Искусство его произвело на меня большое впечатление. Когда контрада поравнялась с моим балконом, барабанщик ушел внутрь колонны и выбил дробь — сигнал для контрады остановиться и продемонстрировать шандиерата — искусство размахивать флагом. Джулио и его напарник повернулись друг к другу лицом, подбросили флаги в воздух футов на тридцать и поймали их за древки. Похоже, это показалось им слишком просто: они повернулись спиной к падавшим флагам и снова их поймали. Затем они прокрутили их между ног и бросили друг другу. Их разделяло расстояние в двадцать футов. Я перевел взгляд: Кампо окружили взлетающие флаги. Все контрады остановились в этот момент, демонстрируя свое искусство.
Очаровательно выглядели юные пажи. Создав двойную цепь, они встали плечом к плечу со сплетенной из вечнозеленых растений веревкой. Так отделили они десять соревнующихся контрад от тех, кому в скачках участвовать не придется. Я удивился, увидев шесть рыцарей в боевом облачении, ехавших верхом с опущенными забралами. Мне сказали, что они представляют шесть мертвых контрад: «Медведя», «Гадюку», «Льва», «Петуха», «Меч» и «Дуб». «Если контраде в течение пятидесяти лет не удается завоевать Палио, — объяснил кто-то, — она должна умереть».
Парад занял два часа. Затем наступил великий момент: под колокольный перезвон на площадь въехала священная колесница. Ее тянули четыре белых вола. Впереди развевался палио — длинное шелковое полотнище с вышитым на нем в овале изображением Пресвятой Девы. Запели трубы, зазвучали фанфары, зазвонил колокол, загремели барабаны. Белые волы, легонько покачиваясь, невозмутимо шли вперед.
Когда с площади ушла последняя контрада, десять грубых лошадок, каждая со своим жокеем, подлетели к стартовой веревке. На жокеях были шлемы и костюмы цветов своей контрады. Каждый наездник сжимал в руке кнут, тот самый пресловутый нербо. Согнувшись над холками лошадей, жокеи свирепо поглядывали друг на друга. Толпа, которая уже два часа ревела и успела охрипнуть, теперь словно сошла с ума. Раздался хлопок, и из старинного стартового пистолета вырвалось черное облачко дыма. Веревка упала, и лошади сорвались с места, одна помчалась не в ту сторону. Жокеи заработали кнутами. Они завернули за угол и помчались под гору по виа Сан Мартино. Раздался крик — две лошади умудрились врезаться в тюфяки, и ездоки распластались на песке. Восемь жокеев продолжали скачки. Шум стоял невообразимый. Впереди скакал фаворит. Я озабоченно искал глазами «жирафа». Маленький сицилиец вел себя по отношению к противникам жестко: охаживал кнутом любого жокея, пытавшегося его обойти. Одна лошадь неслась галопом без седока. Вдруг прямо подо мной начался переполох. Одна из лошадей врезалась в толпу, сбила с ног нескольких полицейских и многих зрителей. Жокей свалился на землю, а толпа, перескочив через барьер, принялась бить его и пинать ногами. Несчастный человек пытался руками защитить голову, а обидчики продолжали колотить его палками, кулаками и ногами.
— Они говорят, что он нарочно это сделал! — закричал мой сосед. — Они хотят его убить!
Потом я услышал, что соперник подрезал ему уздечку. Старый трюк! Победившая контрада от радости сошла с ума. Они целовали и жокея, и его лошадь. Подняли жокея на плечи и, если бы смогли, сделали бы это и с лошадью.
Нa Кампо вспыхнули споры и ссоры, которые не смолкнут до следующего Палио. Из хаоса злобных нападок и брани победители — ими стала контрада «гусей» — степенно прошли к священной колеснице, где городская администрация вручила им палио. Когда я смотрел на триумфаторов, на озаренные блаженными улыбками лица и светлые, падавшие на плечи волосы, мне казалось, что я вижу картины Дуччо или Лоренцетти.
С большим трудом пробился я к Палаццо Пубблико и увидел жарко споривших «жирафов». Джулио побелел от ярости.
— Эти паршивые «гуси»! Вы видели, что они сделали с лошадью «жирафа» на втором круге?!
Я предпочел уйти от разговора. Оглянувшись по сторонам, увидел мечи, шлемы и знамена, сложенные в склепе городской ратуши. Неподалеку готовились жарить вола. Сердце его уже насадили на вертел.
Весь вечер на улицах били барабаны. Мне сказали, что драк в этот раз случилось намного меньше обычного.
Квартиру свою после Палио я сдал и перешел в отель в контраде «гусей». Оттуда недалеко было и до старого фонтана Фонте Бранда, и до церкви Святого Доминика, и до дома святой Екатерины. Носильщиком в гостинице был счастливый «гусь», лицо его так и сияло, а вот официант шепотом признался мне, что он — «орел», жена его — «гусеница», и сейчас они в ссоре.
Дом, в котором родилась святая Екатерина, находился в ста ярдах от нынешней гостиницы, в лабиринте крутых улиц. На холм карабкаются красные черепичные крыши. На самой вершине стоит собор. Мне кажется, что это — самое красивое место Сиены. Улочки остались такими, какими знала их в XIV веке святая Екатерина. Должно быть, и ступени, ведущие к ее дому, те самые, на которых она, будучи ребенком, преклонив колени, славила Пресвятую Деву. Известно даже место, где она стояла в долине Фонте Бранда. Подняв голову, увидела вдруг Христа. Он сидел на троне, над церковью Святого Доминика, и улыбался ей с небес. Екатерине было тогда шесть лет.
