А Первого мая все как будто сорвались с привязи. Солдат на улицах стало в два раза больше, рабочие вышли на улицы, и подогреваемые воинственными лозунгами от Петросовета, огромными толпами перли к Мариинскому дворцу, требуя… А что же они требовали? Выкинуть сторонников войны «октябриста» Гучкова и «кадета» Милюкова из правительства, заменив их на сторонников войны от левых партий? Временное правительство, опасаясь, что возбужденные толпы вооруженных людей сметут их, вели кулуарный торг с социалистами из Петросовета, пытаясь сосватать им несколько малозначительных министерские постов, и на этом основании объявить о формировании правительства «народного доверия», в то время как социалисты, не желая нести политической ответственности за обстановку в стране, которая абсолютно не желала меняться в лучшую сторону, вяло отбивались, ведь критиковать всегда легче, чем что-то делать.
Я вошел в кабинет, с наслаждением скинул куртку и начал расстегивать ремни, крепящие кирасу, когда в оконное стекло прилетел небольшой камешек.
На дворе стояла глубокая ночь, мы только что вернулись с небольшой вылазки на Васильевский остров, где на Среднем проспекте загнали во дворы группу солдат Волынского полка, одного из самых «левых», что, руководствуясь классовым сознанием провели обыски и реквизиции в пользу революционных масс ценностей из двух квартир профессоров университета.
Очередь из пяти патронов показала, что их десяток винтовок против наших двух десятков автоматов «не пляшут», а ждать помощи в лабиринте проходных дворов глупо, поэтому, после получаса переговоров бойцы подняли руки, сдали оружие и патроны, а также «буржуйское» добро, уложенное в вещевые мешки, смиренно получили несколько затрещин и, пообещав устроить «ментам» веселую жизнь, гордо удалились в сторону своих казарм. Мы же, повозившись с возвращением потрясенным потерпевшим их столового серебра, шубы, бархатных штор, пары портсигаров и глобуса на бронзовой подставке, вернулись в свое расположение очень поздно, и сейчас я хотел только скинуть с себя все это железо и отправиться домой, к молодой жене и теткиным пирогам…
Пришлось выключать свет, и осторожно приоткрыв половинку рамы, выглядывать наружу.
Мой ряженый «морячок», спрятавшись за углом госпиталя, махал белым платком. Я вздохнул и начал натягивать куртку поверх, так и не снятой кирасы. Не то, чтобы я не доверял своему агенту, внедренному в рабочий отряд большевистского райкома в качестве инструктора боевой подготовки. Хотя, кого я обманываю — некоторым лицам с авантюрным складом характера, а мой агент был из таких, я не доверял. Вполне вероятно, что он решил сделать карьеру в организации своих подопечных, а что может быть лучшим вступительным взносом, чем моя голова, принесенная на блюде по старинному обычаю.
— Что случилось? — я подходил медленно, направив короткий ствол револьвера — «бульдога», не вынимая его из кармана куртки в сторону темного силуэта, стоящего в тени у здания госпиталя. Карман этот молодая супруга зашивала уже трижды, давно перестав ругаться и лишь горячо молясь по ночам на старую икону «Казанской Божьей матери», висящей в углу спальни, когда думала, что я сплю, умоляя Заступницу уберечь неуемного Павлушу.
— Анюта сегодня не пришла, а дело неотложное. — «моряк» достал папиросы, но передумал и сунул пачку «Пушки» назад в карман: — Очевидно, завтра будет дело.
По городу последние дни постреливали, как будто был не май, а февраль, после того, как я сократил зону милицейского контроля, тут же подняла голову юная поросль «рощинских» хулиганов, и с молодой девахой, одетой под «гулящую», могло случится все, что угодно.
— Говори.
— Верно, что завтра будет дело. — «моряк» все-таки отступил за угол и закурил свои дешевые папиросы — раньше он курил что-то более солидное.
— Какой план у твоих бойцов?
— У них во дворце есть человечек, истопник. Он им утром одно из окошек в Новом переулке откроет. Они хотят в зал, где заседание проходит правительства проходит, ворваться и гранатами всех забросать.
— Как ты узнал? Тебя звали?
— Нет, я им сразу сказал, что без приказа центрального комитета ни в каких играх участвовать не буду и им не советую. Они как-то сунулись е председателю райкома, мол, надо бы предателей рабочего дела и буржуев активней к ногтю прижать, но он им тоже сказал, что без приказа городского комитета никак нельзя, а кому что не по нраву — сдавай оружие и иди гуляй или в цех работать, мол, нужда есть только в дисциплинированных бойцах. А услышал я случайно, курил за толчком, а там двое срать сели и стали обсуждать завтрашнее дело, а стены из досок, тонкие, вот я все и услышал.
— Если завтра не появишься с утра — подозрений не вызовет?
— Я завтра и не собирался появляться, сказал, что к куму на крестины надо съездить в Тосно надо съездить на пару дней.
