От Рабле до Уэльбека — страница 74 из 81

Вернувшись с легким ранением в Париж, Люгр инстинктивно отталкивается от прошлой своей жизни, хотя та манит его обратно. Мак Орлан сравнивает своего Жоржа с Моль Флендерс, которая, оказавшись на дне, не бросает своих благородных привычек. Дни, проведенные лицом к лицу со смертью, у многих на войне зачеркнули их прежние пороки и изъяны, оставив то врожденное настоящее, что было заложено в каждом из парней. И пусть военное мужское братство совсем хрупкое и недолговечное, все же оно незабываемо для тех, кого коснулись события Первой мировой. В Париже любое столкновение со штатскими повергает Жоржа Люгра в гнев, особенно когда ему начинают сочувствовать по поводу его раны. Он по-новому видит людей, поневоле сравнивая крестьян на линии огня, заставлявших чуть ли не насильно брать у них еду с парижскими «читателями газет», замечающими только внешнее, поверхностное, например, новенькую форму и невыдающиеся знаки отличия пехотинца из музкоманды. Они никак не обозначают благодарность тем, кто воюет.

«Пехотинец» состоит из коротких главок, перелистывающих одна за другой дни войны, отпуска по ранению, перемирия и, наконец, полного затишья. В самой последней главе автор сообщает, что один из главных героев романа, пулеметчик и друг Жоржа Люгра, Бури дан поселился в доме у дороги, ведущей в Верден. На высоких точках Верденского поля гигантские буквы, из которых складывается слово— ТИШИНА. Сюда приезжают туристы на автобусах. Они смеются и фотографируются, потом тоже затихают. Как замечает автор, элегантная женщина не понимает, как её вид неуместен на краю траншею. В то же время Буридан, потягивающий зажженный табачок из пустой гильзы, сидящий рядом с заржавевшей каской и растущим сквозь нее одуванчиком — необходимая часть пейзажа. Страницы Первой мировой не уходят из памяти Мак Орлана.

Любопытно, как в романе «Пехотинец» автору удалось рассказать о любви через письма, которые Жорж Люгр получает на фронте от своей женщины и на которые он исправно отвечает. Написанные часто на арго, по-своему деловитые послания женщины Люгра по имени Марсель рассказывают о ее преданности, несмотря ни на что, ведь её занятия не лучшая в мире профессия. Марсель шлет «своему солдатику» немалые для того времени деньги, которые она зарабатывает, живя с «тыловой крысой». Потом она увлекается американским отставником офицером, который ее поколачивает, но обещает жениться и увезти в Штаты. Этого не происходит, но Марсель все равно оставляет Люгра, уехав в провинцию с одним монмартрским художником. Она обвиняет Жоржа в том, что хотя у него есть голова, он вряд ли изменится, а ей опостылела та жизнь, которую она вела, ей хочется стабильности и существенных перемен. Жорж обижен, он сам думал о переменах, но первая свои соображения высказала Марсель, женщина, чья материальная поддержка на войне была ему очень нужна. Письма Марсель и Жоржа— своеобразная и колоритная переписка сутенера и проститутки, людей, как начинаешь понимать из романа интересных и одаренных. Их опыт в конце концов, должен вывести их в люди. Без рассуждений о морали и излишнего романтизма Мак Орлану удалось рассказать об искренних чувствах и поворотах судьбы реально знакомых ему персонажей.

Когда для Франции началась Вторая мировая война (1939) и состоялись первые бомбёжки, Пьер Мак Орлан, живший в Сен-Сир-сюр-Морене, вместе со своей супругой покинул дом и присоединился к толпам людей на дороге Исхода. Затем, как известно, после так называемого «перемирия», заключенного с немцами правительством III Республики на севере страны возникла так называемая «северная зона», где немцы были полными хозяевами. На юге же, в так называемой «свободной зоне» главенствовал маршал Петэн и его правительство, обосновавшееся в Виши. Париж был объявлен «открытым городом», его никто не защищал, и немцы вошли туда 15 июня 1940… года через пять дней после отъезда оттуда французского правительства. На всех официальных зданиях Парижа и на Триумфальной арке были вывешены огромные немецкие знамена со свастикой, по размерам напоминающие двуспальные простыни. Для писателей, не имевших своего состояния, ситуация в практически полностью оккупированной стране стала трагической. Бумаги не хватало, издатели не хотели публиковать ничего нового. Читательская публика сократилась до того меньшинства, «кто читает» в оккупированной зоне, то есть там, где обосновалось французское правительство.

Некоторые парижские издатели вообще закрыли свои дома, другие же попытались перебраться в «свободную зону», где им приходилось «начинать всё сначала». Единственным местом работы для пишущего человека могла стать регулярно выходящая пресса. Или точнее то, что от неё осталось.

