Мак Орлана привлекала пляс Пигаль, как обычного горожанина манит красочный цыганский табор. Он понимал, что проституция — это страшный порок, что она завлекает мужчин, как тех далёких от людей двадцатого века дикарей, рыскавших по лесу за мелькнувшей тенью женщины, блеснувшей на женском теле рыбьей чешуёй. В парке, среди деревьев повесили фонари— это очень красиво— человек бессознательно идет на свет. Так же и мужчина гонится за женщиной, как изголодавшийся язычник. Нищета очень живописна, достаточно прогуляться по тем улицам Парижа, где собираются проститутки, часто грамотные и образованные, среди них группками в послевоенный период стоят американские блондинки, не выучившие французский, но тоже голодные и несчастные, по разным причинам приехавшие на чужую землю. Тут есть женщины всех возрастов, некоторые с детьми, которые осваивают их ремесло. Это целый мир, в котором господствует конкуренция, и потому случаются драки и потасовки среди женщин, и жестокие сцены борьбы между мужчинами-сутенерами. Но это также мир, в котором есть взаимовыручка, человеческие отношения, а главное мечты и надежды, и как выражается Мак Орлан: «Здесь у каждого своя личная религия». Слово «смерть» здесь девальвировано, но сохраняются такие слова-понятия как «дождь», «солнце», а также «страх», «болезнь» и «скорость». У людей, полагает писатель, сегодня те же пороки, что двести-триста лет назад, но они значительно видоизменились. Они не соответствуют своему физиологическому возрасту: «люди плохо стареют». Они заявляют о своей вечной молодости и всячески затушевывают, буквально замалёвывают признаки многих лет. Именно для них, по мнению писателя, и создано было такое искусство как кинематограф, в котором за полтора часа можно прокрутить целую человеческую жизнь или перелистать страницы истории.
В немногочисленных критических изданиях, посвященных Мак Орлану эротические романы писателя обычно обходили стороной. Но один из последних исследователей его творчества Жан-Клод Лами откровенно пишет о том, что между 1908 и 1914 гг. Пьер Мак Орлан опубликовал тринадцать порнографических и полупорнаграфических романов, а между 1919 и 1926 гг. еще три подобных произведения. Некоторые романы он подписывал своим собственным именем Пьер Дюмарше, другие же книги выходили под псевдонимами Сэди Блейкес, Пьер дю Бурдель. И все его экзерсисы подобного рода реально были написаны для того, чтобы в конце месяца не иметь проблем с теми, кому писатель вечно был должен — с хозяином дома, где снимал квартиру, с мясником и бакалейщиком, которые не хотели больше давать в долг, с псевдоучастливыми друзьями и снисходительными издателями. Сегодня, изучая все пласты творчества писателя, критики отмечают, что, Мак Орлан был превосходным имитатором редких авантюрно-эротических романов типа книг о Моль Флендерс и Фанни Хилл, а также маркиза де Сада, в которых он чаще как автор, выглядел просто добросовестным ремесленником: «Пупсик секретарша», «Бэйби, нежная девочка», «Тайна одной недели Венеры», «Женщины света и голубая кровь», «Мадмуазель де Сомранж или приключения либертинки в эпоху Террора», «Прекрасная и ужасная графиня с хлыстом». Но были у него и такие книги, в которых пробивалась его собственная чувственность и собственный опыт, например, «Мадмуазель де Мюстель» — история ложно целомудренной нимфетки, написанная задолго до «Лолиты» В. Набокова. Подобные искренние книги были и у других его современников, если угодно, у соседей по жизни на Монмартре, например, у Альфреда Жарри «Визит Любви», у Гийома Аполлинера «Одиннадцать тысяч», но также у Луи Арагона «Причинное место Ирены» или у Жоржа Батая «История Глаза». На какие только ухищрения ни шли совсем небедствующие издатели эротики, чтобы во времена цензуры и запретов публиковалась подобная литература. Издавая эти книги небольшим тиражом — сто пятьдесят экземпляров— они успевали получить свой куш, до тех пор, пока критики опомнятся и отметят, что в серии «Розовая библиотека» напечатана вовсе не история о примерной и прилежной ученице, а нечто иное, предназначенное совершенно другому читателю.
Поскольку книг эротического содержания у Мак Орлана было довольно много и написаны они были в тот период, когда подобная литература пользовалась спросом в определённых кругах, о его недивных творениях или молчали, или, создавая авторитет будущего академика, совсем сбрасывали со счетов. Дело в том, что уже в XIX веке, по словам идеолога эпохи фашизации Германии, нациста Розенберга, началось влияние той роковой силы, которую ныне принято называть «массовой культурой». Влияние «человека улицы», современной толпы, аморфность её духовной жизни, ничтожество человеческого стада Розенберг называл «формирующим субъективным началом Мирового города», то есть будущих мегаполисов. Ночные кафе для человека улицы стали его мастерскими, рассуждал он. Особым спросом у нацистов пользовалось и эротическое искусство. Розенберг, правда, чаще говорил о современной ему высокой, натуралистической и, с экспрессионистским оттенком, живописи и её великих немецких представителях (Макс Слевогт, Ловис Коринт и др.). Просто порнография пользовалась успехом у людей стоящих ступенью ниже крупного идеолога нацизма, но тоже отстаивающих чистоту расы, беспокоящихся о «нормальном выходе сексуальной энергии». В книгах Мак Орлана нет любезного фашистам нейтрального наблюдения над насильственным сексом, нет и глумления над личностью, нет выжигающих последний стыд эпизодов. Если он невозмутим, бесстрастен и натуралистичен, то ещё совершенно в ренессансном или даже романтическом духе.