Много духовных восторгов испытала святая Екатерина в том высоком храме. Однажды утром бродил я вокруг сложенного из красного кирпича здания и все не решался пойти и взглянуть на череп и палец святой, которыми как величайшей реликвией владела церковь и о чем с гордостью объявляла на трех языках. Интересно, что сказала бы об этом сама святая Екатерина, ненавидевшая, презиравшая и подавлявшая свою плоть, жившая лишь духовными помыслами. Иногда после причастия она несколько часов пребывала в трансе. Екатерина способна была жить на святых дарах, так как желудок ее не принимал другой пищи. Как и многие святые, она стыдилась собственной эксцентричности и иногда, дабы избежать досужих разговоров, пила на людях воду и съедала несколько ложек еды, но при этом испытывала огромные физические страдания. Она сказала своему духовнику и биографу Фра Раймондо, что труднее ей было не спать, чем не есть. И все же подавила она и эту «слабость»: за двое суток спала лишь полчаса, все остальное время проводила в молитвах.
Полный рассказ о ее аскетизме приводит в изумление. Она наказывала себя, если испытывала страх или отвращение. Умерла она в тридцать девять лет от полного физического истощения. Это маленькое бедное тело, как сказал о ней один из ее последователей, вело переписку с папами, императорами и королями. Благодаря ее моральной силе произошло великое историческое событие — возвращение папства из Авиньона в Рим.
Мне показали ее голову за позолоченной решеткой. Полагаю, это не подделка, так как имеется свидетельство о том, что перед похоронами Екатерины в римской церкви Санта Мария сопра Минерва, там, где и сейчас под алтарем лежит ее тело, вернее, то, что от него осталось, Фра Раймондо послал в Сиену эту реликвию вместе с пальцем. Череп склеили пластырем, но выглядит он не так ужасно, как находящийся в этой же церкви скелет Андреа Галлерани с искусственными цветами в ушах.
Более приятным я счел единственный прижизненный портрет святой Екатерины, написанный ее последователем, художником и политиком Андреа ди Ванни. На старинной доске шесть сотен лет назад написана бледная, призрачная фигура в доминиканской рясе с лилией в сгибе левой руки. Правой рукой она благословляет коленопреклоненную женщину. Потрескавшаяся краска сохранила свет души в странном, углубленном в себя лице святой, в нем чувствуется нечто нереальное, печальное и глубоко трогательное. Я читал, что великие ученые и теологи того времени пытались иногда развенчать ее, найти в ней какие-то недостатки, но стоило им повидать ее, поговорить с ней, и они убеждались в ее святости.
Дом из красного кирпича, в котором родилась святая Екатерина, находится совсем рядом. Сейчас из него сделали несколько часовен. Изменять его облик начали еще во времена Ренессанса: пристроили очаровательную маленькую лоджию к первому этажу. Отец был преуспевающим красильщиком, и дом ему требовался большой, потому что Екатерина была его двадцать пятым ребенком. Жаль, конечно, что дом изменился, хотя мне показали маленькую келью, где в детстве спала святая и где она молилась. Родители ее были убеждены в том, что дочь их слышит неземные голоса. Показали мне флакон с Уксусом: она пользовалась им, когда ухаживала за чумными больными. Сохранилась ручка от трости, кусок власяницы и ткань, в которую завернули голову, присланную из Рима.
Будучи человеком земным, я чувствовал, что соприкоснулся с чем-то непостижимым, и в то же время испытывал странный восторг, словно стоял рядом с мощным источником божественной силы на пороге постижения тайны.
Некоторые фрески и картины напоминают о политических достижениях святой. В ней — как, впрочем, и у многих святых — гармонично сочетались высокий дух и здравый смысл. Однако более всего меня потрясло то, что выросшая в глухом квартале Сиены дочь красильщика давала советы городам и диктовала римским папам план их действий. Человек, отрекшийся от мира и умертвивший свою плоть, крепко держал в руках земные дела.
«Умоляю вас, Ваше Святейшество, во имя распятого Христа, поторопиться, — писала она Григорию XI, когда тот колебался между соблюдением интересов Франции и желанием вернуть папский престол в из Авиньона в Рим. — Свершите обман ради святого дела, — продолжила она, — пусть они думают, что вы откладываете решение, а затем действуйте быстро и неожиданно…» А ведь это говорит святая Екатерина, а не Макиавелли. В другом настроении она обращалась к понтифику запросто, называла его «папочкой»: «О, мой милый, самый святой „babbo“».
Святая Екатерина не знала латинского языка, и, как и Данте, писала свои письма на тосканском диалекте. Сохранилось около четырехсот писем. Иногда она писала их сама, но так как корреспонденция ее росла, диктовала письма своим адептам. Один из них описал, как святая порою диктовала троим молодым людям три письма одновременно — одно письмо папе, другое — Бернабо Висконти, а третье — обычному человеку. Диктуя, она часто закрывала лицо ладонями, потом поднимала глаза вверх, словно для вдохновения, а иногда, придя в восторженное состояние, диктовала быстро, фразы изливались потоком. В такие трудные моменты молодые люди переставали писать и недоуменно переглядывались, а потом, обращаясь к святой Екатерине, спрашивали, кому из них в данный момент она диктует. «Дорогие сыночки, — отвечала она, — не беспокойтесь, вы совершаете свою работу по воле Святого Духа; когда письма будут окончены, мы узнаем, как слова эти совпадут с нашими намерениями, а затем увидим, как все оформить». И в самом деле, после сортировки оказывалось, что слова относятся к трем разным письмам. Другой свидетель отмечал, что святая Екатерина диктовала быстро, без пауз, словно бы читала книгу. Почти все ее письма начинались словами: «Во имя распятого Иисуса Христа и Святой Марии» и заканчивались так: «Иисус святый, Иисус любимый». «Любовь несет душу так же, как ноги несут тело» — это одно из ее высказываний.