П. Мак Орлан вернулся к себе домой, как только Исход был остановлен. Наступавшие по дорогам Франции немецкие солдаты насильно возвращали часть беглецов обратно. Писатель и его жена оказались среди тех, кого вернули, и они нашли свой дом в целости и сохранности. Когда П. Мак-Орлан зашел в свой кабинет, то обнаружил там записку от немецкого офицера, который был в нём на постое. Незваный гость на хорошем французском языке приветствовал хозяина дома, признавался в любви к литературе и объяснял, что он видел однажды Мак Орлана в Гамбурге и знает его эссе, посвященное этому городу. Его последние слова были следующими: «Я возвращаю вам ваш дом, где я имел удовольствие провести в тишине долгие часы. Надеюсь, что случай или судьба захотят, чтобы мы встретились с вами снова и совсем при других обстоятельствах».247

Это почти буквально тот случай, который был описан в романе Веркора «Молчание моря» (1942). Молодой немецкий офицер, образованный, предупредительный и деликатный, в прошлой своей жизни композитор, Вернер фон Эбреннак оказался постояльцем в доме пожилого француза, жившего вместе со своей внучкой, учительницей музыки. Влюбленный во французскую культуру фон Эбреннак искренне верил, что идя во Францию, фюрер и его армия помогут Франции стать сильнее. Франция в свою очередь облагородит немцев своим искусством. Вспыхнувшее внезапно чувство симпатии, а потом и любви фон Эбреннака и юной француженки, начавшись в полном молчании, в полном молчании и окончилось. Офицер не захотел больше оставаться во Франции и отправился на восточный фронт. «Молчание моря» — первая французская повесть о Сопротивлении, шедевр подпольной литературы.

Немец, который жил в отсутствии Мак Орлана в его доме, действительно мог видеть писателя в 1934–1935 гг. у себя на родине в Гамбурге, о котором французский автор написал книгу-очерк «Гамбург», наподобие физиологических рассказов о городах Золя (Париж, Лондон, Лурд) или Эсы де Кейроша (Лиссабон). Для французского писателя этот немецкий порт— притягательное место, заметно оживающее на его глазах после травм Первой мировой войны. Средневековый город, необыкновенно разросшийся, ставший по преимуществу коммерческим, «механизирован удивительно красиво, на манер оперных декораций». В порту высятся стотонные башенные краны, громоздятся океанские пароходы. У самого моря раскинулся большой рыбный рынок, где много живописных торговцев и торговок дарами моря, хранящими здесь свою свежесть и свои ароматы. Живое и мертвое, но величественное и современное, французский поэт-художник воспевает в футуристическом духе. Если Шостакович в России услышал музыку «Болта», то Мак Орлан, наподобие других своих современников-футуристов, почувствовавших поэзию свай и роторов, механических сцеплений и металлических стяжек, говорит, что этот город сочится золотом и машинным маслом, запах которого смешивается с соленым морским ветром, «налетающим со стороны международного моря, и это лишает большой порт его целомудрия». Закованный в бетон и железо, но как будто голый и больной, Гамбург притягивает к себе фантастическую энергию, которой хватает и на людей истощенных войной. Издание этого очерка было снабжено фотографиями немецкого фотографа Ганса Артца, хорошо оттеняющими авторский текст.

Весь период немецкой оккупации Пьер Мак Орлан оставался у себя в Сен-сир-сюр-Морене и почти не страдал от каких-либо ограничений военного времени. У него на кухне не переводились ни куры, ни кролики, всегда был козий сыр и молоко. Некоторые из своих рукописей он обменивал на табак и коровье молоко, ткани или, например, брюки для гольфа, большим любителем которого он был с юных лет. Доводилось ему наведываться и в Париж вместе с одним из своих соседей, бывшим шофером автобуса, имевшим свой транспорт. Но он мог проделать тот же путь и на поезде, только с пересадкой. Пьер Мак Орлан не хотел иметь ничего общего с политикой. Часто пессимист, и в особенности, скептик, писатель считал всякую борьбу идей бессмысленной и безысходной. Он не хотел быть ангажированным писателем, хотя еще в 1936 году он в печати выступал в поддержку Франко, «офицера легендарного мужества», ведь он очень хорошо представлял себе будни Иностранного легиона и зарождающуюся борьбу красных против фалангистов.

Боясь нищеты, Пьер Мак Орлан начал работать в вишистской прессе у коллаборационистов, хотя делал это, не вставая на их сторону. Он вел колонку литературной хроники. Небольшие статьи за его подписью появлялись газетах «Ле нуво Тан», «Комба» и в журнале «Легион». Последнее издание курировалось Легионом французских бойцов, который возглавлял Петэн, Верденский победитель. Пьер Мак Орлан, солдат первого класса Первой мировой был награждён военным крестом. У него были свои причины доверять этом у человеку. В рождественском номере одного журнала за 1942 год между статьей Леона-Поля Фарга, умершего в 1943, озаглавленной «Франция», и «Молитвами Деве» католика Ланцо дель Васта Пьер Мак Орлан в статье «Песня для одного» рассказал о тихой мирной жизни французских деревень в Шампани, где возле памятника бойцам Первой мировой постоянно устраивают траурные церемонии. Возле могил можно тихо запеть, но все молчат, «и дух песни рождается из лесных испарений, из туманов над каналами, из грязи и тепла тех хижин и амбаров, в которых коротали ночи друзья-однополчане Первой мировой».