Нищета — это толчок к преступлению, думал писатель: «Если я пишу, то только потому, что не хочу стать убийцей». Родной брат Мак Орлана Жан ушел воевать в Иностранный легион, а он, помимо щекочущих нервы книжек, разменивает себя на куплеты для бульварных пьес и стихи для песен начинающих певцов и певичек. Как художник, он очень внимателен к тем женщинам, которые делают сто шагов в квартале Пигаль взад и вперед, особенно к начинающим. Его интересуют и те, кого он называют «женщинами Монмартра». Гривуазные истории преследуют его всю жизнь, и потому некоторые считают «вульгарным автором».
В 1967 году за три года до смерти он получил орден Почётного легиона. Эта награда была вручена Мак Орлану Жоржем Помпиду по предложению министра культуры Андре Мальро. Последний сделал это, внимая своему приятелю литератору Нино Франку, который долго убеждал писателя и выдающегося деятеля культуры предпринять такой шаг. Андре Мальро как министру пришлось подавать доклад в полицию о личности представленного к награде Пьера Мак Орлана, где он отметил у него только четыре порнографических романа, поскольку только четыре романа были подписаны его собственным именем (например, книгу «Мемуары Фанни Хилл»). Награждение Мак Орлана разозлило некоторые правительственные чины, а также истэблишмент. Небольшую группу тех, кого традиционно обозначают как happy few, это наоборот весьма позабавило.
Вернемся теперь к тому моменту жизни Мак Орлана, когда после Руана, он, без гроша в кармане, перебиваясь случайной работой, путешествует, едет то в Палермо, то в Неаполь, Флоренцию, потом в Бельгию, где живет на берегу Северного моря, потом на некоторое время оказывается на Монмартре в Париже, где занимается живописью, рисует карикатуры, иллюстрирует, как художник, песни Аристида Брюана. По выходе книги последний довольно прохладно его напутствует: «Ну давай, малыш, продолжай работать, там посмотрим». В 1904 году Мак Орлан отправляется в Лондон в поисках работы, и просто, чтобы увидеть этот город. Однажды на улице он слышит песню Редиарда Киплинга, первого англичанина, получившего вскоре Нобелевскую премию, 1907, и решает, что ему необходимо познакомиться со всеми книгами этого писателя, оказавшего затем на него, как на человека и художника, огромное влияние. Киплинг был резок, решителен, неподделен. Он повествовал о жизни необычайной, малознакомой. Он сумел выразительно рассказать о казарменном быте, не зная эстетской брезгливости и проявляя бесстрашие в обращении с обыденным материалом. И это всё вместе, не говоря уже о том, что он напомнил мужчинам, что они должны оставаться мужчинами, сильно подействовало на ищущего приключений в литературе и жизни молодого француза. В 1905 году Мак Орлан оказывается на военной службе в Мурмелоне: «Как только я переоделся солдатом, тотчас же ко мне пришло чувство свободы. Я был теперь такой же человек, как все. Я больше не был сирым и голодным. Все внешние последствия моей нищеты смыло с меня как по волшебству. У меня был костюм, чистое обмундирование. Я больше не стеснялся пытаться реализовать свои планы. Я даже мог теперь лгать и придумывать себе достойное прошлое».242
Только в 1910 году свободному художнику Пьеру Дюмарше (Мак Орлану) удалось приблизиться к литературе. Он начинает писать для еженедельников «Рир» (Смех) и «Сурир» (Улыбка), а с 1911 г. для ежедневника «Журналь», где публикуются его юмористические рассказы, которые он сам же и иллюстрирует. Произошло это так. Художник Гюс Бофа, отец которого был полковником от инфантерии, что для Мак Орлана было немаловажно, поскольку его собственный отец был только лейтенантом, предложил начинающему мазилке сделать подписи для его рисунков, и 16 июля 1910 года в еженедельнике «Рир» появляется серия рисунков Мак Орлана: «Неделя авиации в Джаксон сити», где рядом с надписями под рисунками впервые напечатана его подпись — подпись человека, отвечающего за текст. Впоследствии об издателе и художнике, который раскрыл его талант и стал его другом, он напишет две книги и дюжину статей. Война 1914–1918 гг. разлучила друзей. Вернувшись с войны, он увидел Бофа раненым в ногу, которую прорезала пулеметная очередь. Врачи все время предлагали ему её отрезать, но он в течение долгих лет умудрялся её сохранять, соблюдая строжайшую диету и строгий распорядок дня. Для Мак Орлана особенно памятной оказалась работа Гюса Бофа над иллюстрациями к «Дон Кихоту». Художник легко одолел четыре тома Сервантеса, сделав многочисленные иллюстрации, и закончил последний том остроумной виньеткой, изображавшей идальго Ламанчского на смертном одре. МАК Орлан и Гюс Бофа часто рисовали друг друга и писали друг о друге.