— Отлично. Значит постой здесь, я сейчас тебе твою одежду принесу, переоденешься, усы сбреешь и снова станешь агентом сыскного отдела милиции Тереховым, а с моряком надо заканчивать. Завтра — послезавтра подберешь труп подходящий, оденем в твою форму и возле Забалканского проспекта в переулок переулка подбросим, в укромное место, но, чтобы обязательно кто-то нашел. Давай, жди, я через пять минут обернусь.
В итоге домой я попал только через час, а встал с рассветом, проспав только пару часов, а как только позволили приличия, попросил соединить меня с квартирой городского прокурора.
— Доброе утро, Павел Николаевич. Котов Павел Степанович беспокоит. Мы сможем встретится прямо сейчас. Вопрос чрезвычайной важности.
Надо ли говорить, что прокурор столицы Империи был недоволен, когда я через двадцать минут вошел в столовую его просторной квартиры.
— Вы очень быстро приехали. — господин Переверзев встал и пожал мне руку: — Не угодно ли чаю?
— Если вас не затруднит, а то я, в связи с полученными мной ночью чрезвычайно важными сведениями, не завтракал.
— Даже так? — Павел Николаевич дал знак замершей за моей спиной горничной и, через несколько секунд передо мной, на стол опустились столовые приборы.
Я отхлебнул чай из чашки и глазами показал, что желательно разговор продолжить наедине.
Когда горничная вышла, прокурор поднял на меня тяжелый и недоверчивый взгляд.
— Так, чем вызвана необходимость такой срочной встречи?
— Покушение на Временное правительство, которое, возможно, произойдет сегодня…
— Вы отдаете себе отчет…
— Отчет я отдаю, но вы, как опытный юрист, должны понимать, что сведения, полученные оперативным путем, точными и полностью достоверными быть не могут. Есть информация, что группа молодежи — активистов одной из левых партий, собираются совершить покушение на членов Временного правительства, с целью устранения препятствий для перехода власти в руки членов Петро совета.
— Господи, какая чушь. Да, Львов с Керенским, уже устали уговаривать членов Петросовета…
— Это вы знаете, я знаю, а молодые люди, которые в феврале — марте не настрелялись, считают, что надо просто перестрелять министров-капиталистов и все…
— Что все?
— Все — это значит, что все будет хорошо, абсолютно все.
— Господи, надо же звонить во дворец, чтобы усилили охрану…
— Не надо, по-моему, никуда звонить. У этой группы во дворце сторонник, да и репортеры из всех газет там сейчас, почти круглосуточно, «пасутся». Если информация просочится, то мы «засветим» моего агента, и террористы просто перенесут место и время покушения, и не факт, что мы что-то узнаем о следующем покушении.
— Хорошо, но что вы предлагаете?
— У меня под вашими окнами стоит грузовик с отрядом отлично подготовленных бойцов. Вы должны провести их, как можно более скрытно, в задние комнаты зала заседаний, и сами находится во дворце, но подальше от комнаты, где проходит заседание правительства, чтобы, когда все случится, сразу же возглавить расследование.
Глава 11
Глава одиннадцатая.
«Арестовать десять министров капиталистов.»
Первомайский лозунг 1917 года.
— Но почему нельзя предотвратить нападение? Поставить ваших людей на входе?
— Да потому же — боевики увидят посторонних людей у входа и откажутся от нападения.
— Но….
— Господин прокурор, времени у нас очень мало, нам еще выдвигаться на место, заранее занимать позиции.
— Нет, я не могу согласится с вашим планом. Если можно предотвратить нападение, его надо предотвратить.
Самым большим желанием моим в этот момент было стукнуть прокурора столицы по голове и прикопать, где-нибудь, на Марсовом поле, среди жертв Революции. С его понятиями о чести и законности, объяснить, что половина министров мне на хрен не нужны живыми, а вот как жертвы левого террора они вполне удобны.
— Господин прокурор, я могу предложить вам только один выход из создавшегося положения — выдать министрам пуленепробиваемые кирасы под одежду, и проинструктировать, чтобы падали под стол, как только что-то пойдет не так.
Потеряли час, пришлось заезжать на базу, брать еще дополнительный комплект кирас на министров-капиталистов, после чего спешить к Мариинскому дворцу. Провели нас через заднее крыльцо дворца, где принимали дрова, продукты и прочие хозяйственные грузы. В отличии от парадного входа, здесь было тихо, а на посту стоял одинокий юнкер, который по пропуску городского прокурора впустил во дворец пятнадцать человек военных, со странными мешками.
Перед парадным крыльцом дворца бушевала толпа, настроенная еще более агрессивно, чем вчера. К плакатам «Нет войне!» и прочим, пацифистского содержания, прибавились совсем другие лозунги — «Смерть убийцам народа — Милюкову и Гучкову», «Штык в пузо министру-толстопузу».
Меня с бойцами провели в какую-то комнатку без окон, но со столом, несколькими стульями и небольшим диванчиком, прокурор куда-то исчез, чтобы берез пятнадцать минут появится в сопровождении двух мужчин, которых я узнал — Председатель правительства и внутренних дел, а значит мой прямой начальник, князь Львов и министр юстиции Керенский.