хочет признать то, что она проиграла битву за сына, воспитав его без истинной любви, во лжи и лицемерии. Ее интересовала только форма, способная увлечь неофитов. Искренне убежденная в том, что творит добро и жертвует собой, маркиза порождает зло и уничтожает естественность и незнакомую ей красоту. Впрочем, приятие веры в конце романа атеистом Рейдером — это в известной степени ее заслуга, хотя значительно большую роль в его решении сыграло вынужденное наблюдение за жизнью столь плохо кончившего сына леди Марчмейн.
Однажды в 1939 г. Сартр в «Нувель ревю франсэз» написал статью о том, что ему не нравится, когда писатель вмешивается в судьбы своих персонажей: он не дает им необходимой для самоопределения свободы в пространстве романа. Критика справедлива, известная заданность свойственна многим из перечисленных произведений. Но у этих авторов важнее литературной техники, искусно продемонстрированной в романах, становится их возможный духовный резонанс. То, что может быть слабостью у одного писателя оборачивается духовной силой у другого. Вслед за Паскалем, в преданности которому Франсуа Мориак изъяснялся во многих статьях и сочинениях, он утверждает, что вера тогда только является истинной, когда она выстрадана жизнью, пережита и только впоследствии интеллектуально осмыслена.